Геном Ифрита
Шрифт:
Падишах обернулся, увидел жену, чьих шагов не услышал, будучи полностью погруженным в невеселые раздумья.
— Это ты, Тиана? — коснулся губами виска женщины. — Я не слышал, как ты спустилась. Иди наверх. Призови служанок и нарядись к сегодняшнему вечеру. Сегодня будет праздник! А завтра, — Камиль вздохнул, — мне снова предстоит отправиться в путь! Прибыл гонец из соседнего государства и призывает нас на помощь!
— Как?! Опять?! — Тиана припала к груди мужа. — Почему соседи не могут сами решать свои проблемы?! Почему ты должен воевать вновь и вновь, отстаивая безопасность чужого народа?!
— Ты знаешь почему, —
— Но я боюсь оставаться одна, — голос Тианы звенел от сдерживаемых слёз. — Каждый раз, когда ты покидаешь тех, кто тебя любит, кто предан душой и сердцем, пустыня и тот, кто ненавидит нас, подходят все ближе и ближе. Однажды вернувшись, ты не увидишь ни города, ни меня, ни подданных! Всё поглотит безбрежный песок!
— Этого не случится, — увещевал женщину Камиль. — Дервиши и маги сумеют справиться со злом. Не позволят ему прорваться сквозь джунгли! — прижал жену к груди. — А я постараюсь вернуться как можно быстрее!
Пара стояла у высокого бортика колодца. Тиана с опаской ткнула пальцем в то, что находилось на дне:
— Я надеюсь, что это и тот, кто к нему прорывается, не смогут воссоединиться никогда!
— Я тоже на это надеюсь, — вздохнул падишах. — И сделаю все от меня зависящее, чтобы воспрепятствовать возрождению ужаса! — подтолкнул жену к лестнице, ведущей наверх: — А теперь иди. Мне нужно остаться одному и немного подумать.
Шорох шелковых юбок и нежный звон драгоценных браслетов вскоре стих, и Камиль остался один на один с тем, что сейчас называли Сердцем Города. Хотя, много веков назад сердце это принадлежало другому и билось совсем в иной груди.
Падишах, уже собравшись последовать за женой, по причине не понятной самому, обернулся к колодцу, склонился над бездной и почувствовал, как его снова закрутила спираль неведомого потока и увлекла вниз.
Падишах не понял, как упал на каменный пол рядом с колодцем. Не почувствовал ни холода камней, ни опустившегося на лицо клочка паутины, сорванного с высокого потолка незнамо чьей рукой…
Торса-ле-Мар
Мужчина вздрогнул, словно не желая принимать возвращение на набережную из чудесного города.
Но рядом с ним слева от скамьи уже несколько минут стоял охранник и чуть слышно покашливал, стараясь привлечь к себе внимание:
— Хозяин, вам пора, — он не сразу отважился нарушить покой того, к кому обратился. Его глаза тоже скрывались за солнцезащитными очками, со стеклами такими черными, что рассмотреть за ними хоть что-то было невозможно.
Первый мужчина едва заметно пошевелился. Вздохнул. Резко встал. Не глядя на второго, зашагал к ступеням, ведущим от набережной вниз. К причалу, где покачивался на волнах небольшой катер.
Не замедляя шага, одним прыжком преодолел узкую кромку воды, оказавшись на борту судёнышка. Обернулся к следующему за ним второму мужчине.
— Отдай швартовые и поднимайся на борт, — добавил, глядя как сопровождающий ловко сматывает с кнехта пеньковый конец. — Я сам поведу.
— Как скажете, хозяин, — сопровождающий так же быстро и ловко оказался на борту катера, который, вздыбив пенный бурун, рванул куда-то в море.
Отдыхающие проводили быстро удаляющееся суденышко ленивыми взглядами. Им было невдомёк,
что швартоваться в этой зоне позволено только избранным. И, конечно, никто не знал, кем был тот, что встал у штурвала.Глава вторая. Торса-ле-Мар
— Камиль! Ну как так можно?! — навстречу мужчине спешила молодая девушка. — Гости уже несколько раз спрашивали о тебе! Нельзя оставлять в одиночестве тех, кого сам же и пригласил! — тонкие руки обвили шею мужчины. Полные, хорошо очерченные губы, впились в рот поцелуем.
Мужчина, владелец яхты, к которой пришвартовался катер, недовольно поморщившись, расцепил объятие.
О каком одиночестве может идти речь, когда к твоим услугам штат прислуги и компания таких же, как и ты, скучающих бездельников, числом не меньше двух десятков?!
Для каждого из гостей на яхте предусмотрена отдельная каюта. Каждый может пригласить с собой спутника или спутницу. Правда, для сопровождающего отдельной каюты не полагалось, а потому коль скоро во время путешествия в паре возникала размолвка, искать выход из щекотливой ситуации им приходилось самим. Иногда случалось так, что прибывшие на борт в паре перед отплытием, заканчивали вояж с совершено другим спутником.
Или спутницей.
Никто даже и не подумал бы следить за моральным обликом гостей или, еще хуже, осуждать их за смену ориентации, что случалось, правда, не часто, но все же случалось.
— Иди к гостям, Мессалина, — владелец яхты развернул девушку к себе спиной и легко подтолкнул к трапу, ведущему на верхнюю палубу, откуда слышалась музыка, смех и говор. — Скажи, что я скоро буду. Сейчас мне нужно переговорить с капитаном. — И отправился в противоположном направлении, бросив через плечо стоявшему в метре от пары охраннику: — Передай капитану, что я жду его в каюте.
— Сделаю, хозяин! — отрапортовал охранник.
«Конечно, сделаешь!» — поморщился Камиль.
Войдя в свою каюту, владелец яхты, словно обессилев, упал в кресло.
Подумал о том, что поступил правильно, переместив панель управления в один из ящиков стола. Открыв его, нажал несколько кнопок.
Французские жалюзи на иллюминаторах сомкнулись, погрузив каюту в приятный полумрак.
Где-то под потолком загудел кондиционер, послав в помещение поток прохладного воздуха.
Спинка кресла слегка откинулась назад, выдвинулся спрятанный в ней подголовник, приподнялась стойка для ног.
Камиль расслабился и прикрыл веками глаза.
Со стороны могло показаться, что он задремал, но это было не так. Мужчина чутко прислушивался к звукам, едва слышным в каюте, и тотчас привел спинку кресла в вертикальное положение, едва раздался лёгкий стук в дверь.
— Входи, Раджаб! — произнес, не сомневаясь в том, кто к нему пожаловал.
Вид вошедшего не вызывал сомнения в том, что он выходец с Востока. Смуглое лицо, в обрамлении иссиня-черных прямых волос, большие, слегка выпуклые карие глаза, тонкий хрящеватый нос, который принято называть орлиным, трехмиллиметровая полоска усиков над верхней губой хорошо очерченного рта. Пожалуй, только мягкий, немного скошенный, подбородок, мог вызвать сомнение в мужественности и решительности того, кто был капитаном на этом великолепном судне. Но все сомнения развеивались в миг, едва сомневающийся, на свою голову, имел неосторожность познакомиться с капитаном поближе.