Герцог в сияющих доспехах
Шрифт:
– Я старалась не думать об этом, но мысли лезли в голову сами собой. Вы когда-нибудь пытались избавиться от каких-нибудь мыслей?
– Мне редко приходится особо уж стараться.
– Вы просто гоните их прочь?
– Да.
– Хорошо быть герцогом, – со вздохом проговорила Олимпия.
– Неплохо, – согласился Рипли.
Гораздо, гораздо лучше, чем сыном герцога, – Рипли знал это по собственному опыту и опыту своих друзей. Он не мог с уверенностью сказать, что их отцы составили бы троицу самых плохих отцов среди британской аристократии, но побороться за этот титул они бы точно могли.
– А вот я не могу, – сказала она. – Если что-то засело
– Зная Эшмонта, я нахожу ваши предположения исключительно малоправдоподобными. Вы наделяете его способностью рассуждать, каковой у него отродясь не было. Насколько я понял, вы привлекли его внимание тем, что в один прекрасный день выказали ему свою доброту.
– Доброту! – воскликнула она. – Просто не могла допустить, чтобы его переехал кеб.
– Вы очень быстро приняли решение и проявили изрядное проворство в действиях.
– У меня шестеро братьев, которые вечно попадают в разные переделки, так что действовала я инстинктивно.
– Он воспринял это иначе, особенно, когда вы доставили его домой. И пока вы ехали, он, похоже, хорошенько вас рассмотрел, и вы пробудили в нем желание. А поскольку вы леди, для этого необходимо жениться.
Вряд ли бедняга Эшмонт мог предполагать, какую веселую жизнь могла устроить ему эта благовоспитанная девушка.
Она покачала головой.
– Нет-нет, тут что-то еще. Я не из тех особ, от которых мужчины теряют голову.
Вполне вероятно, что она права. Скорее всего, Эшмонт сразу забыл бы о том происшествии, если бы не интриги дядюшки Фреда. Впрочем, Рипли не собирался просвещать девицу на сей счет. Он мог бы подсказать ей, как можно управлять Эшмонтом… но нет: она далеко не глупа, быстро догадается сама.
– Я из тех, на ком женятся из практических соображений, – продолжала рассуждать Олимпия. – Чтобы вела дом, брала на себя за все ответственность, произвела наследника и еще несколько – про запас, когда все остальное неважно.
– Эшмонт так не считает.
Она отвернулась к окошку кареты.
– Но з-знаете ли вы… – Слезы опять потекли по ее щекам. – У нас тоже было не все гладко: ведь нас должно было быть девятеро, – и папа с мамой очень страдали. Вряд ли Эшмонт сумел бы меня утешить, случись у нас такое. И я знаю, что еще могли сказать Эшмонту в пользу женитьбы: «И никаких сомнений насчет кукушки в гнезде! Нечего и сомневаться – никто и никогда ее даже пальцем не касался».
Рыдания продолжались, и Рипли становилось решительно неуютно.
– Как я понимаю, мы дошли до стадии пьяного раскаяния, – заключил он, постукивая пальцами себя по коленке.
– Да, понимаю, вам виднее. – Она вытерла лицо бесполезным кружевным комочком. – То есть мне безразлично, как вы это называете, да я и не ждала сочувствия или хотя бы понимания.
– Я стараюсь изо всех сил, – сказал Рипли, – однако мой ум, знаете ли…
– Да, знаю, – проговорила она со вздохом. – Как и у него. Как бы там ни было, я думала, что готова принести жертву, хотя многие сказали бы, что это абсурд – называть жертвой перспективу сделаться герцогиней.
– Я тоже мог бы так сказать.
– Да плевать, что вы там могли сказать, –
отрезала Олимпия.– Какой удар для меня!
– Не знаю, зачем пытаюсь вам что-то объяснить. Уверена, что он сказал все, что следовало, а уж убеждать он умеет, да и у меня были свои резоны согласиться. Я думала, что подготовилась, но брак – путешествие в неизвестность. Вы думаете, что все знаете, потому что один из таких, как он. Да я предвижу все, что вы готовы сказать.
– Сомневаюсь. – Рипли по-прежнему, как ни старался, с трудом понимал, о чем толкует леди.
– Вы скажете, что мне следовало спросить его, почему он выбрал меня. И не говорите, что он меня хочет, потому что это вранье: просто я никому больше не понадобилась.
Рипли не сомневался, что она заблуждается: девушка весьма привлекательна, – но чего он не понимал, так это почему никто еще не делал ей предложения. Не все же мужчины таковы, как «их бесчестья»! В любом случае жениться нужно всем, и мужчины тратят кучу времени и сил на поиски подходящих девушек. Рипли вынул из кармана носовой платок, подал Олимпии и выглянул в окошко кареты. По-прежнему шел дождь. Предсвадебная нервная лихорадка, сказал он себе. В этом все дело.
Он перевел взгляд на ее грязное платье и туфельки, растрепавшуюся прическу, опухший нос… прикинул расстояние через реку до Твикенема и время, которое наверняка понадобится, чтобы справиться с трудностями (а он-то, как никто другой, знал, что они точно возникнут), и, приняв во внимание все детали, заключил, что план леди Олимпии совсем не плох. Все шансы на то, чтобы благополучно передать ее в руки тетушки – уже через несколько часов, задолго до наступления вечера, – так что репутация девушки не пострадает. Если угодно, ее репутацию даже укрепит тот факт, что она сбежала! Хорошо бы, конечно, Эшмонту броситься в погоню за невестой: он просто обязан был это сделать, но он упрямец, каких мало, хотя и ужасный собственник. Протрезвев, он наверняка предпримет меры, чтобы вернуть невесту. И общество будет в восторге, когда увидит, как достойная жена, в конце концов, наставит повесу на путь истинный. Лорду Фредерику такое развитие событий точно бы понравилось.
Эшмонт, привыкший, что дамы сомнительной репутации сами вешаются ему на шею, не справился с задачей, не представлявшей особого труда. Ему никогда не приходилось прилагать усилий в отличие от Блэквуда и самого Рипли. Правда они, как правило, не имели дел с благовоспитанными дамами, и понятно, что в этом случае задача усложнялась. Итак, все к лучшему. Пришло, наконец, время, чтобы кто-то преподал избалованному красавчику урок.
А эта девушка явно заставила его потрудиться: сначала ухаживания, потом свадьба. И наверняка она не даст ему спуску и в браке. Его светлости, если он хочет вернуть невесту, потребуется обдумать свое поведение, прислушаться к советам друзей – по идее, должен справиться.
Не похоже, чтобы леди Олимпия была так уж решительно настроена против брака с Эшмонтом. Если бы не бренди, она, вероятно, сейчас уже была бы замужней дамой, но так уж на некоторых действует спиртное: мелочи вырастают до чудовищных размеров. И тогда наилучшим выходом кажется самый безрассудный.
Уж Эшмонту это известно, как никому другому. То-то народ повеселится, когда попытается справиться со своей невестой – этой самой невестой! – а потом женой.
– Надеюсь, ваша тетушка – дама респектабельная? – спросил Рипли. – Не эксцентричная особа, любительница приключений? Не швыряется в гостей чем ни попадя? Не флиртует с лакеями или конюхом – в открытую, я имею в виду?