Герцеговина Флор

Это все так подумали.

– Только что из Италии, — сказал Илик, — с международного конкурса.

– А мы изволили ваш рояль выгружать из товарного вагона. С превеликим усердием и уважением, — сказал Кырла, бросая тряпку в ведро и по-женски вытирая руки о джинсы. — Как конкурс прошли-с?

– Блестяще, — скромно ответил гений, встряхнув головой.

В честь высокого гостя был дан завтрак из трех блюд.

1. Картошка вареная с куриным фрикасе с грибами. (Консервный вариант).

2. Салат из помидоров с маслом подсолнечным рафинированным. (Как сам высокий гость).

3. Чай с сахаром — бери сколько угодно, все равно взяли в ресторане.

Стол был накрыт на балконе, поэтому высокие завтракающие стороны одновременно могли наблюдать, как отдыхают широкие массы курортников. По всему чувствовалось, что Италия произвела на высокого гостя неизгладимое впечатление.

– Если бы мы еще там находились столько же времени, сколько оформляли документы! — периодически восклицал брат.

После его ярких рассказов вид, открывающийся с нашего балкона, стал казаться нам менее живописным. Итальянское небо оказалось более голубым, неаполитанское солнце светило ярче, а пицца не шла ни в какое сравнение с куриным фрикасе. После непродолжительного отдыха и лечения брат должен был отбыть в Москву для продолжения шлифования граней таланта.

Эх, люблю наших простых гениев!

Лето… Лето пронеслось, как один прекрасный день. Он был полон солнца, смеха и арбузов. Провели мы его на берегу моря. Дул вечерний бриз, оранжевое солнце наполовину уже было в море. Мы уплетали арбузы, купленные утром на маленьком черногорском рынке у корейцев. Там шла своя жизнь.

Рядом с корейцами инвалиды торговали желтыми целлофановыми кульками, на которых наша звезда эстрады улыбалась каждому, кто отдаст за пакет два рубля. Иногда на пакетах были темнокожие певцы с Ямайки. Но спрос на них был гораздо ниже. Потом, отложив свою долю, инвалиды отдавали выручку Юре — полнеющему молодому человеку из Днепропетровска, который сжигал вечера у нас в ресторане. Если они не сгорали, он заливал их шампанским, бросал немыслимые чаевые официанткам, заказывал песни без счета. Его бумажник не закрывался из-за туго набитых в него червонцев. Нам казалось, что Юра просто горел желанием как можно скорее избавиться от них. Именно поэтому официантки все бежали и бежали к его столу с полными подносами, а мы играли и играли, преданно глядя ему в глаза. Юра был королем Черногорска. Шпана всегда первой здоровалась с ним. Завсегдатаи ресторана старались попасть к нему в друзья и открыть дверь его «волжанки», в которой он частенько засыпал, не успев запустить двигатель. А сторож дядя Гриша всю ночь охранял его, забыв о вверенном ему объекте, потому что знал: Юра просто так этого не забудет. И все продавщицы универмага завидовали той, из отдела парфюмерии, которую он выбрал себе в подруги. Завидовали, потому что были дуры и на что-то надеялись, не зная, что к нему иногда приезжает женщина. И тогда они сидят в углу за столиком, и официантки никого к нему не подсаживают, и он не узнает тех, кого вчера угощал. А женщина всегда плачет и всегда просит об одном и том же.

Бросить все это.

Он же смеется ей в ответ и кричит нам, чтобы мы дали жизни.

– Жизни дайте, жизни!

И мы давали. А потом разбредались кто куда, потому что нас тоже любили продавщицы, и приезжие студентки, и чьи-то жены. Все они чувствовали себя участницами какого-то неведомого им праздника и плакали, понимая, что для них этот праздник закончился. А мы собирались на своем чердаке, чтобы упасть на раскладушки и заснуть под рассказы гениального брата о том, как в Италии развозят молоко по домам и ставят маленькие бутылочки перед входной дверью. А вкус у молока такой, какой нам и не снился.

И мне снилась та, которую я хотел бы видеть рядом всегда: и на чердаке, пропитанном запахом чебуреков, и в Италии, где у входной двери ставят маленькие бутылочки с молоком. А наутро все начиналось снова. Рынок, целлофановые кульки со смазанными силуэтами, арбузная скибка, разрывающаяся во рту тысячью сладких бомбочек, тарахтенье Илюшиной машины, эстрада, прощальный банкет, хмельной скандал и чья-то кровь у выхода.

Синие мигалки милицейских газиков.

И снова море, только ночное. Снова чьи-то губы, те же, что были вчера, но совершенно чужие. И ощущение, что меня увозят все дальше и дальше от места, где мне когда-то было хорошо.

Вслед за Илюшей купил машину Гешка. Нет, Гешка не мог позволить себе ездить за рулем «горбатого» или «чемодана». Гешке нужна была солидная машина.

Авто.

Он долго готовился к этому шагу, который одновременно был и шагом наверх, на следующую ступеньку построенной им социально-имущественной лестницы. Вначале он купил магнитофон к будущей машине. Потом спортивно-попугайскую куртку для машины. Потом золотую печатку для законченности линии руля машины. Когда все было готово, Гешка купил Авто. Новые «жигули». Те из женщин, кто еще не покорился гешкиным чарам, подняли руки вверх. Все потеряли голову.

Воды! Кричали все. Умираем! Тоже кричали. Хотим! Хотя бы покататься.

Гешка сидел за рулем так, что с него можно было писать картину о пользе сидения за рулем «жигулей». Глаза чуть-чуть прикрыты. Чуть-чуть. Самую малость. Вот так. Мест нет! На сегодня все билеты проданы. Вы приходите завтра! А вас прошу… Только дверью не хлопать. И не курить! Чехлы горят.

Она испуганно открывает дверь. Она волнуется. Забирается в машину, как в постель. Поехали!

Где-то за морем угасало лето, мы чувствовали, как галька на пляже вечерами становилась холоднее.

Осень началась с того, что наш директор приехал из кругосветного путешествия. Мы сидели в пустом зале ресторана, ожидая, когда он начнет делиться впечатлениями.

– Начинается клуб кинопутешествий, — сказал Илюша и, стрельнув папиросу в Фроловны, вышел покурить.

Директор протер скомканным платком тропическую лысину и начал:

– У них, на крайний случай, совсем не так, как у нас!

Все замерли, не понимая, в какую сторону клонит загоревший под экваториальным солнцем директор.

У них два танца танцуют, а потом — отдых! Потом, на крайний случай, опять два танца. Я, правда, внутрь не попал, валюты в обрез, но через окно смотрел. Задавайте вопросы!

Вопрос. Как это получается: вы — и через окно? Почему не объяснили, что тоже директор ресторана? Что хотелось бы в порядке обмена, так оказать…

Ответ. Да на хрена там нужны такие директора!

Пауза. Напряженная тишина. Растерянность.

Вопрос. А в каких городах бывали?

Ответ. Да во многих! В Осле, в Глазге был. На Елисеевских (очевидно спутал с известными гастрономами) полях гулял. Теперь улица такая длинная и бабы ходят, на крайний случай, в том, в чем у нас ночуют. И художники…

Реплика. Монмартр?

Ответ. Точно! И бабы, конечно, — директор оглядел наших официанток, с открытыми ртами глядящих на Монмартр и витрины парижских магазинов, махнул рукой и замолчал.

Вторым гостем нашего клуба неожиданно стал брат Илика с рассказами о жизни на Апеннинском полуострове. Видимо, живописный рассказ директора распалил в нем воспоминания об этой чудной поре его жизни.