Герцеговина Флор
Шрифт:
А я бы ответил, скажи.
И она бы сказала — ты!
Тогда я должен был бы спросить, который из нас двоих ей нужен. Тот, что танцует с ней в ресторане, или тот, что работает в нем?
Она пожала плечами, а я — промолчал.
Мы с Генкой стояли на балконе. Гешка курил. Я впервые видел его с сигаретой.
– Ты помнишь, я тебе рассказывал о девушке, которая мне очень нравится? Я даже говорил, что женился бы на ней, — Генка курил так, что с него можно было писать картину о пользе курения на свежем воздухе.
Я помнил. Действительно, Генка когда-то рассказывал мне, что где-то учится девушка, в которую он влюблен.
– Не Вика, а Вита.
– Интересно. Бывают же такие совпадения.
– Это не совпадение. Это она.
Ну да. Она мне только что говорила, что Генка ухаживал за ней. Но мало ли за кем он ухаживал.
– Так, как за ней — больше ни за кем.
Прекрасно! Что я должен был теперь делать? Сигануть с этого балкона? Разбиться в лепешку?
Скрыться с глаз? Уйти в монастырь? Или… Ре-минор. Не спеша.
Уйду о дороги — таков закон.
Третий должен уйти…
Динь-динь, динь-динь — рында корабельная.
Добавляет печали.
Но позвольте! Ведь для меня она тоже — девушка из мечты. Из моей. Я вовсе не собирался красть ее из Гешкиных грез! Так получилось! Жизнь. И потом, она только что сказала, что именно я ей нужен, а не Гешка. Как бы красиво и печально ни курил он здесь, на балконе.
Вообще сцена получалась хоть куда! Ставь камеру и снимай. Двое старых друзей, готовых чуть ли не к дуэли. Того и гляди выбежит девушка, заламывая руки, охнет театрально, и прогремит где-то за кулисами выстрел из стартового пистолета. Потом, под аплодисменты, один из них начнет медленно опускаться на пол, держась за поручни балкона. Охи, ахи.
Какой конфуз! Какой конпроманс!
Или что-то в этом роде. Дамы вскрикивают в массовке.
Мы ушли.
С Витой. Остальные продолжали гулять. Илик заказывал песню за песней местным лабухам, Кырла налегал на коньяк, а Гешка бросился в объятия одной из его многочисленных поклонниц, коротавших вечерок именно в этом кабаке.
Весна бродила по городу. За это время: я почти забыл, что могут быть свободные вечера; что может не быть дороги до Черногорска, известной до бугорка, что можно просто стоять у ее подъезда и говорить:
– До завтра…
И держать ее за руки.
Я почти забыл себя таким, каким был в этот вечер. Я забыл почти все слова, которые обычно говорят в такие минуты. И потом, я не хотел врать. Поэтому молчал.
– Я все знаю, — сказала она. — Генка все рассказал.
– Когда?
– Когда мы танцевали.
Ничего особенного не произошло. Ничего не взорвалось, никто не упал в обморок, не громыхнул гром. Мы по-прежнему стояли рядом, нас не разбросало взрывной волной.
– И что ты скажешь?
– Ничего. Работа как работа, жаль только — выходных мало.
И здесь в разговор встрял тот, который молчал почти весь вечер.
– Скоро будет еще меньше, — ляпнул он.
Приближалось лето. Лето в ресторане на берегу моря — это почти как осень в колхозе. Пора косить. Собирать урожай. Он это знал. Тот, что ляпнул. И я это знал, тот, что держал ее за руки. Мы все это знали.
Потом мне стало понятно, что, начиная с того вечера, я начал терять ее. Просто я должен был что- то сделать. Жениться. Украсть. Познакомиться с родителями. Не знаю что. А я — ушел.
– Позвоню… — сказал я.
И ушел.
Наш «жучок» остановился возле
ресторана, и ни мы, ни Саша не могли сдвинуть его с места. У него что-то перекосило в моторе, что-то там выбило и что-то потекло. Было решено переехать на курортный сезон в Черногорск. Директор отписал нам под жилье чердак стоящей на берегу озера шашлычной. Три дня мы приводили комнату в порядок, а затем, отпраздновав новоселье, зажили в ней размеренной жизнью. Днем мы занимались «жучком». Откручивали гайки, разбирали какие-то детали, складывали в тряпочки под руководством Саши железные внутренности. Вечером — заколачивали бабки.Мы уже стали своими в этом городе. Знали всех посетителей в лицо и называли каждого названием песни, которую он заказывал.
Полковника — «Травы-травы».
Продавщицу мороженого — «Горький мед».
Приезжавшего два раза в год на лечение гостя с юга Леву — «Сигарета-сигарета».
Мы заранее знали сценарий каждого вечера, как Саша — составные части ступиц колес нашего «запорожца». Мы сразу выделяли наших клиентов из пестрой толпы курортников, зашедших просто перекусить. Буквально в тот момент, когда они переступали порог «Девятого вала». Мы определяли их по походке, по тому, как они делали заказ и выпивали первую рюмку. По спутнице, с которой он пришел в ресторан. Мы видели людей такими, какими они бывают только в те дни, когда приезжают отдохнуть и подлечиться на курорт.
Я чувствовал себя карусельщиком в парке.
Знал, на каком витке кому станет не по себе. Кто попросит остановить раньше времени. Кому эта карусель противопоказана. Одного я тогда не понимал, что сам катаюсь на ней, хотя давно уже должен был крикнуть:
– Остановите! Один из нас сойдет!
Карусель воспитывает чувство долга. Чувствуешь, что — долго, а сойти не можешь. Кто-то удачно пошутил, стоя на площадке аттракционов.
Уже было долго, а я не сходил.
Сидел и наблюдал.
Вошли трое мужчин. Новая партия желающих развлечься. Заранее заказали столик на шестерых. Значит, должны прийти и дамы. Сегодня их последний вечер в санатории.
Почему бы и не гульнуть?!
Женщины в вечерних платьях. Две из них по старинке пахнут «Красным маком». Третья — французскими духами — «Мажи нуар».
Черная магия.
Сегодня она обязательно пустит ее в ход. Буквально после второго бокала шампанского. Как она жила до этой поездки? Что видела? Старых друзей но праздникам и пьяного мужа — почти каждый день. Л оказалось, что есть другие мужчины. И другая жизнь. Вольная, легкая, в прекрасном южном климате. Здесь и шуба-то не нужна. А духи и платье, купленные в последний момент у местной спекулянтки, пригодились. Платье у нее тоже не простое, сработанное не в одном из многочисленных ателье города, а далеко-далеко за границей. О чем говорит большая черная этикетка, на которой вышито серебряной ниткой:
Made in Finland
И разговаривать с нами в течение всего вечера будет в основном она. И руководить застольем. Не явно, исподволь. Нет, водку они не пьют. Это в начале. Якобы… А потом в ход пойдет все. И водка, и вино, и мы… В том смысле, что она подолгу будет стоять у оркестра, с трудом удерживая равновесие:
– Ребята, что-нибудь для нас! Повеселее! Ну, мы же завтра уезжаем… Завтра же весь этот праздник растает!
Ну и что? Из нашего ресторана каждый день кто- то уезжает. Счастливо! Платок не забудьте. Он на стуле.