Гибель судьи Мрочека

– Что же мы теперь будем делать, Тадзь?
– спросила вполголоса.

Он молча пожал плечами, не отрываясь от дядиных мемуаров.

– Почему ты не сообщил в милицию?

Медленно погасил в пепельнице сигарету и ответил, не глядя на жену:

– С этим всегда успеем. Тут надо хорошо подумать...

– О чем? Неужели ты думаешь, что я смогу хоть на минуту заснуть, зная, что там, внизу, этот лежит и скалит зубы?

Взглянул на нее.

– Тише, пожалуйста! Я знаю, что милиция приехала бы и забрала его.

– Почему же ты не позвонил?

– Потому что... потому что на этом дело не закончилось бы, а лишь... началась бы...

– Тадек, тут что-то не так. Прошу тебя, объясни, в чем дело, почему ты так странно себя ведешь. Сначала была гроза, и ты сказал, что не хочешь сообщать этого по телефону, что поедешь сам, как только ливень утихнет. А когда распогодилось, была уже ночь, и ты сказал, что в таком маленьком городке вряд ли в полночь кто-то есть в милиции и что поедешь утром. А теперь говоришь что... на этом дело не закончилось бы... скажи, что тебя беспокоит?

Он взглянул на жену усталыми глазами, ласково притянул ее к себе:

– Ты хочешь сказать, что я думаю?

– Да уж точно!
– произнесла решительно.

– В первый же момент, натолкнувшись на того... человека, я начал размышлять над тем, что ты сказала, когда мы только что приехали сюда.

– Размышлять над тем, что я сказала? А какое это имеет отношение ко всему этому? И что же я такого сказала?

– «Я всю жизнь мечтала иметь домик с садиком в маленьком городке». И еще: «Нам потребовалось бы много лет работать, чтобы приобрести все это».

– Да. Но я не сказала, что мечтаю о домике со скелетом, вмурованным в стену.

– Однако сказала, что мечтаешь о домике, не так ли? И я знаю, что это действительно твоя давняя мечта.

– Не понимаю тебя! Впервые со дня нашего знакомства я тебя не понимаю.

– Сейчас поймешь...

Он направился к двери.

– Ты куда?
– вскочила и испуганно повисла на его руке.

– Туда, вниз...- легонько освободился он.- Я хочу кое-что принести из дядиного кабинета и показать тебе.

– Тадек, только не сейчас!

– Не волнуйся. Я же все-таки врач. И скелетов на своем веку повидал дай боже. Собственно, и учился на них. Да и у живых людей не одну кость отпилил уже... Подожди минутку. Сейчас все объясню. Может, пойдешь со мной?

Она отрицательно покачала головой. Он улыбнулся и погладил ее по распущенным волосам.

– Я быстро. Полминуты – самое большее. Там есть нечто такое, о чем тебе не сказал сразу. Хотел сначала выяснить для самого себя.

Он вышел, не закрыв за собой дверь. Галина вслушивалась в его шаги по скрипучим ступенькам.

Между тем доктор Тадеуш Мрочек сошел вниз. Шторы плотно прикрывали окна. В густой темноте нащупал выключатель. Зажегся свет. Ковер закрывал нишу в стене. Мрочек подошел ближе. Какое-то странное чувство охватило его. Почему-то подумалось, что под ковром ничего нет, что это просто было наваждение, он сейчас отвернет его, а там - ровная гладкая стена...

Слегка дернул. Ковер повис на одном гвозде. Скелет все так же лежал в нише, как и до этого. Но Мрочек только мельком глянул на него. Его интересовало другое. Склонился над вынутыми кирпичами. Взял в руки один из них, затем внимательно осмотрел другие, время от времени соскребая с них остатки цемента. Отковыривался он легко, словно совсем недавно был приготовлен. Доктор выбрал два наиболее подходящих кирпича, прижал их к груди правой рукой, левой выключил свет и пошел наверх.

Галина стояла посреди спальни в той же позе, в какой он оставил ее. Мрочек тихо прикрыл двери и молча, протянул ей один из кирпичей.

– Что это?
– несмело повертела его в руках.

– Кирпич, как видишь...

Он подошел к столику, положил на него второй кирпич, закурил сигарету.

– Зачем ты их принес?

– Прочитай.

– Что я должен прочитать?

Не отвечая, коснулся пальцем поверхности кирпича. Молодая женщина при слабом свете ночника вполголоса прочитала:

– П. М. 1967.

Выпрямилась,

– Это клеймо? На кирпичах иногда выбивают какие-то знаки.

– Да. П. М.
– это, пожалуй, Поремба Морская, а 1967-й должен быть годом выпуска продукции. Так что теперь видишь - кирпич новый.

– Значит...

– Значит, кирпич произведен в Порембе Морской в 1967 году. Так что в этом году кто-то осматривал нишу и снова замуровал ее. Но это еще не все...

Он показал второй кирпич.

– Свастика!
– сказала удивленно, оглядывая вытисненное посередине клеймо.
– И цифра: 1938. Это, пожалуй, тоже дата.

– Дата, - подтвердил Тадеуш.
– А теперь слушай. Все кирпичи, которые я вынул из той стены, за исключением двух отмечены тридцать восьмым годом и клейменые свастикой.

– Что это могло бы означать, Тадек?.. Скажи, если что-то понял.

– Понял, да не все. Или, говоря правду, еще ничего не понял. Только знаю одно...

– Что?

– А то, что должен докопаться до истины, узнать каким образом этот тип оказался замурован в дядином кабинете. Здесь нельзя допустить ни одной ошибки. Если бы не эти два новых кирпича, то я мог бы предположить, что кто-то кого-то замуровал здесь много лет назад. Возможно, перед войной, когда эта территория была под гитлеровцами. И дядя, прожив здесь двадцать лет, и не подозревал, что в стене его кабинета лежит скелет. Но...

Он на минуту замолчал.

– Но...- повторила женщина, словно откликнулось эхо, - эти два кирпича...

– Эти два кирпича, - тихо сказал он, - как бы свидетельствуют о том, что дядя таки знал о скелете, видел его, находился с ним под одной крышей по собственной воле, а не по принуждению. И даже снова замуровал его совсем недавно!

– В этом не может быть абсолютной уверенности. Все могло быть как-то... как-то по-другому.

– Как? Не скажешь же ты, что через двадцать лет после войны кто-то развалил стену и замуровал скелет в доме повятового судьи, а судья ничего об этом не знал? Вот на стене, если снять ковер, отчетливо видно, где он замурован! Это и слепому видно. Нет! Милиция придет к тому же заключению, что и я. А дальше выводы будут просты: дядю знали и уважали как гражданина Порембы Морской, и я, молодой врач, приезжаю после его трагической смерти и хочу поселиться здесь вместе с тобой, пользуясь уважением, которым окружено было его имя... И вот, уже с первого дня моего пребывания здесь окажется, что дядя держал в стене своего кабинета замурованного покойника, что он знал об этом и молчал, молчал! Ты думаешь, обнаружение скелета в стене не было бы здесь сенсацией? Не забывай, что дядя никому не раскрыл этой тайны, иначе скелета в стене уже бы не было. А из всего этого напрашивается только один логический вывод: дяде понадобилась эта тайна! Милиция развалит весь дом, выискивая, нет ли здесь еще каких-нибудь скелетов. Начнется следствие. Помни, что дядя погиб трагически. Поползут сплетни, будут связывать его смерть с тайной замурованного в стене скелета... Он замолчал на минуту, сел и закурил сигарету.

– Но ведь все, что ты говоришь, построено лишь на предположениях...- сказала она, садясь возле него и также закуривая.- Могло же все быть и совсем иначе. Может, дядино имя здесь ничем и не запятнано. И сплетен можно избежать. Достаточно позвонить в милицию и попросить, чтобы держали это в тайне. Приедут, заберут скелет, составят протокол, и все дело утрясется за неделю.

– Нет...
– Тадеуш грустно покачал головой.
– Только не в таком городке... Да и для Варшавы это дело было бы значительным. Чтобы разобраться, что к чему, милиция должна будет втянуть в разбирательство, по крайней мере, половину местных жителей. Вместо того чтобы начать основательно работать и жить спокойно, в согласии с людьми, мы бы оказались в самом аду... Конец твоим мечтам о тихой, спокойной трудовой жизни. А когда у нас появятся дети, о них станут говорить, что это дети «того врача, чей дядя живьем людей в стену замуровывал!» Нет, нет, нет!.. Поэтому не удивляйся, что я сразу не побежал в милицию... А может, я ошибся? Нужно все спокойно обдумать, потому что единственного человека, который мог бы нам что-то объяснить, уже нет в живых...