Гибель красных Моисеев. Начало террора. 1918 год
Шрифт:
Насчет Маркса и Суворова, соединившихся в Троцком, сказано сильно. Троцким Блюмкин восхищался. Троцкому он служил с той верностью и преданностью, которой не дождались от него ни эсеры, ни коммунисты.
Этого своего хозяина Яков Григорьевич не предавал до самой смерти, хотя в октябре 1923 года Дзержинский снова переманил Блюмкина в ИНО (иностранный отдел ГПУ).
Какое-то время Блюмкин работал в Москве, а в 1925 году оказался советским резидентом на Тибете. Здесь вместе с Николаем Рерихом он искал в недоступных районах Гималаев легендарную Шамбалу.
Работая резидентом, Блюмкин не растерял ни наглости, ни апломба. Некоторые рассказы о его куражах выглядят еще более фантастичными,
Напившись на новогоднем банкете ЦК Монгольской народно-революционной партии, Блюмкин заставил монголов произносить тосты за Одессу-маму и кончил тем, что заблевал портрет Ленина, установленный в центре банкетного зала. Но он нисколько не смутился при этом.
— Прости меня, дорогой Ильич, — сказал он, обращаясь к портрету. — Но ведь я провожу твои идеи в жизнь. Я не виноват, виновата обстановка {227}.
Потом под именем персидского купца Якуба Султана-заде Блюмкина перебросили на Ближний Восток, где, создавая агентуру в Египте и Саудовской Аравии, он торговал хасидскими раритетами.
Коммерсантом Блюмкин оказался вполне удачливым, и Москва готова была доверить ему продажу сокровищ из хранилища Эрмитажа, но тут Яков Григорьевич, этот профессиональный оборотень, проявил столь не свойственную ему принципиальность и сразу погорел на этом.
Будучи в Турции, Блюмкин встретился 16 апреля 1929 года с высланным из Советского Союза Троцким и взялся доставить в СССР его письма.
Якова Григорьевича арестовали на его квартире в Москве, которая находилась напротив того здания, где он убил в 1918 году Мирбаха.
3 ноября 1929 года дело Блюмкина было рассмотрено на судебном заседании ОГПУ. «За повторную измену делу пролетарской революции и Советской власти и за измену революционной чекистской армии» его расстреляли.
«Вчера расстрелян Яков Блюмкин, — со скорбью писал о своем верном сотруднике Лев Давидович Троцкий. — Его нельзя вернуть, но его самоотверженная гибель должна помочь спасти других. Их надо спасти. Надо неустанно будить внимание партии и рабочего класса. Надо научиться и научить не забывать. Надо понять, надо разъяснить другим политический смысл этих термидорианских актов кровавого истребления преданных делу Октября большевиков. Только таким путем можно помешать планам могильщика Октябрьской революции >.
Увы!…
Лев Давидович Троцкий забыл, как на V съезде Советов он сам произнес смертный приговор Блюмкину, провозгласив, что всякий, кто попытается «сорвать Брестский мир, будет расстрелян»…
Преданной службой и своей самоотверженной гибелью Блюмкин заслужил прощение Льва Давидовича.
И именно за это и расстреляли тридцатилетнего проходимца — чекиста Симху-Янкеля Блюмкина, убившего в 1918 году немецкого посла Вильгельма Мирбаха…
Считается, что тогда, в 1918 году, покушение на графа Мирбаха поставило Ленина на грань разрыва отношений с Германией. Но это не совсем верно… Германия, которая только что начала генеральное наступление на Западном фронте — последняя ее попытка выиграть войну! — просто не могла позволить себе разорвать отношения с советским правительством.
14 июля советскому правительству была, конечно, вручена нота германского правительства с требованием разместить в Москве батальон немецких солдат для охраны германского посольства, но В.И. Ленин категорически отказался выполнить это требование.
Разрыв с Германией в июле 1918 года мог принести Ленину только выгоду.
Тогда, после непродолжительной стрельбы в Москве, заседания съезда Советов возобновились…
Разумеется, уже без левых эсеров.
Хотя часть из них, отрекшуюся
от своих прежних руководителей и сформировавшую новую группу под названием «Революционные коммунисты», В.И. Ленин разрешил допустить на съезд.Вместе с большевиками «Революционные коммунисты» и утвердили новую Конституцию РСФСР.
Глава девятая.
ЕКАТЕРИНБУРГСКАЯ ТРАГЕДИЯ
На местах признают только три подписи: Ильича, вашу да еще немножко мою!
Каждый из нас страдает за себя, но есть один Человек, который страдает за всех нас, за всю Россию и страдает безмерно.
Сегодня нас опять не пустили в церковь. Дураки…
Когда Дзержинского «освободили», он сразу отправился в Кремль.
Владимир Ильич принимать его не стал, и Феликс Эдмундович закатил настоящую истерику в приемной.
— Почему, почему они меня не расстреляли! — выкрикивал он. — Я жалею, что они меня не расстреляли! Это было бы полезно для революции!
Успокоил Дзержинского Яков Михайлович Свердлов.
— Нет, дорогой Феликс! — сказал он. — Хорошо, очень хорошо, что они тебя не расстреляли. Ты еще немало поработаешь на пользу революции.
— Я уже заявление, Яков, в газету отдал! — сказал Дзержинский.
— Какое заявление?
— Что ухожу из ЧК, пока расследование идет…
— Пускай печатают… — махнул рукой Свердлов.
8 июля заявление Дзержинского было опубликовано в «Правде»:
«Ввиду того, что я являюсь, несомненно, одним из главных свидетелей по делу об убийстве германского посланника графа Мирбаха, я не считаю для себя возможным оставаться больше во Всероссийской Чрезвычайной Комиссии в качестве ее председателя, равно как и вообще принимать какое-либо участие в Комиссии. Я прошу Совет Народных Комиссаров освободить меня от работы в Комиссии».
1
Как в песне про комсомольцев, которым дан приказ — одному — «на запад», а «ей — в другую сторону», разъезжались с V съезда Советов в разные стороны света чекисты.
Симха-Янкель Блюмкин вскоре после убийства посла Мирбаха отправился в Киев [41] .
Шае Исааковичу Голощекину, который все съездовско-мятежные дни прожил в Кремле у Якова Михайловича Свердлова, был дан приказ в «другую сторону» — в Екатеринбург, убивать царскую семью.
41
Перед этим он, правда, заехал по делам в Гатчину.
Ну а самым первым в Петроград уехал Моисей Соломонович Урицкий…
Еще утром 7 июля после заседания большевистской фракции съезда Советов Я.М. Свердлов передал ему приказание В.И. Ленина немедленно ехать в Петроград и подавить там мятеж.
— Какой мятеж? — спросил Урицкий.
— Который поднимут левые эсеры! — отвечал Яков Михайлович.
Ареста агента А.Ф. Филиппова М.С. Урицкий ждать не стал.
Во-первых, спецпоезд, поданный ему, состоял из паровоза с единственным вагоном — так не ехать же рядом с арестантом!