Гербарий
Шрифт:
– Привет, Люся! – девушка в платье попугаями кинулась её обнимать.
– Привет, Света и… – Люся вопросительно посмотрела на гостью в платье с ананасами, которая была здесь впервые.
– Лиза.
– Рада познакомиться! Проходите. Супчик будете?
– Будем! – ответила Света.
Люся ушла, по-видимому, на кухню.
В квартире густо и сладко пахло пряностями.
– Какой ещё супчик? – спросила Лиза в крайнем недоумении.
– Увидишь. – улыбнулась Света.
Хозяйка вернулась с подносом, на котором стояли две поллитровые суповые чашки, до краёв наполненные горячим глинтвейном.
– Угощайтесь, вы сегодня первые!
Люся снова ушла хлопотать на кухню.
– Ну что, за сессию? – предложила тост Света.
– За сессию! – поддержала Лиза.
Глинтвейн оказался напитком богинь.
Из соседней комнаты слышались гитарные переборы, голоса, смех. Через каждые пять минут приходили новые и новые гости, здоровались, садились на диван, получали свою порцию «супчика».
– Ну что, мы готовы! – раздался голос из приоткрытой двери, и все потянулись в «концертный зал». В нём царил полумрак, только «сцена» тускло подсвечивалась. Гости разместились на многочисленных стульях, табуретках, подушках, а кто-то и вовсе на полу.
Гарик Спичка оказался каким-то несуразным парнем с откровенно детской физиономией, бледно-зелёным «ирокезом» и красивым, высоким голосом, а Гриша Низовцов – в меру мужественным, в меру «сладеньким», с крепкими руками, на которых самым соблазнительным образом выступали вены, одухотворённым лицом с правильными, благородными чертами – настоящий лапочка по формуле Светы Янковской. Лизе Фельдман неизменно нравились другие парни: тощие, бледные, длинноволосые, и обязательно с каким-нибудь изъяном вроде картавости или пары отсутствующих передних зубов. Света регулярно подшучивала над странными вкусами подруги и грозилась подыскать ей в женихи зомби-наркомана.
Музыканты начали играть вроде бы знакомую песню, но Лиза никак не могла её узнать до тех пор, пока не прозвучала строчка «Мы уйдём из зоопарка!» 1 , которую подхватили все зрители. Потом «хохлопанк» пел и вовсе неизвестные Лизе песни – видимо, собственного сочинения, а в перерывах много и несмешно шутил, демонстрируя типичный украинский говор.
– А сейчас наш замечательный басист, человек и пароход Григорий Низовцов исполнит песню великого омского гения! – объявил Гарик.
1
Автор песни – Егор Летов.
«Сахарный говнарь» начал играть вступление, а потом запел:
«Лучезарный вселенский поток,
Бьётся, долбится в потолок…»
Голос Гриши и был тем самым лучезарным вселенским потоком – чистым, светлым, затягивающим. Лиза посмотрела на Свету. Она сидела, словно загипнотизированная, ни на секунду не отрывая взгляда от исполнителя, а её губы беззвучно шевелились, произнося :
«… Рвётся, бьётся, наблюдается
Из моего отдельного
углаЧерез моё отдельное окно
Из моего отдельного меня…» 2
Когда песня закончилась и аплодисменты смолкли, Гарик крикнул «Перекур!» Народ потянулся на балкон. Каково же было изумление Лизы, когда в их числе она увидела того самого парня из училища, по фамилии Шишкопар! Должно быть, он пришёл позже и сидел в тёмном углу. Лиза устремилась за ним.
– Надо же! И тут люди из Рериха! – сказал Шишкопар, очаровательно картавя.
2
Автор песни – Егор Летов.
«Божечки, моё сердечко!» – пронеслось в голове у Лизы, а вслух она ответила:
– Да! Мы – как иллюминаты, везде!
После чашки «супчика» она сделалась совершенно пьяной.
– Господин Шишкопар, – обратилась Лиза к похитителю своего сердечка, – позвольте поинтересоваться, каково ваше происхождение?
– Попробуйте угадать! – ответил он и хитро улыбнулся.
– Вы из алеутов?
– Нет.
– Кумыков?
– Отнюдь.
– Караимов?
– Опять мимо.
Студентка с неприкрытым интересом разглядывала своего собеседника. У него действительно была крайне загадочная внешность: бледная кожа, светло-русые волосы до плеч и тёмно-карие, почти чёрные, глаза. А ещё от него чертовски приятно пахло апельсинами, и Лиза неосознанно придвинулась ближе.
– Сдаюсь!
– Я из донских казахов.
– Надо же! А как ваше имя?
– Иннокентий.
– Странное имя для казаха. Тем более для донского.
– А вашим происхождением, Елизавета, можно поинтересоваться? Откуда такая фамилия – Фельдман? Ви таки евгейка?
– А таки шо? – Лиза попыталась в ответ изобразить еврейский акцент, но в тот же миг спохватилась, – откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Да так, – Иннокентий подмигнул ей, – наслышан.
Все, кроме них, уже ушли с балкона обратно в комнату.
– Моя прабабушка была немкой. Меня назвали в её честь.
– Здесь должна быть шутка про фашистов!
– Все фашисты – фетишисты!
Молодой человек рассмеялся.
– Почему?
– Потому! Ты их форму видел?
Обмен шутками плавно перетёк к предложению не оставаться на второе отделение, а пойти прогуляться, а предложение прогуляться – в прекрасную идею заехать домой к Лизе. В автобусе она так сладко задремала на плече у Иннокентия, что чуть не пропустила нужную остановку.
– Пойдём через тот двор, – сказала Лиза, когда они всё-таки вышли в правильном месте, – я наберу одуванчиков.
Пьяные, хохочущие над очередной шуткой про фашистов, с пышным букетом жёлтых цветов, они ввалились в коммунальную квартиру на первом этаже. Лиза робким жестом пригласила Иннокентия в свою комнату – маленькую, тёмную, необжитую. У одной стены стояла кровать, а у другой – этюдник, планшеты, подрамники и клетка с толстой белой морской свинкой.
– Эта комната досталась мне в наследство от той самой прабабушки, я сюда недавно въехала. А свинозавра зовут Вольдемар, можно просто Вова.
Конец ознакомительного фрагмента.