Герои Аустерлица

Почему-то мне в ту ночь очень подробно приснился эпизод из интимной жизни князя Андрея: он с женой Лизой занимался любовью на широкой старинной кровати под балдахином при свете трех свечей, которые горели на тумбочке возле постели, воткнутые в серебряный канделябр. И из этого сна я сделал удивительный вывод, что для любовных утех в начале XIX века уже использовалась не только миссионерская позиция. Во всяком случае, Лиза явно предпочитала разнообразие и даже скакала верхом! А когда проснулся, то, конечно, прекрасно понимал, что это, получается, я сам там с Лизой в постели кувыркался. Точнее, мое вот это самое тело кувыркалось, хотя меня в тот момент еще в нем не было.

Ощущения я испытывал весьма необычные. Словно бы посмотрел порнографический фильм, снятый от первого лица с полным погружением и со всеми ощущениями. И все-таки, не покидало чувство, что это не со мной происходило. И действительно, это же происходило с князем Андреем задолго до того момента, как я сделался им! Тем не менее, впервые после попадания в тело князя я обнаружил, что мое новое мужское естество, которое даже оказалось на вид более солидным, чем раньше, после тяжелого ранения и пребывания организма в коме, все-таки реагирует на подобные сценки, как полагается. А это означало, что я на верном пути к выздоровлению.

Утром выяснилось, что Степан Коротаев имел неплохие навыки цирюльника, уверенно побрив меня с помощью опасной бритвы и ни разу не порезав кожу. Еще и шить, как оказалось, солдат умел неплохо. Орудуя большой иголкой и толстой ниткой, Степан зашил мои разорванные по шву кожаные лосины от мундира вполне сносно, хотя и довольно грубо. Во всяком случае, носить эти форменные штаны после ремонта стало вполне возможно, если осторожно. Так что, благодаря моему денщику, я привел себя в относительный порядок, облачившись к полудню в остатки собственного мундира и подготовившись к предстоящему визиту пани Иржины.

Возбужденный своим сном про Лизу, я думал о том, что, тот князь Андрей, который присутствовал в этом теле до меня, свою жену, похоже, любил. И она его тоже любила, конечно, хотя бы в начале их совместной жизни. Впрочем, сохранившиеся воспоминания князя Волконского подсказывали мне, что какой-то особой возвышенной любви между Андреем и Лизой как раз и не было. Ни она, ни он, не чувствовали себя счастливыми в браке, будучи людьми совершенно разными. Похоже, что их поначалу связывали между собой только поверхностная симпатия, да родительское принуждение к этой женитьбе по вполне меркантильным соображениям, как это было принято в дворянских семействах, а уже потом их отношения укрепил совместный секс, поскольку оба были молодыми и здоровыми. Стерпится и слюбится, так обычно говорят о таких парах, начавших супружескую жизнь по воле родителей.

И они, действительно, стерпелись и слюбились. Хотя и разочаровались друг в друге довольно скоро, получше друг друга узнав. Как о человеке, тот прежний князь Андрей был о Лизе невысокого мнения, думая о жене, как об эгоистичной, тщеславной и туповатой особе. А к тому моменту, когда она забеременела, между ними никакой любви почти и не осталось. Но, я не мог любить Лизу даже так, как тот Андрей, исходя из чувства супружеского долга, поскольку вообще не выбирал ее себе в жены. Девушка была совсем не в моем вкусе. Даже после увиденного сна я воспринимал эту Лизу лишь как объект сексуального интереса, но не более того. Эмоционально эта женщина оставалась мне по-прежнему абсолютно чуждой. И что с этим делать, я пока не знал.

Рассуждая о своем сне и о предстоящих отношениях с княжеской женой, когда выберусь из плена и окажусь дома, я сидел в своей комнате на единственном стуле, придвинувшись вплотную к филенчатому окну и глядя на постройки мельницы. Как оказалось, мы со Степаном располагались в гостевом домике, а большой дом мельника, в котором старик жил с семьей, был сделан из камня и находился правее. Сразу за ним на берегу небольшой речки виднелась и сама мельница. А на противоположном речном берегу на фоне поля и леса за ним, поднимающегося по склону на ближайшую гору, торчали крыши деревенских домов. Берега соединялись деревянным мостом, поставленным поверху плотины. К середине декабря в Моравии пока не наблюдалось таких морозов, чтобы река могла замерзнуть. И потому сила воды, исправно поступающей по желобу, приводила в движение большое деревянное колесо точно так же, как и летом.

Сразу за мельницей речку перегораживала плотина, сделанная из бревен и камней, создавая небольшое водохранилище, запруду с водой, приподнятую над руслом реки на несколько метров, которая обеспечивала вполне достаточный постоянный водяной напор для того, чтобы колесо не останавливалось ни на секунду в своем вращении. Ось от мельничного колеса уходила через отверстие в стену каменного строения, напоминающего амбар, которое и было, собственно, мельницей, где каменные жернова, получая вращение через нехитрый передаточный механизм, сделанный из больших дубовых зубчатых колес, перетирали зерно в муку. Тупо наблюдая за мерным вращением водяного колеса, я не заметил, как пролетело время, и Степан, вбежав в комнату, радостно объявил, что пани Иржина подъехала на своей бричке к дому мельника. Я этого не видел, поскольку фасады мельничного хутора смотрели не в сторону реки, куда выходило единственное окошко моей комнаты, а в сторону дороги, которую мне из окна видно не было.

Когда Степан сказал мне, что Иржина — это дама среднего возраста, я сразу представил себе женщину за сорок. Но, я ошибся. Та голубоглазая блондинка, которая вошла в мою комнату, выглядела не больше, чем на тридцать. Просто здесь продолжительность жизни была значительно меньше, потому и средним возрастом человека считалось десятилетие между тридцатью и сорока. А после сорока по местным представлениям наступала старость. Но, многие не доживали и до этого возраста. Особенно военные и люди, вынужденные тяжело трудиться.

Ведь, хотя промышленная революция уже вовсю шагала по Европе, условия труда и жизни простых городских работяг и крестьян оставались ужасными, не сильно улучшившись за несколько веков, прошедших со времен окончания средневековья. Да и медицина с тех пор еще не успела достаточно развиться. Оттого, что не имелось ни антибиотиков, ни инсулина, ни других важных лекарств, таких привычных в моей прошлой жизни, многие взрослые умирали от самых распространенных заболеваний, а детская смертность и вовсе зашкаливала.

Правда, люди в массе своей были крепче и иммунитет имели получше, благодаря незагаженной экологии. Тем не менее, не только среди крестьян, но и среди дворян до глубокой старости доживали лишь единицы. Да и старел человек в здешних условиях гораздо быстрее. Особенно женщины, полностью лишенные чудес развитой парфюмерии, косметологии, стоматологии и пластической хирургии, отчего даже самые красивые из них к сорока годам вяли, подобно растениям без полива, превращаясь в старушек.

Я рассматривал пани Иржину с интересом, встав со стула при появлении женщины на пороге, когда Степан, вытянувшись в струну, принял меховое манто гостьи. Ее золотистые локоны, выбиваясь из-под шляпки, украшенной перьями, падали на плечи пушистыми волнами. А платье из черного бархата с белым кружевным воротником и с пышными складками на плечах, украшенное на груди довольно крупной золотой брошью в виде розы, усыпанной бриллиантами, и переходящее снизу по моде этого времени в очень объемную юбку, полностью скрывающую очертания нижней части фигуры, шло ей весьма неплохо. С порога она заговорила со мной по-французски, поздоровавшись и поинтересовавшись моим здоровьем. И голос ее звучал довольно приятно. Вот только я не знал, о чем говорить с ней. И тут она сама проговорила, оглядевшись вокруг своими голубенькими глазками:

— Я очень рада, что вы пришли в себя, князь. Но, я полагаю, что вы находитесь здесь в весьма неподобающих условиях, совершенно не подходящих для вашего скорейшего выздоровления. Крестьянский дом плохо подходит высокородному дворянину, вроде вас. Возможно, что ваша болезнь затянулась по причине недостаточного ухода за вами. И потому я хочу немедленно пригласить вас к себе. У меня в гостях вы сможете почувствовать себя в обществе равных. Я урожденная баронесса Краваржи, хотя от своего покойного мужа унаследовала всего лишь фамилию Шварценберг. Он тоже имел титул барона, но бедняга умер три года назад. И если вы переедете в мой замок Гельф, то надлежащее качество ухода за вами я обеспечу.