Героический режим. Не для героев

— Привет. Нужна работа?

Моего собеседника порядочно шатало, но это же даже лучше?

— Вот, смотри, — я выудил из сумки свёрток, — какая хрень.

— Что это? — Взгляд торговца выражал крайнюю степень безразличия.

— Приправа, — гордо сказал я. — На, понюхай.

— Что-то не знаю такой приправы.

— Так ты, наверное, не всеми торгуешь…

— Из тех, что растёт здесь, всеми. На юг продаю… Знаешь, как они там любят наши приправы? Не знаешь. А я знаю. Так вот, это не приправа.

Меня обуяла паника. Перед глазами маячила вполне реальная возможность ночевать с вшивыми бродягами, которых я сейчас мог наблюдать на краю площади. Они жгли чадящий костёр.

— Ну, благовоние. Вкусно же пахнет?

— Вкусно. Но что-то я…

— Вкусно пахнет, — твёрдо сказал я, — значит, продашь южанам, как редкое благовоние. Срубишь кучу денег. А я у тебя прошу всего лишь две серебряные монеты.

Кажется, в моём собеседнике взыграл инстинкт.

— А сколько у тебя?

— Четыре.

— Вот и давай за четыре медяка.

Из меня торгаш хреновый, но надо было стоять на своём.

— Да ты же на вес золота их продашь. А то и дороже. Два серебряных.

— Шесть. А если у меня никто эту хрень не купит?

— Как же не купит, ты понюхай, как пахнет…

После десятиминутных препираний я довольный вошёл в таверну. В кармане лежал один серебряный и два медяка. Не хилый улов. После ночёвки можно будет двигать дальше, а не торчать в этом богом забытом гадюшнике, где даже квесты не дают.

Или попробовать набрать ещё этой травы? Золотая же жила… Впрочем, завтра знакомый торгаш может протрезветь, и я не получу ни гроша. Пофармить-то можно будет, но продам уже в другом месте другому дурачку.

— Привет, — улыбнулся я трактирщику. — Ужин и пива. Того, что получше.

— Разжился деньжатами?

— Ага.

— Никого не убил? — подозрительно сощурился Гарк. Его руки бегали за стойкой, собирая ужин — ломоть хлеба, кус солонины, сыр.

— Пару брауни на полях. У одного были деньги, видать, где-то стырил.

— А… это хорошо. Деньги?

— Угу, — промычал я с набитым ртом.

— Ну да, они вороватые ублюдки. Вот, помню, один к моей матери забежал… Нассал, падла, в бидон с молоком, а она давай моего сына поить. Тот пищит, плюётся… Смешно было.

Я улыбнулся.

В таверне стало куда менее многолюдно. Возможно, ушёл какой-то из кораблей. Шлюхи так же пытались заманить клиентов, но местные особо не велись. Одна попробовала подойти ко мне, но я, понятное дело, отшил её. Больше ко мне никто не лез. Видимо, Глуши им хватило.

Спустя полчаса, когда я уже добивал вторую кружку, дверь распахнулась и в трактир вошёл угрюмый конунг. Его сопровождали три стражника. Кто-то из местных накосячил? Скорее всего.

Однако, увидев меня, он махнул рукой стражникам и направился прямо ко мне.

— Неблагонадёжный молодой человек, — прошипел конунг. — Так я думал. Первый день, и уже в полной жопе.

— Чего? — ошалело спросил я.

Вместо ответа один из стражников впечатал мне в лицо дубинку. Нос хрустнул, губы лопнули, как переспевшие помидоры. Второй повалил меня на пол ударом в темя. Я попробовал брыкаться, совершенно забыв про способности, схватился даже за тесак, но в голове плыло, а удары сыпались один за другим, и я окончательно вырубился.

Мысль о том, что некоторые травы используются не только как приправы или благовония, вспыхнула в уже почти погасшем сознании.

Глава 32 22, 10

Кажется, мне предстояло провести ночь ещё в худших условиях, чем я предполагал.

Башка трещала, пылали губы, в нос будто набили ваты. Руки были стянуты за спиной, я сидел на чём-то твёрдом, стуле, скорее всего. Я застонал, открывая единственный глаз.

Судя по адской боли, времени прошло не много. Я сидел в какой-то затемнённой комнате с единственным факелом, горящим в противоположном углу. Зарешёченное окно было расположено под самым потолком, что могло означать только одно — я в подземелье. Но не в темнице. Вряд ли мне в камеру поставили бы стол, да ещё и со вторым, напротив меня, стулом.

— Ау, — с трудом вытянул я губы, больше напоминающие четыре три куска ободранного мяса. Нижняя губа разошлась на две ровные половинки и отвисла. И это было, мать вашу, охренительно больно.

На мой слабый возглас никто не откликался. Впрочем, рано или поздно кто-нибудь придёт. Не в темнице же…

Две распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я сморщился (что тоже было больно) и отвернул голову.

— Отвернулся так, будто стыдно, — презрительно сказал конунг, его полная фигура застыла в дверях. — Или стыдно? Что-то мне не верится.

— Я не знал, что это такое, — прошамкал я. — Правда.

— Правда? А сам называл то «благовоние», то «приправа». Что, разве на севере такая не растёт?

— Не знаю. Я не северянин.

— Тем более. — Конунг воткнул факел в подставку и приблизился к столу. — Впрочем… за столько ты продал два свёртка?

— За серебряную и два медяка. И не два, а четыре.

— Четыре? Подожди-ка.

Толстяк выскочил из комнаты легко, как бабочка. И уже через пару минут рядом со мной поставили стул, на который посадили торгаша. Над его рожей тоже не хило поработали.

— Я не понимаю, — пищал он. — Я же поступил по закону…

— Наполовину по закону, — гаркнул конунг. Его голос звучал властно и жёстко, что немного портила одышка. — Что равнозначно нарушению закона! Сорок серебряных монет! Где ещё два свёртка?! Говори, падла!

Он хрястнул кулаком по столу так, что даже я подскочил на стуле от неожиданности.

— Ссыпал в эти два. Они такие маленькие…

Ещё один мощный удар.

— Говори!

— Закопал.

Торгаш быстро объяснил, где закопал свёртки.

— Отлично. Признаешь, что он продал тебе специю?

— Признаю. Я сам рассказал…

— Заткнись. Уберите его. Пусть пару недель посидит в подвале. За свой счёт, конечно же.

В дверном проёме появились два стражника, которых я раньше и не заметил. Они вытащили хнычущего стукача. Я проводил его угрюмым взглядом.

Две недели. За то, что зажилил половину. Сколько дадут мне? До смерти тут пахать? Или казнят? Мне ещё отрубленной руки не хватало… Если вообще не повесят.

Впрочем, я смогу воспользоваться своими способностями и бежать. Без маски, без мешка, без плаща. Без оружия. Я застонал от злости.