Герман. Интервью. Эссе. Сценарий

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Кыш! Кыш! Писать собрался, ну зачем мокрой мангусте чернильница?!

Со стола РИККИ прыгает на колени МАТЕРИ ТЕДДИ, хватает клубок шерсти и прыгает на виолончель. Виолончель отвечает ему густым басовитым звуком, РИККИ слетает с нее.

ТЕДДИ. Испугался, испугался.

Хвост РИККИ пушистой щеткой взлетает вверх, он начинает раскачиваться.

РИККИ (грозно виолончели). Рикки-Тикки-Тикки-ЧК!

Но виолончель молчит.

БАБУШКА (обращаясь к РИККИ). Видишь, она тебя испугалась.

Все смеются. РИККИ с интересом смотрит на всех смеющихся и вскакивает ТЕДДИ на плечо.

БАБУШКА. Ах!

МАМА. Ах!

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (громко). Не бойся, Тедди.

РИККИ-ТИККИ заглядывает ТЕДДИ за воротник, нюхает затылок и заглядывает в ухо.

ТЕДДИ. Он дует, он дует. (Хохочет.)

РИККИ-ТИККИ что-то в ухе ТЕДДИ не нравится. Потом он успокаивается и, сидя на плече у ТЕДДИ, начинает тереть себе нос.

МАМА ТЕДДИ. Вот чудеса! И это называется дикий зверек! Верно, он от того такой ручной, что мы были добры к нему.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Мангусты все такие. Если Тедди не станет поднимать его с пола за хвост и не вздумает сажать его в клетку, он поселится у нас и будет бегать по всему дому… Давайте споем ему, как мы плыли сюда, в Индию, на пароходе «Азия».

БАБУШКА. А я пока принесу ему яйцо или банан. Здесь написано, что больше всего эти ваши рикки-тикки любят есть ядовитых змей, примерно как я анчоусы. (Бабушка поднимает руки вверх и смеется.) Но не брезгуют яйцами и бананами. Правда, подозреваю, что это для них, как овсянка для Тедди.

МАТЬ ТЕДДИ берет между тем виолончель, начинает играть и петь. Густым басом присоединяется к ней БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК, тоненько выводит ТЕДДИ, БАБУШКА с гроздью бананов кружится посреди гостиной, уютно горят лампы. За стенами дома темно. Ветер качает ветви, на которых не видны цветы, не то светляки, не то бесчисленные глаза загораются вокруг дома, и что-то тревожное в этой опускающейся тропической ночи над пятном света – домом.

МАТЬ ТЕДДИ (поет и играет). Если в стеклах каюты зеленая тьма, и брызги взлетают до труб…

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК: И встают поминутно то нос, то корма…

БАБУШКА. А слуга, разливающий суп…

АТКИНС (не выдерживает, присоединяется со своим банджо). Неожиданно валится в куб…

МАТЬ ТЕДДИ. Если мальчик с утра не одет, не умыт…

БАБУШКА. И мешком на полу его нянька лежит…

ТЕДДИ (тонким голосом). А у мамы от боли трещит голова, и никто не смеется, не пьет и не ест…

ВСЕ ВМЕСТЕ (с Томом АТКИНСОМ, который не только подыгрывает на банджо, но и танцует). Вот тогда вам понятно, что значат слова: «Сорок нор, пятьдесят вест!»

При последних словах песни порыв ветра, ветки отвечают ему стоном, бесчисленные глаза – мерцанием. РИККИ вдруг соскакивает с плеча ТЕДДИ на колени, с колен на пол. Тень от его длинного пушистого хвоста мечется по стенам и по потолку. РИККИ выскакивает на порог и пропадает.

ТЕДДИ. Он ушел! Ему не понравилась наша песня. (МАТЕРИ.) Ему не понравилось, как ты играешь. (БАБУШКЕ, передразнивая.) Кыш! Кыш! Неужели нельзя было быстрее принести ему банан?

БАБУШКА (пытаясь засмеяться). А может, у тебя были просто плохо вымыты уши, Тедди?

ТЕДДИ. Тогда, тогда… Я с тобой вообще не разговариваю…

В процессе этой начинающейся ссоры артисты незаметно меняют маски. Теперь в их лицах появляются что-то раздраженно-коммунальное.

БАБУШКА (не то БОЛЬШОМУ ЧЕЛОВЕКУ, не то портрету королевы-вдовы). Это влияние, это влияние…

МАТЬ ТЕДДИ (бесцельно переставляя с места на место виолончель и тоже имея в виду БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА). Господи, если есть хоть какая-то справедливость в этой мире…

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (печально смотрит то на ту, то на другую). Стоило из-за этого ехать в Индию… Давайте укладываться спать. (Тяжело вздохнув, устанавливает гири часов.)

МАТЬ ТЕДДИ ходит взад-вперед, взявшись пальцами за виски.

ТЕДДИ (вдруг БАБУШКЕ). Прости меня, прости!

БАБУШКА обнимает ТЕДДИ, оба плачут, и артисты тут же меняют маски на первоначальные.

БАБУШКА. Нет, это вы меня все простите… Я несносна… Не надо плотно закрывать дверь, и утром кто-нибудь обнаружит этого Рикки у себя на подушке… А сейчас он побежал осматривать сад, грядки, огород… Это теперь не наше, а его…

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК (обрадованно и с подъемом). Ночной сад в джунглях. Представьте, что это для маленького зверька… Целый мир.

Медленно и мощно в доме бьют часы. МАТЬ ТЕДДИ со смычком садится у виолончели. ТЕДДИ берет керосиновую лампу, бежит на крыльцо, откручивает фитиль, лампа делается невозможно яркой.

ТЕДДИ. Рикки! Тики-Тикки! Приходи ко мне ночевать!

Рядом останавливается БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК.

БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Кыс! Кыс!

Гудит жук, ТЕДДИ машет рукой, чтобы прогнать его.

ТЕДДИ. Уйди, уйди, жук! Рикки! Рикки!

Где-то хлопают крылья, где-то там, в мятущихся кустах, то ли вздох, то ли шепот и ярко разгорается наверху в темноте красное мигающее око – Глаз Джунглей. Играет виолончель. Медленно уходит свет наверху. В нижней части сцены, ранее затемненной, закрытой зеленью, высвечивается декорация, возникает мир измененных пропорций и размеров. Тот мир, который, в нашем представлении, видят маленькие звери. Здесь цветок огромен, трава – куст, а основание куста – дерево, густые кроны которого смыкаются где-то в темноте наверху. Шорох, шорох, шепот, смех – страдания этого другого измерения.