Георгий Брянцев По ту сторону фронта

— Еще этого не хватало! — возмутился Пушкарев. — Вы как маленькие дети. Честное слово! Вы думаете, что мои обязанности заключаются в том, чтобы руководить, сидя вот здесь, в лесу.

— В твоем распоряжении есть коммунисты, — бросил Зарубин.

— Ну и что? — спросил Пушкарев.

— Это твоя армия…

— Хм… А как посмотрят партизаны, например, на тебя, Валентин Константинович, если ты никогда сам не будешь водить их на боевые операции? А? Что они скажут о тебе? Что они подумают о таком командире?

— Я — дело другое, — сказал Зарубин.

— Я — тоже другое, — возразил Пушкарев. — Что это за партийный руководитель, которого народ и в лицо не видел? Нет, друзья, вы не правы. И бюро вам скажет то же самое. Многолетняя борьба нашей партии, жизнь ее вождей учит нас другому. Подумаешь, товарищу Пушкареву опасно-де появляться в народе, это, мол, связано с угрозой для его бесценной жизни! Скажите, пожалуйста! Нет, давайте не будем заниматься глупостями и прекратим раз и навсегда подобные дискуссии. Лучше подумаем, кто со мной пойдет. Уйду я на недельку, не больше. Возьму, во-первых, деда Макуху, — его никто не заменит. А остальных двух выделяйте по своему усмотрению.

…Через час две группы покинули лагерь. В одну сторону отправились верхами посыльные к Якимчуку, в другую — Пушкарев в сопровождении трех партизан.

Погода не улучшалась. По-прежнему стоял густой туман, падал снег вперемежку с дождем. На проселочных и лесных дорогах стояла невылазная грязь.

— И куда его только понесло? — сказал Зарубин, когда коренастая фигура Пушкарева скрылась из виду. — До чего же беспокойный человек! И этого старика Макуху все таскает с собой. Замучил его окончательно.

— Ну, это ты брось, — возразил Добрынин. — Макуха сам кого угодно замучит. У него энергии, что у молодого. Они друг другу под стать. Что Иван Данилович, что Макуха. Оба неугомонные.

— Кстати, Федор Власович, кем был до войны дедушка Макуха? — спросил Зарубин, входя в землянку. — Ведь ты его давно знаешь?

— Командиру положено знать своих солдат, — подмигнул Добрынин. — А такого, как дед Макуха, тем более. Преинтересный человек!…

Добрынин с удовольствием принялся рассказывать о деде Макухе. Знает он его давно. Макуха — старый кадровый рабочий, стеклодув. Вместе они работали на стекольном заводе. Года за два до войны Макуха похоронил свою жену. Она тоже работала на заводе — вахтером в проходной. Была у них единственная дочь, дали они ей образование, она стала инженером-химиком, вышла замуж. В начале войны она погибла вместе с мужем от немецкой бомбы.

Макухе предлагали эвакуироваться вместе с заводом, но он наотрез отказался. Заявил, что будет партизанить. Переубедить его в чем-либо очень трудно. Если что вбил в голову — сделает по-своему.

Плохо только, что Макуха не учился и остался малограмотным. И нельзя сказать, чтобы он не желал учиться, — просто не клеилось у него дело с учебой. «С науками у меня разногласия», — часто говаривал сам дед.

Малограмотность, конечно, мешала ему стать передовым человеком в полном смысле этого слова. Он и сам это чувствовал. Но рабочий он был примерный и достигал многого упорством, природной смекалкой, большим опытом.

В партию Макуха вступил давно, в девятнадцатом году, а сторонником большевиков стал еще раньше, в годы Первой мировой войны, на фронте.

В семнадцатом году военно-полевой суд приговорил Макуху к расстрелу, но товарищи помогли ему бежать. Судили его за нанесение оскорбления царскому офицеру, какому-то штабс-капитану. Тот на глазах у Макухи стал избивать своего денщика, а Макуха не стерпел, вступился и основательно потрепал офицера.

В годы Гражданской войны Макуха служил в Красной армии. Белогвардейцы однажды схватили его под Ростовом при попытке пробраться в город для связи с подпольщиками. На допросе он ничего не сказал, хотя его жестоко избивали. Когда его повезли на расстрел, он бежал, на этот раз сам, безо всякой помощи, воспользовавшись тем, что его не связали.

— Вот он, значит, каков, дедушка Макуха! — сказал Зарубин, выслушав рассказ комиссара. — Теперь ясно, почему Пушкарев его постоянно с собой берет…

4

Партизаны, посланные к Якимчуку, вернулись на третий день вечером. Якимчук прислал с ними письмо, где отвечал на все вопросы. Он писал: «Эшелон готов к отправке на завтра. Состоит из двадцати семи вагонов. Первый вагон — с охраной. Солдат приблизительно человек двадцать. В трех вагонах около ста мужчин. В каждом вагоне вооруженный солдат. Дальше идут платформы, нагруженные разбитыми самолетами и танками. Машинист наш. Пароль: "Брянск". На паровозе одна фара будет гореть даже днем. Встречайте на подъеме, за тридцатым километром. При въезде на тридцатый километр машинист даст четыре коротких гудка. Учтите, что между двадцать девятым и тридцатым километром есть бункер с немецкой охраной».

Зарубин посмотрел на часы. Стрелка подходила к девяти. Составили расчет времени. Наметили на карте маршрут движения. Потом Зарубин приказал накормить партизан и готовиться к выступлению.

…Буран, хозяйничавший в лесу двое суток, прекратился внезапно в полночь, когда отряд остановился на отдых у лесной опушки.

— Какая красота! — произнес Зарубин, оглядываясь вокруг и шумно вздыхая.

На очистившемся небе мерцали ясные звезды. Свежевыпавший снег, сухой, пушистый, покрыл толстым слоем землю, замел все дороги, тропы.

Партизаны развели костры и суетились вокруг них, подвешивая на треногах котелки со снегом. Отогревали банки с консервами. В лесную тишину ворвался шум голосов, смех. Дрожащее пламя костров тянулось вверх, с треском разбрасывая вокруг снопы искр. Отсветы огня трепетали на вороненой стали пулеметов и автоматов.

До железной дороги оставалось восемь километров.

— Можно поспать, — распорядился Зарубин.

Вокруг костров быстро вырастали постели из хвои. Командиры собрались в сторонке, возле Зарубина.

— Селифонов!

— Слушаю, — отозвался тот, подходя к Зарубину.

— Люди готовы?

— Готовы.

— Кого берешь с собой?

— Все отделение Грачева.

— Веди прямо на бункер. Надо охрану убрать без шума. Полотно разберешь после того, как пройдет нужный нам эшелон. Он будет идти с одной фарой и на тридцатом километре даст четыре коротких гудка. Проверь на всякий случай, не идут ли от бункера телефонные провода. Инструмент взял?

— Взял. Два лома, ключи и все прочее.

— Поднимай ребят и веди. Когда уберешь охрану, ко мне пришли связного.

— Все понятно.

— Действуй.

Через несколько минут группа Селифонова тронулась в путь, потянув за собой волокуши с инструментом.

— Кого ты посылаешь? — спросил Зарубин Рузметова.

— Багрова и с ним пару бойцов.

— Опять Багрова, — поморщился Зарубин.

Рузметов пояснил, что еще в лагере получил приказание выделить лучшего подрывника, а Багров и есть лучший.

Зарубин не питал симпатии к Багрову, — его пугало прошлое этого партизана, но на доводы командира взвода он не возразил.