Героический режим. Безбожие
Шрифт:
– За пару дней восстановишься, - ободряюще сказал ему Алексей.
– Да, на хер, пару дней, - прорычал Павел. Пока Алексей возился с воином, глава пати потушил пожар. Его лицо покрывала копоть, а левая щека опухла, судя по всему ожог.
– Как бы пару лет здесь не проторчать.
– Угу, - хмыкнул Николай.
– Мы, можно сказать, застали ублюдков со спущенными штанами, но вместо того, чтобы ухватить их за яйца, погрозили пальчиком и дали лёгкого пинка под зад. Лёха, к тебе это не относится, ты выше всяких похвал.
– Я знаю, - угрюмо сказал я.
Да, мы обосрались. Сделали всё, что могли, но этого
Но отражение штурма было не единственным вариантом. И я подумал об этом не один.
– Два варианта, - сказал Павел.
– Или мы окапываемся здесь. Мало еды, много зелий и желание урыть всех засранцев. Или мы, поджав хвост, бежим в лес. Ждём другую пати, изводим мобов по одному... Что угодно. В общем, уходим в подполье. Снова придётся брать ворота... Но от голоду не подохнем.
– Время на нашей стороне, - произнёс Алексей.
– Не настолько же мы круты, что умудрились пройти досюда. Дождёмся следующую пати.
– Дождёмся, конечно, дождёмся. Но где?
– Здесь. Второй раз ломиться в ворота - это слишком рискованно.
– Сидеть здесь практически без еды - тоже, - возразил Николай.
– Тем более, мы вряд ли удержим ворота до подхода следующей пати. Придётся засесть где-нибудь в доме и ждать, пока они прорвутся сюда.
– Если начнётся штурм, устроим диверсию за воротами, - предложил я. Мне чертовски не хотелось уходить.
– Если нас просто не спалят.
– Не дадим.
– У тебя круговой обзор во все стороны?
Я скрипнул зубами.
– Ладно, - буркнул Павел.
– Оба варианта одинаково хреновые. Голосование... Нет, хер вам, а не голосование. Уходим. Это приказ. Ждём, пока чуть-чуть не отойдёт Мишка, и уходим.
– Как бы нас отсюда не попросили, - медленно произнёс Владимир.
Я перевёл взгляд на крепость. Её ворота медленно открывались.
– Ну что ж, - делано весело произнёс босс.
– Пожар потушили, пора убегать. На кой хрен я так старался?
– Просто ты неудачник, - угрюмо сказал Алексей.
– Возможно. Хорошая мысля приходит опосля, я догадался, что мы вряд ли удержим ворота только в тот момент, когда последний огонёк...
– Заткнитесь и бежим!
– рявкнул Владимир.
Мы с ним грубо схватили Михаила и потащили к воротам. Наши друиды засыпали медленно спускающихся к нам латников кастами, воины прикрывали отступление. Мобы не торопились, они даже не пытались перейти в атаку, просто спускались быстрым шагом к воротам. Когда мы вышли за пределы деревни, противники побежали, но, достигнув ворот, просто их закрыли.
С первым штурмом мы облажались. Наверное, это с натяжкой можно было назвать победой, не поражением уж точно - потеряв одного человека мы уничтожили больше двадцати мобов. Но... никакого ощущения победы. Мы в меньшинстве, силы потрачены зря.
Стоны Михаила звучали как погребальный марш всем нам.
Занимался рассвет. Медленный, тягучий, он разбавил ночной мрак серым цветом. Никаких рассветных красок - тяжёлые тучи, моросящий дождь, холод. Просто серый становился всё светлее и светлее, пока не решил, что всё кончено, хватит одного из более светлых его оттенков. Тучи
сужали этот мир, делали его таким тесным, как гроб, давящий со всех сторон своим замкнутым пространством. Я никогда не лежал в гробу. Но сейчас будто стоял одной ногой в нём.Как и мы все.
Даже весёлое журчание ручья не привносило каких-то светлых красок. Единственное, что грело меня, это голова Топлюши, лежащая на моём плече. Уж ей-то точно вода не кажется отвратительной. Или, быть может, всё наоборот? Утопленница ненавидит её?
– Ты любишь воду?
– спросил я.
– А ты любишь воздух?
– В смысле?
– В том, что я просто в ней живу. Мне не нравится вот такая вода.
– Утопленница наклонилась и своей тонкой ладонью зачерпнула из ручья.
– Серая. Мне больше по душе, когда она голубая и играет солнечными зайчиками. Но это тоже вода, и без неё мне никак.
Я грустно рассмеялся.
– Что смешного?
– Ничего. Просто ты права... а я...
– Что - ты?
– Не знаю.
Я действительно не знал. Я жив, я дышу. Всё не так плохо, как могло бы быть. Далеко не так. Но... человек, наверное, не может радоваться малому. Да, я жив, но радости никакой.
– Ты такой грустный, - тихо сказала Топлюша.
– Кто-то умер? Твой друг?
– Умер. Не друг. Скорее даже враг, хоть он и не знал об этом. Просто... всё не так просто. Мы... нам... нас...
Вот так. Оставалось только сидеть и блеять. В голове ничего, только серость сегодняшнего дня.
– Я просто не хочу умирать, - сказал я, наконец.
– Смерть - это ещё не конец. Я же сижу с тобой.
– И что мне теперь тоже утопиться?
Кажется, это задело её. Но она всё равно сказала:
– Нет. Делай, что хочешь. Но это не такой плохой вариант. Мы останемся вместе. Навсегда.
Я слабо улыбнулся.
– Это вряд ли. Я, скорее всего, просто отброшу копыта. Навсегда. И в любом случае мне ещё хотелось бы побрыкаться. Хрен я просто так пойду в могилу.
– Это твой выбор.
– Мой.
Топлюша отстранилась. Она долго молчала, а я не знал, что сказать.
– Это твой выбор, - повторила утопленница.
– И этот выбор не включает меня, я права?
Это было тяжело. Очень тяжело. Да, она бездушный моб. Или мёртвая девушка. Но легче от этого не становилось.
– Да, ты права.
Топлюша спрятала лицо в ладони. Я постарался обнять её за плечи, но она с силой вырвалась. Когда утопленница оторвала ладони от лица, из-за дождя я не смог понять плакала она или нет. Возможно, она просто не могла делать этого. Или, быть может, я слишком эгоцентричен. Кто я для неё? Миг, вспышка. Моя жизнь по сравнению с её, как жизнь хомячка. Жалко, когда он дохнет, но через какое-то время идёшь покупать другого, зная, что и он когда-нибудь отбросит копыта, но до этого ещё так долго...
Или, быть может, я слишком сильно жалел себя, вместо того, чтобы жалеть её.
Топлюша поднялась с мокрой травы и наступила в ручей одной ногой. Я схватил её за руку, встал и, повернув к себе, поцеловал в губы. Это продолжалось секунду. Мягкие холодные пресные губы. Но они будто вдохнули в меня жизнь.
– Куда ты теперь?
– Обратно. Поживу одна... быть может... найду новых друзей.
– Я... желаю тебе...
– Я знаю. Спасибо. Тебе того же.
– Спасибо.