Герои Шипки
Шрифт:
— Надо постараться, — говорили солдаты. — Время такое... Все одно умирать.
Все имеющиеся резервы давно израсходованы. Приходилось маневрировать лишь оставшимися в наличии жалкими силами. Липинский дал приказ «стараться держать роты, взводы и даже звенья попарно, дабы иметь возможность попеременно осаживать неприятельскую цепь, несмотря на ее многочисленность, и во что бы то ни стало удерживаться на своей позиции». А болгарские дружинники, чтобы как-то парализовать во время атаки превосходящие силы неприятеля, бросались в толпу врагов поодиночке и, схватясь за дуло своего ружья, работали прикладом: раззудись, плечо,
Если у солдат и ополченцев кончались патроны или портились ружья, они все равно с позиций не уходили. И когда один офицер, подойдя к кучке таких солдат, сказал что-то в том смысле, что, мол, какой смысл вам оставаться, если стрелять не можете, солдаты ему дружно ответили:
— Так точно, ваше благородие; для того мы в особую команду собираемся, чтобы, значит, работать штыками.
С каждым новым приступом неприятеля держаться становилось труднее и труднее. Силы вконец иссякали. Но об отступлении, о сдаче позиций никто не думал. Только раз с особенно тяжелой правофланговой позиции тронулась группа раненых, а за ней потянулись было и здоровые, но оставшиеся без патронов солдаты.
Полковник Липинский кинулся наперерез бредущей толпе:
— Куда вы, братцы? Куда?.. Назад! Назад в ложементы, на позицию! Кто вам сказал отступать? Отступления нет, и не будет, и быть не может! Сейчас придут подкрепления, они уже близко... Назад!
Смешанная толпа орловцев, брянцев и болгарских дружинников тотчас повернула назад и бросилась к оставленным ложементам. К ним примкнули и легкораненые. Накатившаяся волна турок, предполагавших найти покинутые укрепления, неожиданно натолкнулась на такое упорное сопротивление, что вынуждена была отхлынуть назад. Солдаты за недостатком патронов швыряли в неприятеля сломанными ружьями, камнями, пустыми подсумками — всем, что только ни попадало под РУку...
Время шло, а подмоги все еще нет. Солдаты жадно всматривались в извивающуюся ленту Габровской дороги, но на ней, кроме раненых, никого не было видно. Разве еще по сторонам дороги на некотором удалении то тут, то там показывались конные отряды башибузуков — это уверенный в своей победе Сулейлтн-паша заблаговременно выслал их в наш тыл для преследования при нашем отступлении. Сулейману-иаше мало было сбить нас с перевала, в отместку за упорное сопротивление он решил полностью уничтожить Шипкинский отряд...
Пятый час на исходе. Можно было уже разувериться в том, что придет подкрепление. Можно впасть и в отчаяние.
— Видно, силы нашей не хватает, — говорили меж собой солдаты. — Оставили нас одних...
Солдаты плакали. Нет. их не страшила собственная смерть. Их страшила потеря Шипки. Сердца защитников словно бы приросли к этим голым скалам и серым откосам — ведь они были так обильно политы их кровью и кровью товарищей!
«Алла? Алла!» — опять — уже в который раз! — зазвенело по всей линии обороны. Запели рожки, зарокотали барабаны.
Турки пошли в новое — не последнее ли для нас? — наступление. Они идут твердо, смело. Их не смущает, что приходится постоянно перешагивать через трупы своих убитых соратников. А на крутых склонах они и вовсе
шагают по телам своих соотечественников, как по сту-ненькам лестницы. Вперед, вперед! Во что бы то ни стало вперед! «Алла! Алла!..»
Не хватает сил, чтобы остановить плотные ряды противника. Кое-где торжествующие турки уже врываются в наши ложементы. И хотя солдаты
и ополченцы не отдают своих позиций, хотя везде идет отчаянная борьба не на жизнь, а на смерть, враг начинает одолевать. Все. Конец...Но что это за странный гул покатился по ущельям? И что это засверкало под лучами заходящего солнца на взвивах Габровской дороги? Неужели идет долгожданная подмога?
А гул все растет, все приближается, и в нем хоть и смутно, но начинает прослушиваться что-то знакомое, что-то близкое и родное — в эти минуты тысячекрат близкое и дорогое — в нем все явственнее слышится наше русское «ура!». А вот оно уже подхвачено ранеными на перевязочном пункте. И уже видно, что там, чуть дальше полевого лазарета, сверкают на солнце стальные штыки...
Ратный боевой клич перекинулся на гору Николай, повторился на одном, на другом фланге, и вот из тысячи грудей почти отчаявшихся, погибающих, но несдающих-ся защитников перевала несется такое могучее и такое вдохновенное «ура!», что оно заглушает не только торжествующее «алла!», но и весь гул и гром сражения.
Рано, рано враг торжествовал победу!
Еще когда дойдут до позиций утомленные сорокаверстным переходом солдаты. Да п подойдут пока всего лишь передовые две роты Житомирского полка (их Ра-децкий догадался посадить на стоявших в тылу, за лазаретом, лошадей, седоки которых, донцы, дрались в ложементах). Никакой реальной помощи от них — помощи огнем и штыком пока еще нет. Но защитники теперь уже твердо знали, что они не забыты, что Россия помнила о них, герои твердо верили, что кровь, пролитая здесь, на этих скалах, пролита не зря — Шипка не достанется ликующему врагу.
Вслед за первыми двумя ротами Радецкий привел на Шипку Житомирский и Подольский полки и как старший по званию вступил в командование обороной перевала.
Вечером, уже в сумерках, обходя позицию, Радоцкий оказался на участке обороны, который днем выдержал более десяти атак протшшика. Рядом с бруствером лежали вповалку семнадцать солдат, а около них одиноко стоял офицер с окровавленным лицом и ногою. Завидев генерала, офицер взял под козырек.
— Что это они у вас? Спят? — спросил Радецкий, указывая на солдат.
— Да, ваше превосходительство, спят, — ответил офицер. — Спят... — и не проснутся: они все убиты.
— А вы что же здесь делаете?
— Дожидаю своей очереди, — все так же тихо и спокойно отвечал офицер. — Это была моя команда...
Через два дня в газетах будет напечатано:
...Отдавая должное железной энергии Сулеймана-па-ши и храбрости его войска, все иностранные офицеры (а такие были при штабах воюющих армий) и корреспонденты, побывавшие на Шипке, изумляются стойкости наших солдат.
...Защитникам Шипки суждено было держать в своих руках участь всей армии и судьбы России, обнажившей меч в защиту братьев-славяп. Стальными оказались эти руки, стальною же оказалась и закаленная твердость мо-лодцев-братушек, изумивших и весь мир, и самого не менее твердого врага.
...Болгарский легион доказал, что болгары могут драться как львы. Ополчепие создало себе в эти дпи навсегда громкую славу.
...На Шипке героев не было, потому что все были героями.
А один корреспондент назовет Шипку Фермопилами новейшей воеппой истории, которая — кто бы пи писал ее, друзья или недруги — обязана воздать должное героизму защитников этого прохода через Балканы.