Гибель Карфагена

– Если только он утонул, – бормотал карфагенянин, – тогда и моя тайна умерла вместе с ним, и мне нечего бояться в Карфагене. Но что же будет с Фульвией? Бедная девочка! Пока не надо ей говорить, что этот шпион убил ее мать.

С утра гемиолу опять принялись осаждать покупатели тирских товаров. Запасы быстро уменьшались, и на борту судна оставалось ничтожное количество пурпурных тканей, ваз и статуэток, когда к гемиоле подошла богато убранная лодка, в которой сидела молодая девушка поразительной красоты.

Увидев ее, Хирам оживился, а Фульвия непроизвольно схватилась за сердце трепещущей рукой.

– Это она? Та, которую ты любишь? – спросила Фульвия Хирама, спешившего навстречу гостье, уже поднимавшейся по сходням.

И потом прошептала побледневшими губами, поникнув головой:

– Она хороша, она прекрасна. И она – одной крови с тобой, не дитя другой расы, другого народа. Так – лучше!

– Что ты говоришь, девочка! – откликнулся на ходу Хирам.

Но Фульвия не ответила.

Карфагенянка Офир, еще на подходе к гемиоле, увидела и Хирама, и стоявшую рядом с ним девушку. Она заметила, как хороша собой этруска. И, едва ступив на палубу и оказавшись лицом к лицу с Хирамом, она произнесла голосом, в котором звучали и тревога, и горечь:

– Разве тирские мореходы имеют привычку с собой на кораблях возить женщин?

Хирам с улыбкой объяснил маленькой ревнивице, кто такая Фульвия и как она попала на борт гемиолы.

Рассказ взволновал прекрасную Офир, но, по-видимому, не рассеял ее подозрений.

– И ты из-за какой-то рабыни рисковал своей жизнью? – спросила она, пытливо всматриваясь в лицо любимого человека.

– Я думал, ты скажешь, что я сделал как надо! – огорченно отозвался Хирам. – Рабыня! Она не была рабыней, когда спасала и укрывала, выхаживала и лечила меня. Не будь ее, я не стоял бы тут перед тобой. Я бы уже давно был в стране теней.

Взор карфагенянки смягчился.

– Я была не права! – пробормотала она. – Но не гневайся на меня. Знаешь, кто любит так, как люблю тебя я, тот боится потерять любимого человека. Я испугалась мысли, что, может быть, эта девушка тоже имеет право на твою любовь. Приведи ее ко мне. Я хочу взглянуть ей в глаза. Доверь ее мне. Если ты не любишь ее, я не буду бояться держать ее около себя. Я дам ей надежный приют и убежище у себя.

– А если ее опознают?

– Ну и что! – гордо подняла голову Офир. – Кто осмелится взять ее у меня, приемной дочери члена Совета Ста Четырех? Я возьму ее с собой в У тику, и когда настанет час – ты вызовешь нас обеих.

Хирам пошел за Фульвией. Но этруска, казалось, не услышала, когда он окликнул ее по имени. И только когда он положил ей руку на плечо, девушка, вздрогнув, оглянулась. Взор ее был полон тоски.

Фульвия! – сказал, не замечая ее настроения, Хирам, весь охваченный чувством ликования, вызванного посещением гемиолы карфагенянкой. – Пойдем, Фульвия! Моя гостья хочет посмотреть на тебя.

– Зачем? – спросила этруска.

– Она боится, что ты меня любишь.

–Я… тебя… О!

Казалось, эти слова вырвались стоном.

– Она ошибается… Я иду к ней!

V. ДОПРОС

Около полудня того дня, когда Офир посетила гемиолу Хирама и взяла с собой оттуда бледную и трепещущую Фульвию, несколько бедных рыбаков вышли с сетями в море на утлых челнах. Челны плыли мимо песчаной отмели, намытой волнами в нескольких сотнях метров от берега у гряды подводных камней.

– Эй, на лодке! – вдруг донесся до слуха рыбаков чей-то высокий и повелительный голос. – Причаливай сюда!

Гребцы, вздрогнув от неожиданности, навалились на весла с явным намерением отогнать лодчонки подальше от отмели.

– Именем Совета Ста Четырех! Повинуйтесь! – прозвучал опять тот же голос.

И перепуганные бедняки, не смея ослушаться того, кто говорил от имени Совета Ста Четырех, причалили к отмели. В лодку сел человек, на котором были дорогие латы, но со следами крепких ударов и покрытые водорослями и грязью.

– Что повелишь, господин? – спросил странного пассажира старший рыбак.

– Доставить меня в город. А потом – проглотить языки и никому ни единым словом не проболтаться, что видели меня здесь. Под страхом смерти!

Рыбаки повиновались, и лодка помчалась к Карфагену.

Едва она приблизилась к берегу, как Фегор – читатель, вероятно, уже догадался, что это был он, – выпрыгнул из нее и, даже не поблагодарив рыбаков, стремглав бросился в центр города, к дворцу Гермона…

Да, шпион спасся. Ярость переполняла его, и он думал лишь об одном: отомстить Хираму и погубить Фульвию, отвергшую его любовь. Ярость его еще больше распалялась от того, что он пережил ночью. А ночь была ужасной, она тысячу раз грозила ему смертью. То, что он спасся, можно назвать просто чудом, ведь ему грозили и бушующие волны, и тигры морей – акулы, и бездонная пучина моря. По какой-то счастливой случайности волны выбросили его почти бездыханное тело на мягкий песок, где он и встретил солнце.

Утром, как мы видели, дождавшись появления рыбачьих лодок, он подозвал к себе рыбаков. И вот он через какое-то время уже был у дворца Гермона.

Разумеется, Гермон незамедлительно принял Фегора. В нескольких словах шпион изложил престарелому патрицию Карфагена все: и то, что вернулся изгнанный в Тир Хирам, и то, что это он, Хирам, совершил ужасное святотатство, освободив обреченную на жертву Ваалу-Молоху этрусскую девушку, и то, что вчера вечером Хирам был во дворце Гермона: кто-то из слуг впустил его в покои Офир.

Трудно представить себе, какое впечатление произвело все это на властного гордого старика, и без того ненавидевшего Хирама.

Гермону не стоило труда узнать, что утром его приемная дочь отправилась на прогулку и только сейчас вернулась домой. Патриций, прежде чем объясниться с Офир, решил допросить любимую рабыню Офир как соучастницу и посредницу в сношениях с Хирамом. Трепещущую рабыню привели в залу, где были только Гермон, Фегор и чудовищных размеров негр, более походивший не на человека, а на исполинскую человекообразную обезьяну.

Увидев негра, державшего в руках огромную плетку и зверски скалившего зубы, девушка задрожала всем телом.

– Где твоя госпожа? – спросил ее старик Гермон.

– В своих покоях, господин.

– Она выходила из дому и брала тебя с собой? Где же вы были?

– Гуляли по городу.

– А потом?

– Госпожа пожелала покататься в лодке.

– Гур! Помоги ей разговориться! – обернулся Гермон к негру.

Негр взмахнул рукой, и плетка впилась в обнаженное плечо девушки.

Рабыня закричала истошным голосом.