Герцог полуночи

— Милорд, где вы взяли подвеску, которую подарили сестре на ее пятнадцатилетие?

Килборн молча смотрел на него. Возможно, он действительно был ненормальным, но Максимус почему-то не считал виконта глупым.

— Понимаете, Артемис говорит…

И тут последовала реакция — рычанье. Затем Килборн поднялся, взял с пола блокнот и карандаш и, что-то написав, протянул блокнот герцогу. Тот медлил, и Аполло усмехнулся — как будто понимал его опасения.

Наконец, собравшись с духом, Максимус шагнул вперед, взял блокнот и тут же отступил назад. И только после этого взглянул на листок.

«Вы не имеете права называть мою сестру по имени».

— Она сама дала мне такое право. — Максимус посмотрел виконту в глаза.

Килборн презрительно усмехнулся и демонстративно снова развалился на койке.

— У меня нет времени на объяснения. — Максимус нахмурился. — Мне срочно нужно узнать, от кого вы получили эту подвеску. Я вызволил вас из Бедлама. Разве это — не плата за вашу свободу?

Приподняв бровь, Килборн выразительно посмотрел на цепь у себя на лодыжке. Максимус же вновь заговорил:

— Вы убили трех человек. Неужели вы ожидаете, что я позволю вам свободно расхаживать по дому, где живет моя сестра — и ваша, между прочим, тоже?

Виконт бросил на него взгляд, полный негодования, но все же взял блокнот и опять что-то написал. Герцог взглянул на протянутый ему блокнот. Этот человек был обвинен в ужасном преступлении, пробыл четыре года в заточении в Бедламе и явно не проявлял к нему дружеских чувств. Но, с другой стороны, он не проявлял и агрессивности. И был к тому же братом Артемис.

Максимус шагнул вперед, взял блокнот и на этот раз начал читать, не отходя назад.

«Я никогда не обижу свою сестру. Вы оскорбляете меня таким намеком. Я получил подвеску, когда был еще школьником. Один мальчик, живший рядом со мной, поставил ее на кон в игре в кости, и я выиграл. Этим мальчиком был Джон Олдерни. Я не знаю, где он ее взял. Хотя я считал украшение подделкой, оно было красивым, поэтому я подарил его Артемис в наш день рожденья. Вы совратили мою сестру?»

Подняв голову, Максимус увидел, что виконт придвинулся ближе, а в его карих глазах светилась угроза. Не отводя от него взгляда, герцог начал пятиться.

Внезапно во взгляде виконта что-то изменилось, а затем он — неожиданно быстро для такого крупного человека — бросился вперед и всем своим весом ударил Максимуса в живот. Максимус осел, а Килборн, протащив цепь по каменному полу, навалился на него и с искаженным от ярости лицом занес для удара руку. Герцог отбил удар, затем нанес противнику удар в живот и тут же откатился подальше, за пределы досягаемости цепи.

Несколько минут мужчины тяжело дышали, пристально глядя друг на друга.

Причем взгляд Килборна был таков, что Максимус вдруг подумал: «А не эти ли глаза были последним, что увидели те трое в ту кровавую ночь?»

Наконец герцог поднялся и проговорил:

— Что бы ни случилось, будьте уверены, что я позабочусь о вашей сестре.

Килборн снова рванулся вперед, но цепь была натянута уже почти до предела, и при следующем движении он просто стал бы на четвереньки. Однако он с ненавистью смотрел на Максимуса, и тот понимал, что, если бы не цепь, он сейчас сражался бы за свою жизнь.

Максимус отвернулся. Он не мог винить виконта. Ведь если бы его сестру Фебу кто-то совратил… У него сжались кулаки. Он понимал, что должен был чувствовать себя виноватым, но чувствовал только какую-то странную горечь. Ох, если бы все было по-другому, если бы он не был герцогом Уэйкфилдом…

Но он, Максимус, — герцог Уэйкфилд, поэтому он не мог отказаться от своих обязанностей, иначе пришлось бы признать, что смерть отца ничего для него не значит.

Отец умер ради него, и он обязан ему своим герцогством.

Максимус сокрушенно покачал головой и сосредоточился на самой насущной проблеме. Килборн заявил, что подвеску ему проиграл Олдерни.

Значит, следовало расспросить Олдерни.

Артемис не видела Максимуса с тех пор, как утром покинула его постель. Но даже днем, когда несла к столу поднос с чаем и кексами, она не могла не думать о нем. Над головой ярко сияло солнце, а дамы пили чай и прогуливались по саду леди Янг, где та устраивала небольшой прием, чтобы продемонстрировать свой осенний сад — впрочем, единственными цветами, которые увидела Артемис, были весьма жалкие маргаритки.

Артемис было грустно, что они с Максимусом не могли проводить вместе дневное время — то есть если не хотели вызвать подозрения. Она полагала, что если бы стала его официальной любовницей, то он, возможно, проводил с ней больше времени и в дневные часы. Но тогда ее уже не приглашали бы в гости. Да, безрадостная перспектива…

— Мисс Грейвс!

Она обернулась на веселый голос герцога Скарборо, шедшего к ней под руку с Пенелопой.

— Приятная встреча, мисс Грейвс!

— Что ты здесь делаешь, Артемис? — Пенелопа поспешно осмотрелась. — А Уэйкфилд тоже здесь?

— Нет-нет. — Артемис почувствовала, как щеки ее заливает румянец. — Здесь только Феба и я.

— А-а… — Пенелопа надула губы, не замечая, что пожилой герцог, стоявший рядом с ней, немного сник.

— Я, э-э… собирался принести чашку чаю леди Пенелопе. Не принести ли и вам? — предложил Скарборо.

— Вы очень любезны. — Артемис постаралась улыбнуться герцогу. — Но я собиралась принести две чашки — одну для Фебы и одну для себя. Думаю, вы не сможете…

— Конечно, смогу! — Скарборо выпятил грудь. — Прошу вас, леди, ждите здесь.

И он ушел — стремительно, как Дон Кихот. А Пенелопа с нежностью смотрела ему вслед.

— Он на самом деле самый очаровательный джентльмен, вот только очень жаль… — она со вздохом умолкла.

Артемис тоже вздохнула. Ах, если бы Пенелопа рассматривала Скарборо как перспективного жениха… Он прекрасно подходил ее кузине во всех отношениях, за исключением возраста. Но если бы Пенелопа обратила свой взор на Скарборо, то тогда она, возможно, не была бы так обижена, когда случится неминуемое и выплывет на свет ее, Артемис, связь с Уэйкфилдом. Хотя, конечно, это не решит проблему — Максимус просто найдет другую невесту из знатной и вполне нормальной семьи.