Гибель гигантов

Рота «Б» под командованием сержантов направилась на передовую. Шли полями, оставляя дорогу свободной для транспорта. Тронувшись с места, они запели «Веди меня, Господь». Их голоса еще несколько минут звучали, когда они уже исчезли во мраке.

Фиц вернулся в штаб батальона. На передовую офицеров должен был доставить открытый грузовик. Фиц сел рядом с лейтенантом Роландом Морганом, сыном эйбрауэнского управляющего шахтой.

Фиц старался пресекать пораженческие разговоры, но и сам ни в чем не был уверен. Еще ни одна армия не предпринимала такого наступления, и никто не мог сказать с уверенностью, чем оно обернется. За семь дней бомбардировки противник не былразбит: немцы действительно продолжали отстреливаться, как саркастически заметил голос из строя. Фиц написал об этом в рапорте командованию, и полковник Хервей при встрече гнусно намекнул, что Фиц просто боится.

Фиц не боялся, он тревожился. Когда командование закрывает глаза на плохие известия, солдаты гибнут сотнями и тысячами.

Словно подтверждая его правоту, позади на дороге разорвался снаряд. Обернувшись, Фиц увидел в воздухе куски разлетающегося на части грузовика — такого же, как тот, на котором они ехали. Следовавшую за ним машину повело в кювет, а в нее, в свою очередь, врезался еще один грузовик. Картина была ужасная.

Новые снаряды стали падать справа и слева в поле. Немцы целили в дороги, идущие к линии фронта, а не в сами укрепления. Должно быть, они догадались, что вот-вот начнется большое наступление, — такие массовые перемещения людей сделать незаметными невозможно, — и с фатальной точностью убивали солдат еще до того, как те попадут в окопы. Фиц прогнал подступающую панику, но на душе было неспокойно. Его рога могла просто не добраться до передовой.

Они достигли района сосредоточения войск без новых неприятностей. Там было уже несколько тысяч человек. Они стояли, опираясь на винтовки, кое-кто тихо разговаривал. Фиц узнал, что некоторые соединения сильно пострадали от обстрела. Он ждал, мрачно гадая, существует ли еще его рота. Но «Эйбрауэнское землячество» прибыло в целости и сохранности, выстроилось, и последние несколько сот ярдов к месту построения он вел их сам.

Им оставалось только ждать приказа выступать. В траншее стояла вода, и у Фица скоро промокли ноги. Петь не разрешалось: могли услышать во вражеских окопах. Курить тоже было запрещено. Некоторые молились. Высокий парень вынул свою расчетную книжку и начал заполнять страницу «Завещание и распоряжения на случай смерти» в узком луче фонарика, которым ему светил сержант Илайджа Джонс. Он писал левой рукой, и Фиц узнал Моррисона, бывшего слугу из Ти-Гуина и бэттера команды по крикету.

Рассвело рано — самый длинный день в году был всего несколько дней назад. Некоторые достали из нагрудных карманов фотокарточки — смотрели, целовали. Это выглядело сентиментально, и Фиц заколебался было, но потом тоже вынул фотографию. У него была карточка сына, Джорджа, которого дома звали Малыш. Ему было уже полтора года, но фотографию сделали, когда ему исполнился год. Судя по драпировке, на фоне которой его сняли — аляповатой полянке с цветами, — Би, видимо, ездила с ним в студию. Он не очень-то был похож на мальчика, одетый в какое-то длинное белое одеяние и чепчик, но он был здоров и крепок, и если Фиц сегодня умрет, он унаследует графство.

Би и Малыш сейчас наверняка в Лондоне, подумал Фиц. Был июль, и балы продолжались, хоть и не такие пышные: девушкам нужно было выходить в свет, иначе как найти подходящую партию?

Скоро встало солнце. Засияли стальные шлемы «Эйбрауэнского землячества» и засверкали штыки, отражая солнце нового дня. Большинство солдат никогда еще не воевали. Чем обернется для них это боевое крещение, победой или поражением?

Англичане начали грандиозную канонаду. Батареи старались изо всех сил. Может, этот обстрел наконец разрушит немецкие позиции. Для генерала Хэйга это сейчас важнее всего.

«Эйбрауэнское землячество» должно было идти не в числе первых, и Фиц пошел посмотреть, как все происходит. Он протолкался к крайней траншее, поднялся по пожарной лестнице и выглянул через бойницу в укрепленном мешками с песком бруствере.

Утренний туман рассеивался, преследуемый лучами восходящего солнца. Голубое небо было покрыто кляксами черного дыма от взрывов. Хорошая будет погода, подумал Фиц, для Франции просто прекрасный летний день.

Назначенное время приближалось, и он остался в первой траншее. Он хотел посмотреть на первую волну наступления. Может быть, извлечет для себя какие-то уроки. Он был во Франции уже два года, но сейчас ему впервые предстояло вести людей в бой, и это волновало его больше, чем возможность погибнуть самому.

Раздали положенный ром. Несмотря на тепло от алкоголя, Фиц чувствовал, как растет внутри напряжение. Наступление было назначено на семь тридцать. После семи народ притих.

В семь двадцать английские орудия замолчали.

Фиц был в смятении. Прекращение огня даст немцам понять, что сейчас начнется атака. В эти минуты они, должно быть, высыпали из укрытий, выволакивают пулеметы и занимают места в окопах. Наши батареи дали врагу десять минут форы! Надо было продолжать огонь до последнего, до семи двадцати девяти! Интересно, сколько солдат погибнет только из-за этого просчета?

Сержанты выкрикивали команды, и солдаты полезли по штурмовым лестницам и через бруствер. Они выстроились по эту сторону проволочного ограждения. До немецких окопов было около четверти мили, но оттуда пока не стреляли. К изумлению Фица, сержанты стали командовать: «На первый-второй рассчитайсь! Второй номер — шаг вперед!» Солдаты выстроились в две шеренги, как на плацу, тщательно соблюдая дистанцию, словно кегли в боулинге. В семь тридцать раздался свисток, сигнальщики выбросили флаги — и первая шеренга двинулась вперед.

Тяжело нагруженные снаряжением: запас патронов, плащ-накидка, еда и вода, у каждого — по две ручные гранаты Милса весом почти по два фунта, — они затрусили рысью, шлепая по лужам, образовавшимся на месте взрывов, и пролезли в проходы в заграждениях английской стороны. Потом поступил приказ перестроиться в шеренги и идти вперед плечом к плечу по нейтральной полосе.

Когда они прошли полпути, застрочили немецкие пулеметы.

Фиц увидел как солдаты начали падать на секунду раньше, чем услышал знакомый стрекот. Вот упал один, потом дюжина, потом — двадцать, и еще, еще…

Одни, встретив выстрел, вскидывали вверх руки, другие кричали или корчились, третьи просто, бессильно обмякнув, падали, как брошенный на землю вещмешок.

Почти все попадали, не успев добежать до немецких заграждений.

Но тут прозвучал свисток, и вперед выдвинулась вторая шеренга.

III

Рядовой Робин Мортимер был зол.

— Ну что за идиотизм! — сказал он, когда раздался стрекот пулеметов. — Надо было начинать в темноте. Невозможно пересечь эту клятую нейтралку при свете дня! Даже дымовую завесу не поставили!

Падение боевого духа среди солдат «Эйбрауэнского землячества» беспокоило Билли. По дороге от казарм к передовой они пережили первый в своей жизни артобстрел. Прямого попадания им посчастливилось избежать, но они видели, как гибли солдаты в соседних ротах. Они встретили на пути несколько свежих ям глубиной футов шесть, не больше. Это были братские могилы для тех, кто погибнет сегодня.

— Для дымовой завесы ветер неподходящий, — негромко сказал Пророк Джонс. — Потому и газ не применили.