Герцог полуночи

Они уже почти подошли к Пелем-Хаусу, и тут мисс Пиклвуд остановилась и с грустью посмотрела вверх, на величественный особняк.

— Остальное вы знаете. Бедняжка Мэри умерла вместе с герцогом, своим мужем. Вот так-то. Знаете, наше родство было дальним, очень дальним, но в детстве мы с Мэри были близкими подругами, поэтому я, как только узнала о трагедии, сразу же приехала. Вначале был период, когда вокруг толпились юристы и поверенные, и тогда я думала, что меня выгонят и найдут другую женщину для воспитания Геро и Фебы. Но потом Максимус снова стал разговаривать. Знаете, даже в четырнадцать лет у него были манеры герцога. Я показала ему письма, которыми обменивались мы с его матерью, и он принял решение, что воспитывать его сестер буду я.

Мисс Пиклвуд сделала паузу, чтобы перевести дыхание, и некоторое время обе леди молча смотрели на Пелем-Хаус. Наконец Артемис, не выдержав, проговорила:

— Вы сказали, что он… «снова стал разговаривать»?

— Да-да, — закивала мисс Пиклвуд. — Полагаю, теперь не многие это помнят, но Максимус был так потрясен смертью родителей, что на целых две недели лишился способности говорить. Несколько шарлатанов, которые приходили осматривать его, сказали, что трагедия повредила мозг и что он больше никогда не будет говорить. Вздор, конечно. Просто ему понадобилось время, чтобы прийти в себя. Он был совершенно нормальным мальчиком, просто очень ранимым.

«Мальчиком, который, придя в себя, уже был не просто мальчиком, а герцогом Уэйкфилдом», — подумала Артемис.

— Наверное, для него это было ужасно.

— Да, конечно, — согласилась мисс Пиклвуд. — Знаете, он ведь был свидетелем их убийства. Страшное потрясение для такого чувствительного подростка.

Артемис с любопытством посмотрела на пожилую леди. Ей казалось, что «чувствительный» — не самое подходящее слово для того, чтобы охарактеризовать герцога. Но, возможно, до трагедии он был совершенно другим человеком.

— Боже мой! — воскликнула мисс Пиклвуд. — Я совсем сошла с ума! Прошу прощения, дорогая. К сожалению, я иногда говорю не подумав. Я только хотела, чтобы вы поняли: между вами и мной не такая уж большая разница, просто мы находимся на разных этапах жизни. Я уже могу понимать соблазны нашего положения, а вы должны научиться не поддаваться им — ради собственного же блага.

— Спасибо, — поблагодарила Артемис, так как знала, что совет был дан из добрых побуждений.

— И я очень надеюсь… — мисс Пиклвуд откашлялась. — Надеюсь, что этот наш разговор останется между нами.

— Конечно, миледи, — ответила Артемис, и пожилая дама вздохнула с явным облегчением.

— Что ж, тогда давайте посмотрим, не приготовили ли для нас какие-нибудь напитки, — с улыбкой проговорила мисс Пиклвуд.

Артемис молча кивнула. И решила, что после этого разыщет Пенелопу. Ей было необходимо вернуться в Лондон, к Аполло… и к Максимусу.

А мудрый совет пожилой леди она решила оставить без внимания.

Вифлеемская королевская больница — или, как ее обычно называли, Бедлам, — являлась величественным памятником благотворительности. В отстроенном заново после великого пожара здании все было современным и роскошным — словно власти решили покрыть глазурью гниль внутри.

«Или сделать рекламу своему заведению», — цинично подумал Максимус, проскользнув в величественные главные ворота как раз в тот момент, когда часы пробили полночь. В эту ночь на нем снова был наряд Призрака Сент-Джайлза. Конечно, у него не было сомнений в том, что он мог бы добиться освобождения лорда Килборна как герцог Уэйкфилд, но это потребовало бы времени — времени, которого у безумца, по всей видимости, не было.

У него над головой, на арке ворот корчились две каменные фигуры — одна символизировала Меланхолию, другая — Буйное Помешательство; а перед ним протянулся огромный внутренний двор, в лунном свете казавшийся одноцветным. По праздникам двор и внутренние строения были наполнены экскурсантами — все они вносили небольшую плату, чтобы увидеть «развлечения» душевнобольных мужчин и женщин. Сам Максимус никогда тут не бывал, но достаточно часто был вынужден с отвращением слушать, как какая-нибудь светская леди описывала щекочущие нервы ужасы, которые наблюдала со своей лучшей подругой. В лечебнице содержались многие десятки несчастных — следовательно, ему требовался провожатый, чтобы найти Килборна.

Максимус прокрался к массивным парадным дверям и обнаружил их запертыми. На всех окнах были решетки, чтобы надежно держать пациентов внутри, но существовало несколько боковых дверей для доставки пищи — и, возможно, самих больных. Максимус выбрал одну из них и повернул ручку, но эта дверь тоже оказалась запертой. И тогда у него остался единственный очевидный выбор — он постучал.

После бесконечно долгого ожидания Максимус услышал шарканье, затем дверь распахнулась. На него, выпучив глаза, смотрел надзиратель в изрядно поношенном сюртуке и в мягкой шляпе.

— Ш-ш-ш… — Максимус мгновенно приставил ему к горлу свой короткий клинок.

Рот охранника превратился в удивленный овал, но он не издал ни звука. До этого охранник, вероятно, спал, так как в Бедламе, несомненно, не привыкли принимать посетителей среди ночи.

— Я хотел бы видеть лорда Килборна, — прошептал Максимус.

— Он в больничном изоляторе, — пролепетал охранник.

— Тогда отведи меня к нему. — Максимус приставил к его горлу кончик шпаги и добавил: — И имей в виду, не вздумай поднять по тревоге своих приятелей. Если мне придется пустить в ход оружие, ты будешь первым, кто простится с жизнью.

Надзиратель сглотнул, клацнув зубами, и энергично закивал, давая понять, что готов повести Максимуса в Бедлам. Тусклый фонарь, который он принес с собой, когда пришел на стук в дверь, теперь кое-как освещал широкий длинный коридор.

Слева находились окна с решетками, выходившие во внутренний двор, а справа — множество дверей, которые вели в темноту. В верхней части каждой двери имелось квадратное окно, защищенное перекрещенными прутьями. Коридор был наполнен исходившими от обитателей этого ужасного места тихими звуками — шуршаньем, вздохами, стонами и каким-то странным гулом, наводившим страх. Где-то раздался громкий голос — казалось, кто-то против чего-то возражал. Тяжелый воздух коридора был пропитан зловонной смесью запахов мочи, вареной капусты, щелока, сала и фекалий. Что-то в коридоре — и вообще в этом месте — вызвано у Максимуса ощущение дежа вю, но он не помнил, где мог видеть нечто подобное.

Они прошли уже почти половину коридора, когда позади них раздались шаги.

— Салли, это ты?

Охранник — очевидно, он и был Салли — остановился и обернулся. Максимус же опустил лицо к плечу, чтобы огромный нос его маски не был виден в профиль, и взглянул назад.

Человек, стоявший в другом конце коридора, с такого расстояния, конечно, ничего не мог толком разглядеть в полумраке.

— Помни, что я сказан тебе. — Под покровом своей накидки Максимус слегка ткнул охранника шпагой.

— Ридли, э-это я!.. — заикаясь, отозвался Салли.

— А кто это там с тобой? — поинтересовался Ридли.

— Мой брат Джордж. Он пришел выпить со мной, — нервничая, ответил Салли. — Он ничего плохого не сделает.

— Иди дальше, — шепнул Максимус.

Ридли по-прежнему смотрел на них с другого конца коридора.

— Я… я просто провожу Джорджа в свою комнату! — визгливым голосом крикнул Салли. А затем они повернули за угол и побежали вверх по главной лестнице.

— Он последует за нами? — спросил Максимус.