Гибель Карфагена

– Сдавайся! Мы стража Совета Ста Четырех! В это время гортатор змеей прополз между ног колосса и, вскочив на ноги позади великана, могучим ударом острого как бритва меча перерубил сухожилия на задней ноге слона. Дико взревев и не обращая внимания на крики людей, сидевших в башенке на его спине, слон быстро попятился. Еще миг, и, выйдя на площадь, он тяжело рухнул, продолжая оглашать воздух жалобными, пронзительными криками. Он упал с такой силой, что сидевших в башенке стрелков и вожатого выбросило на землю.

– Гей, люди! Путь свободен! – крикнул Сидон четырем нумидийцам, успешно сдерживавшим наседавших преследователей. Нумидийцы повернули лошадей и присоединились к Хираму и Сидону, который тоже был на коне. И через мгновение маленький отряд, пронесясь стрелой по площади, нырнул в одну из спускавшихся к порту улиц. Стража у бастионов без всяких затруднений пропустила в порт Хирама и четырех нумидийцев. Старик-гортатор на время отстал от них, чтобы отвести лошадей тому человеку, у которого он их взял, и, кстати, последить, не явится ли снова Фегор. Но, не обнаружив ничего подозрительного, он вскоре присоединился к остальным.

Когда Хирам и его спутники не без труда провели шлюпку по разбушевавшимся волнам к борту гемиолы и поднялись на ее палубу, навстречу Хираму, радостно вскрикнув, кинулась молодая этруска.

– Ты жив! Благодарение великим богам! – прозвучал ее голос. – Ты невредим? – бормотала девушка, словно не веря своим глазам. – Он не сделал тебе зла? Он не выдал тебя страшному Совету Ста Четырех?

– О ком говоришь ты, девушка? Никто не знает, что я здесь.

– О боги, как ты ошибаешься! – смеясь и плача, ответила Фульвия. – Едва ты покинул корабль, как Фегор появился на берегу.

– И что же? – заволновался Хирам.

– Он крикнул вызывающе: «Изгнанный в Тир Хирам прячет у себя на судне беглую этруску! Пусть берегутся оба!». Видишь, Хирам, тебя узнали, тебе грозит смерть!

Хирам наскоро пересказал девушке все, что произошло на берегу, включая посещение дома Гермона.

– Это тот человек, из-за которого тебя изгнали? – спросила девушка воина.

– Да. Он заметил, что я и его приемная дочь любим друг друга. Он член Совета Ста Четырех, и он добился того, что меня изгнали из Карфагена, – с горечью сказал Хирам, сжимая рукоять меча.

В это время с берега донесся пронзительный крик:

– Тирский торгаш прячет у себя этруску! Горе обоим, промолвила, бледнея, горе!

– Фегор! Он преследует нас! – промолвила, бледнея Фульвия.

– Спустить шлюпку! – крикнул Хирам морякам.

Фульвия загородила дорогу готовому сойти в лодку Хираму.

– Позволь мне. Я переговорю с ним, успокою его. Он отстанет, если я соглашусь стать его женой, – шептала она в отчаянии. – Тебе ничто не будет угрожать. Ты спасешься…

– Ценой предательства? – хрипло засмеялся Хирам и спрыгнул в шлюпку.

Стоявший на берегу Фегор. глядя горящими ненавистью глазами на гемиолу, не обратил внимания на бесшумно скользящую по бушующим волнам шлюпку. Он заметил Хирама, когда тот отрезал ему путь к отступлению.

– Ну, что теперь скажешь, шпион? – сказал Хирам. – От меня не уйдешь. Защищайся!

Фегор, отпрянув, ушел от удара меча карфагенянина. Но дальше отступать было некуда: у его ног выли и в бешенстве разбивались морские волны, кругом не было видно ни души, а Хирам, не отставая ни на шаг, идет на него.

– Ты верно служишь Совету Ста Четырех! – кричал карфагенянин врагу. – Но это тебя не спасет, нет, не спасет. Защищайся же, трус! Хоть умри как мужчина!

Фегор, почти припертый к самому краю причала, оглядываясь вокруг безумными глазами, схватился наконец за свой меч. Это было страшное оружие, выработанное иберийцами:

тонкая, длинная, прямая тяжелая шпага. В мгновение ока шпион сбросил с плеч темный плащ, и тогда обнаружилось, что он вооружен и защищен не хуже нападавшего: на голове у него был блестящий шлем, а плечи, руки и грудь прикрывала кираса.

Со зловещим звоном они скрестили оружие. Фегор не успел отбить удар, и меч карфагенянина тяжко ударил о латы врага. Еще миг, и Фегору пришел бы конец. Но тут целая пригоршня песка полетела в лицо Хирама и на некоторое время ослепила его. Фегор, улучив момент, пытался ослепить нападающего. Невольно Хирам попятился с криком:

– Предатель! Трус!

– Все приемы хороши, когда надо уничтожить врага! – ответил насмешливо шпион.

Но Хирам уже оправился и снова бросился на него. Молниеносным ударом меча карфагенянин чуть было не сбил шлем с головы Фегора. Шпион зашатался и выронил меч. Он был безоружен. Фегор попятился и оказался на самом краю пристани.

– Подожди! Не убивай меня. Я хочу тебе кое-что сказать.

– А может, хочешь улучить момент и сбежать? Напрасно надеешься! Защищайся!

– Мне некуда бежать! – угрюмо промолвил шпион, поднимая свой меч и прикрывая им голову от ударов меча карфагенянина.

В душе Хирама вспыхнуло и чувство жалости, и чувство презрения. Фегор не был воином. Он мог убить, но только не в бою, а из-за угла. Когда же смерть заглянула ему самому в глаза, он задрожал от ужаса.

– Ну, хорошо! Говори, что хотел сказать, – сказал Хирам.

– Прежде чем умереть, я хотел спросить у тебя, любишь ли ты этруску.

– Тебе что за дело? Но я отвечу – нет. Мое сердце отдано приемной дочери Гермона, а не Фульвии.

– Зачем же ты, рискуя собственной жизнью, спас ее?

– Потому, что ей и ее семье я обязан жизнью.

– Тогда убей, убей меня! – с криком какой-то странной, полубезумной радости отозвался Фегор. – Я умру счастливым!

– А ты, собака, ты, шпион, ты думал, что она полюбит тебя?

– Да. Я думал, что она будет моей. Подожди еще минутку. Когда увидишь этруску, передай ей, что сегодня… Она не пришла в дом своей матери, а я был там и ждал ее. И я убил ее мать!

– Убийца! – вскрикнул Хирам, бросаясь на врага. – Умри же!

Но его меч рассек воздух: передохнув и собравшись с силами, Фегор, ловкий и увертливый, как угорь, прыгнул в воду, и волны скрыли его от глаз карфагенянина.

Напрасно Хирам вглядывался налитыми яростью глазами в бушующее море: он видел только круговерть с шумом и стоном разбивавшихся о камни мутных волн с седыми гребнями.

Простояв не меньше четверти часа на том месте, где разыгралась драма, Хирам вложил меч в ножны и вернулся к шлюпке, а потом добрался и до гемиолы.