Герой Веков

Призрак воспламенил пьютер.

Фигура находилась прямо в огне, разглядеть ее было трудно.

— Я дал тебе Благословение Пьютера, Призрак, — объяснил голос. — Используй его, чтобы выбраться отсюда. Ты можешь выбить доски в дальнем конце коридора и спрыгнуть на крышу соседнего здания. Солдаты тебя не заметят — они слишком заняты тем, чтобы не дать огню перекинуться на другие дома.

Призрак кивнул. Жар пламени больше его не беспокоил.

— Спасибо.

Фигура шагнула вперед, став чем-то большим, нежели просто силуэт. Языки пламени танцевали вокруг лица, освещая жесткие черты, и подозрения Призрака подтвердились. Была причина, по которой он доверился этому голосу, причина, по которой он сделал все, что ему велели.

Он бы выполнил любой приказ этого человека.

— Я дал тебе пьютер не только для того, чтобы ты выжил, Призрак, — многозначительно произнес Кельсер. — Я дал его тебе, чтобы ты мог отомстить. А теперь иди!

* * *

Люди не раз замечали, что туман способен испытывать ненависть. Однако это не обязательно связывали с тем, что он мог убивать. Для большинства — даже для тех, у кого он вызывал припадки, — туман оставался просто погодным явлением, и разумности или мстительности в нем казалось не больше, чем в какой-нибудь тяжелой болезни.

Впрочем, не для всех. К некоторым он тянулся, постоянно кружился рядом — к другим, наоборот, испытывал враждебность и отталкивался. Одни чувствовали в тумане умиротворенность, другие — ненависть. Это было связано с осторожными действиями Разрушителя и с тем, насколько охотно люди следовали его подсказкам.

20

Тен-Сун сидел в клетке.

Сама по себе клетка уже была оскорблением. Кандра отличались от людей: даже если бы его не подвергли заточению, Тен-Сун не попытался бы спастись бегством. Он принял свою судьбу по доброй воле.

И все-таки его заперли. Непонятно, где они раздобыли клетку; обычно кандра в таких вещах не нуждались. Но Вторые нашли ее и поместили в одной из главных пещер Обиталища. Сделанная из железных пластин и прочных стальных полос, она со всех четырех сторон была обтянута крепкой проволочной сетью, чтобы узник не смог выбраться, превратив свое тело в простой комок мышц.

Еще одно оскорбление.

Абсолютно голый, Тен-Сун сидел на холодном железном полу. Добился ли он чего-то, кроме собственного заключения? Был ли хоть какой-то прок в тех словах, что он произнес в Сокровенном месте?

Пещеру за пределами клетки освещал специально выращиваемый мох; мимо проходили кандра, занятые своими делами. Многие останавливались и разглядывали узника, точно диковинного зверя. Такова и была цель отложенного на долгий срок наказания. Тен-Сун добился возможности высказаться, и Вторые хотели убедиться, что его наказание будет соответствующим. Они выставили его на всеобщее обозрение, как люди выставляют животных на рынке. За всю историю кандра ни с кем так не обходились. Его имя на века сделается символом позора.

«Только нам не суждено прожить века, — с яростью подумал Тен-Сун. — Об этом я и говорил».

Однако он не справился с задачей. Как объяснить соплеменникам то, что он чувствовал? Как показать, что приближался момент, когда придется вспомнить обо всех традициях? Как доказать, что их жизнь, на протяжении долгого времени бывшая такой спокойной и размеренной, должна вскоре резко перемениться?

«Что там, наверху? Попала ли Вин к Источнику Вознесения?»

А что с Разрушителем и Охранителем? Боги народа кандра снова воевали друг с другом, и те немногие, кто знал о них правду, притворялись, что ничего не происходит.

За пределами клетки кандра жили своей обычной жизнью. Некоторые занимались обучением нового поколения: Тен-Сун видел Одиннадцатых, похожих на кляксы с проглядывающими кое-где костями. Превращение туманного призрака в кандра было делом нелегким. Получив Благословение, туманный призрак обретал разум и утрачивал почти все свои инстинкты, после чего ему приходилось заново учиться созданию мышц и тел. На это уходило много-много лет.

Другие взрослые кандра занимались приготовлением еды. В каменных ямах — вроде той, где Тен-Суну предстояло провести вечность, — томилась смесь водорослей и плесени. Несмотря на былую ненависть к людям, он всегда пользовался возможностью насладиться их пищей — особенно старым мясом, — что было весьма привлекательным воздаянием за выполнение Договора.

Теперь же едва хватало воды, не говоря уже о еде. Тен-Сун вздохнул, глядя сквозь прутья клетки на большую пещеру. Подземелья Обиталища были громадными — слишком просторными, чтобы заселить их полностью. Но именно за это кандра их и любили. Проведя годы на службе — иногда целые десятилетия, на протяжении которых приходилось исполнять каждый каприз хозяина, — они с радостью возвращались в места, где можно было остаться на некоторое время в одиночестве.

«Одиночество, — подумал Тен-Сун. — Очень скоро я буду весьма одинок».

Размышления о вечности в тюрьме притупляли досаду на тех, кто пялился на него. Последние соплеменники, которых он видит. Многих Тен-Сун узнал. Четвертые и Пятые плевали в его сторону, выражая свою преданность Вторым. Шестые и Седьмые — основные исполнители Договоров — сочувственно качали головами, сокрушаясь о потерянном друге. Восьмые и Девятые приходили из любопытства, удивленные тем, что один из стариков мог столь низко пасть.

А потом вдруг среди прочих возникло особенно знакомое лицо. Кандра отвернулся, сгорая от стыда, когда Ме-Лаан, в чьих огромных глазах была боль, подошла ближе:

— Тен-Сун?

— Уходи, Ме-Лаан, — прошептал он, покосившись на группу кандра, наблюдавшую за ним с другой стороны клетки.

— Тен-Сун…

— Ты не должна видеть меня таким, Ме-Лаан. Пожалуйста, уйди.

— Они не должны были так с тобой поступать! — В ее голосе послышалась ярость. — Ты почти такой же старый, как они, и ты намного мудрее.

— Они — Второе поколение, — возразил Тен-Сун. — Их избрали Первые. Они правят нами.

— Но им не обязательно это делать.

— Ме-Лаан! — Узник наконец повернулся.

Большинство зевак держались в отдалении, словно преступление Тен-Суна было заразной болезнью. Ме-Лаан в одиночестве сидела на корточках перед его клеткой, и Истинное тело из длинных и тонких деревянных костей делало ее неестественно стройной.

— Ты мог бы бросить им вызов, — едва слышно произнесла Ме-Лаан.

— Кто мы такие, по-твоему? Люди, с их восстаниями и бунтами? Мы кандра. Мы следуем Охранителю. Порядок должен соблюдаться.

— Ты по-прежнему подчиняешься им? — зашипела Ме-Лаан, прижимая изящное личико к прутьям клетки. — После всего, что ты рассказал? После того, что происходит наверху?

— Наверху? — переспросил Тен-Сун.

— Ты был прав: земля покрыта толстым слоем черного пепла. Туман приходит днем, убивая растения и людей. Идет война. Разрушитель вернулся.

Тен-Сун закрыл глаза:

— Они обязательно что-нибудь предпримут. Первое поколение.

— Они слишком стары. Слишком стары, забывчивы и беспомощны.

— Ты очень сильно изменилась. — Тен-Сун открыл глаза.

— Им не стоило позволять Третьему воспитывать молодое поколение, — улыбнулась Ме-Лаан. — Нас много — молодых, способных сражаться. Вторые не могут править вечно. Что мы можем сделать, Тен-Сун? Как нам тебе помочь?