Гибель Айдахара

И потом, после него, сколько здесь перебывало ханов – удачливых и не очень, правивших подолгу и всего по нескольку дней. Сколько было отдано сил, сколько было пролито крови, чтобы Золотая Орда могла править миром! И вот теперь все кончилось. С того дня, как русские дружины победили Мамая, над Золотой Ордой словно опустился вечер, а вечно сияющее над ней солнце приблизилось к краю земли. Тохтамыш знал, что остановить его уже невозможно, нет на всем свете таких сил, которые бы заставили солнце двинуться вспять.

Он вдруг окончательно понял: Золотой Орды больше нет, как нет дворца, в котором многие годы жили ее владыки – великие и грозные ханы. Мир уже никогда не будет трепетать при виде поднятого к небу монгольского меча.

Ужас охватил Тохтамыша. Неужели это он погубил империю, созданную его великим предком Бату-ханом? Хан искал причины в себе и не находил их. Так же, как и его предшественники, он воевал и думал только о могуществе Орды. Почему же больше нет ее, почему лежит она в развалинах – жалкая, нищая, обессиленная?

Не дано было открыть, разгадать эту тайну Тохтамышу, оттого что смотрел он только в себя.

Надо было бы уехать из мертвого города, но хан медлил. Снова забурлила кровь в жилах, когда он вспомнил о предательстве. Вчера бежали к Едиге Исабек и еще несколько влиятельных эмиров. Они увели свои тумены и народ подвластных им родов.

Кому другому, но Исабеку Тохтамыш верил как себе, потому что даже в самые страшные минуты тот не покидал его, а стойко переносил все тяготы и лишения, выпавшие на долю владыки Золотой Орды.

Теперь он будет в стане врага. Он не просто беглец, но и предатель.

Из развалин выползла большая серая гадюка и без страха, свернувшись в кольцо, устроилась на оплывшем обломке стены, подставив свое блестящее тело лучам солнца.

Тохтамыш с силой сжал рукоять камчи и хлестнул коня. Он не хотел покоряться судьбе и еще верил, что сможет все изменить. Солнце прошло зенит и быстро катилось к закату.

* * *

Тот, кто не сгибается под ударами судьбы, будет вознагражден. Многие беки, эмиры, бии, батыры ушли от хана, но Тохтамыш не пал духом. И словно в награду за это провидение послало ему надежду. Из лагеря Едиге тайно прибыл человек. Послала его дочь Тохтамыша, ныне любимая жена Едиге – Жанике.

Несколько лет назад, когда батыр бежал от хана, вместе с ним убежала и она. Жанике подарила Едиге сына, и оттого любовь его к ней стала еще более сильной.

Но верно говорят в народе, что от семян горькой полыни может вырасти только полынь. Жанике была тщеславна, как и ее отец, вспыльчива и настойчива в достижении своей цели. Она умела замечать то, что происходит вокруг, и вскоре поняла, что рано или поздно ее муж и отец сойдутся в смертельном поединке, чтобы пролить кровь друг друга. От полыни рождается полынь… Оттого и послала она к Тохтамышу своего человека, велев ему сказать хану на словах: «Пусть мой отец не боится Едиге. Я сделаю все, чтобы он успокоился и послал послов с просьбой о мире. Если же он не сделает этого, то пусть винит себя. Мой острый кинжал оборвет его жизнь».

Сердце Тохтамыша от этих слов наполнилось гордостью за дочь. В ее поступке был выход, была надежда. Если Жанике обезглавит дракона, то что сможет сделать его туловище? Нет сейчас в степи такого человека, который бы смог заменить Едиге или сравняться с ним в уме. Снова разбредутся роды, снова начнут ссориться между собой эмиры, бии, беки и батыры за право быть первым.

И, раздумывая обо всем этом, Тохтамыш уже по-настоящему поверил в то, что все именно так и произойдет. Потом пришли тревожные мысли. По всем законам степи, жена, поднявшая руку на мужа, будет проклята, и люди с презрением станут произносить ее имя. Дать согласие Жанике на убийство Едиге – это значит обагрить руки дочери кровью. На миг Тохтамышу захотелось сказать: «Нет!» Но когда он представил, что со смертью Едиге исчезнут всякие преграды и ничто не помешает ему снова возвыситься, хан превозмог себя. Ради того, чтобы снова возродить Золотую Орду и снова править ею, можно пойти на любые жертвы. Пусть будет проклята не только Жанике, но и весь род Тохтамыша, лишь бы умер Едиге, лишь бы он не стоял на пути!

* * *

Нет, не сразу решилась Жанике на убийство мужа, потому что в свое время по любви, по велению сердца соединила с ним свою жизнь. И оттого сын у нее родился как две капли воды похожий на Едиге. И дали ему имя Султан-Мухаммед. Много раз говорила Жанике с мужем, умоляя его помириться с отцом, заклинала сыном, но Едиге был непреклонен. И тогда она, решительная и дерзкая, как и ее отец, подумала: «Умрет муж – найду другого, не станет ребенка – рожу другого. Если же погибнет отец, то кто заменит его мне? Если отец перестанет быть ханом, это будет равносильно его смерти. Благодаря его силе и могуществу все кланяются мне. На свете много красивых женщин, и если я перестану быть дочерью хана, мои соперницы – другие жены Едиге – станут указывать на меня пальцем и смеяться. Они уговорят Едиге оставить меня. Так не лучше ли мне сохранить отца и пожертвовать мужем?»

И словно нарочно, чтобы укрепить уверенность Жанике в том, что решение ее правильное, Едиге взял себе еще одну жену – дочь знатного эмира. Умом она понимала, что муж поступил так для того, чтобы, породнившись с эмиром, привлечь на свою сторону новые роды, пополнить свое войско новыми силами. И все-таки это было грозное предостережение. Что произойдет завтра, если отец погибнет, а Едиге разлюбит?

Ревность завладела сердцем Жанике, а от ревности до желания мстить всего один шаг. И она приняла твердое решение.

Жанике позвала к себе преданного ей джигита и сказала:

– Приготовь двух самых быстрых коней. Мы убежим с тобою отсюда.

– Когда это нужно сделать, моя повелительница? – ни о чем не спрашивая, сказал он.

– Я дам знать, когда наступит урочное время…

Джигит поклонился и молча вышел из юрты.

Едиге словно забыл о существовании Жанике и предавался радостям любви с молодой женой. От всего этого всегда горячее сердце женщины словно заледенело. Она теперь твердо знала, что убьет мужа. Все чаще, мысленно, Жанике видела, как сделает это, как проведет с ним последнюю ночь. От предвкушения скорой мести в глазах ее появился таинственный, мерцающий свет. И она дождалась своего часа.

* * *

Ночь была теплой. Полог, обычно закрывающий вход, был откинут, и тихий ветер приносил в юрту запах жузгена и полыни, смешанный с солоноватым запахом далекого моря. Лунный свет, падающий через отверстие в своде юрты, казался серебристым и призрачным.

Едиге и Жанике лежали усталые, уже узнавшие любовь, и молчали. Сквозь войлочную стену юрты было слышно, как поют цикады, как изредка где-то совсем рядом пробегает тушканчик и под его лапками тихо позванивают мелкие камешки.

Батыр положил свою сильную руку на грудь жены. Сердце Жанике стучало часто-часто, и ему показалось, что она только что остановилась после долгого бега.

Давно не было Едиге так хорошо с женой. На миг ему показалось, что вернулись те, первые дни, когда они убежали от Тохтамыша. Она ведь знает, что он враг ее отца, и все равно продолжает любить верно и преданно, а ласки ее горячи и желанны.

Жанике тихо подвинулась к мужу, уткнулась лицом в его грудь.

– Я хочу пить… – сказал он.