Герои Таганрога

Василий Афонов числился за зондеркомандой СД-6, поэтому Борис Стоянов о нем ничего не знал. Но неожиданно доклад начальника политического отдела заставил Стоянова задуматься и об Афонове. Петров выложил перед своим шефом показания румынского дезертира Понтовича, который был задержан русской вспомогательной полицией. Стоянов дважды перечитал протокол допроса.

«Пятнадцатого мая в камере № 5, — заявлял Понтович, — ко мне подошел заключенный Василий Афонов и сказал, что семнадцатого собирается бежать во время выноса параши в пять часов утра со следующими лицами: Плотниковым, Шубиным, Акименко, Сахниашвили, Подолякиным, Копыловым, Подергиным. И стал меня агитировать убежать с ними. Для того чтобы нас не разыскали в городе, он дал мне записку с адресом: Николаевская, 94 — Алла, куда я должен был спрятаться.

На мой вопрос: „Как же это можно сделать?“ — Афонов мне ответил, что его знакомая, работающая рядом с полицией, передала в окно от сестры известия. „Мои ребята — восемь человек, оставшиеся на свободе, семнадцатого утром нападут на полицию с гранатами и револьверами. Трое с улицы, а пять с переулка. Фамилии и имена этих людей он не называл“».

— Полагаю, что нам повезло, — сказал Петров. — У нас в руках птичка высокого полета. Вряд ли эти бандиты рискнули бы идти на жертвы и атаковать полицию с оружием ради простого смертного.

— Да, да! Вы правы. Я запрещу эти прогулки...

— Зачем же? Напротив. У нас блестящая возможность выловить наглецов. Устроим засады, и через день они все окажутся в наших руках.

Стоянов потер пальцами мочку уха, в задумчивости посмотрел на Петрова:

— Спасибо, Александр Михайлович! В вас всегда чувствуется, как бы правильнее сказать, офицерская находчивость, что ли. Я бы сам никогда не додумался...

— Не скромничай, Борис. И прошу тебя, не обращайся ко мне на «вы». Я всегда помню о нашей дружбе и рад помочь тебе советом и делом. Особенно в эти тяжелые времена мы должны, как никогда, поддерживать друг друга...

— Бесспорно, Александр... Поэтому я прошу ни о чем не докладывать пока капитану Брандту. Переловим бандитов и, как в прошлый раз, сами пожнем лавры, — Стоянов кивнул на орден, сверкающий на груди Петрова.

— Да, конечно. Пока это внутреннее дело нашей полиции.

Петров все понял. В последнее время Стоянов относился к нему с некоторым недоверием. Это было вызвано тем, что Брандт частенько приглашал Петрова к себе и требовал доклада о работе политического отдела полиции. А раньше о всех делах Стоянов доносил Брандту лично. И теперь он мечтал сам доложить в ГФП о решительных и смелых действиях полиции, связанных с выявлением и поимкой подпольщиков.

Стоянов ни на минуту не забывал, что Афонова арестовали немцы и в случае, если он окажется крупным руководителем большевистского подполья, Брандт неминуемо напомнит о плохой работе русской вспомогательной полиции, а быть может, и воспользуется этим, чтобы отстранить его от руководства. Для беспокойства у Стоянова были веские основания. Выстрелы в немецкого генерала и бургомистра рикошетом ударили и по нему. Не только бургомистр, но и сам генерал Рекнагель предупредил его, что снимет с должности, если в ближайшее время полиция не расправится с подпольщиками.

Теперь же Стоянов рассчитывал восстановить свой пошатнувшийся авторитет. Он приказал подготовить усиленные наряды полиции и выставить их для засады в ночь на 17 мая. Он так увлекся подготовкой этой операции, что не придал никакого значения докладу начальника уголовного отдела полиции, который сообщил о найденном на улице трупе мужчины с простреленной головой. Услышав, что с убитого похищены сапоги, Стояков махнул рукой и сказал:

— Явное ограбление. Уголовниками занимайтесь сами, а мне сейчас не до них.

— Господин начальник! Осмелюсь доложить: деньги и документы остались при нем. Установлена личность убитого. Это военнопленный Мусиков, проживавший у известной Софьи Раневской. Вчера она исчезла из города. По заявлению брата и матери — уехала в Амвросиевку. Быть может, Раневская причастна к убийству. Прошу разрешения выехать в Амвросиевку для установления ее местонахождения.

— Хорошо, поезжайте, раз дело требует.

В ночь на 17-е Стоянов сам проконтролировал расстановку постов, проверил, надежно ли укрыты засады, распорядился, чтобы арестованных вовремя вывели на прогулку.

Съездив ненадолго домой, он вернулся в полицию и вместе с Петровым до утра просидел в своем кабинете.

Но вопреки ожиданиям никакого нападения не было. Пока узники под надзором охранников медленно прохаживались по двору, на ближайших улицах так никто и не появлялся. Арестованных вновь загнали в камеры. Стоянов с презрительной усмешкой отошел от окна, сказал Петрову:

— Александр Михайлович! Тебя водят за нос, а ты поверил этой брехне.

— Не торопитесь с выводами. Могло произойти что-нибудь непредвиденное. Рекомендую подвергнуть Афонова активному допросу.

— Согласен. Вызови ко мне следователя Ковалева.

Стоянов еще не знал, что уже 15 мая восемь вооруженных подпольщиков ровно в пять утра приходили к полиции. Они предусмотрели все, даже автомобиль с работающим мотором стоял за углом. Больше часа прождали они в нервном томлении. Но... В этот день по неизвестной причине арестованных так и не вывели на прогулку. Тогда Константин Афонов перенес побег Василия на 17-е.

Эту дату предложил Вайс, потому что 17-е было воскресным днем и он полагал, что большинство полицейских будет отсутствовать. Договорились о встрече в субботу вечером. Но к этому времени один из подпольщиков, дядя которого служил в полиции, успел сообщить о готовящейся засаде. Вот почему Стоянов так и не дождался вооруженного нападения.

А Константин Афонов и Вайс недоумевали. Они не понимали, откуда полиции стали известны их намерения. Не могли же они предположить, что еще 15 мая, пожалев простого румынского солдата, которому за дезертирство грозил расстрел, Василий решил его спасти и сам рассказал ему о задуманном побеге. Уже несколько дней приглядывался он к этому неотесанному деревенскому парню, а когда услышал от Нины Ждановой новую дату побега, сообщил Понтовичу даже адрес Аллы Варфоломеевой — связной городского подпольного штаба, у которой посоветовал укрыться на первое время.

Пойманный полицаями Петр Понтович был целиком во власти русской вспомогательной полиции и ГФП-721. Он знал, что его ожидает расстрел, и надумал спасать свою шкуру самостоятельно, рассчитывая купить себе жизнь ценой предательства. Дело его вел следователь Ковалев, который теперь служил в тайной полиции капитана Брандта.

Александр Ковалев предал Родину еще до оккупации Таганрога. Революция разметала семью Ковалевых по всему свету. Мать и сестра успели удрать за границу, долгое время жили во Франции, а перед самой войной сестра вышла замуж и переехала в Канаду. Мать же по-прежнему оставалась в Париже.