Гибель титанов. Часть 2

— У этих кукол есть настоящий гардероб, — заговорщицким тоном сказала Мария. Вы сможете играть в них, сколько захотите.

— Наша мама на небе? — спросила вдруг младшая, Феврония.

— Да, моя хорошая, — обняла ее Мария. — И она прямо сейчас радуется за тебя. Ведь ты избежала большой опасности. В Константинополе бунт.

— Мою маму и братьев убили! — выкрикнула вдруг Анастасия, которая даже не взглянула на куклу, которая просто бессильно свисала в ее ладони. — Я сама видела. Ты покараешь плохих людей, император Само?

— Клянусь! — поднял руку тот. — Они будут жестоко наказаны.

— Я хочу, чтобы они тоже умерли, — девочка посмотрела на него взглядом рано повзрослевшего человека. — Все, кто убивал маму, Ираклона, Давида и Мартина. Ты обещаешь мне, что они умрут?

— Обещаю, — кивнул Самослав. — А вы взамен на это примете мое гостеприимство? Вам выделят свои покои, и вы не будете знать отказа ни в чем.

— Обещаем, — сказала Анастасия, а Феврония послушно кивнула вслед за сестрой. Ее больше интересовала кукла, чем только что состоявшийся разговор. Она была слишком мала.

— Как они тебе? — спросил Самослав, когда девочек увели.

— Я позабочусь о них, — задумчиво посмотрела им вслед Мария. — Я решу, кого из них выбрать.

— У тебя совсем мало времени, — хмыкнул Самослав. — Так мало, что я даже не знаю, как ты справишься. Ты твердо решила, жена моя?

— Да, — Мария посмотрела ему прямо в глаза. — Я не отступлю.

— Хорошо, — кивнул император. — Это было твое решение. Но ты всегда можешь передумать. Помни об этом.

Она ткнулась лбом в мужнино плечо, да так и застыла, крепко обняв. А ведь она меня по-настоящему любит, — подумал Самослав, поглаживая ее по спине. — Только вот нашего сына она любит гораздо больше. Поэтому и готова ради него рискнуть всем. Даже жизнью.

Глава 39

Май 644 года. Земли ляхов-полян.

Кий лежал в засаде, слушая лес. Чуткое ухо мальчишки, которому шел пятнадцатый год, ловило пение птиц, пробивающееся через шелест листвы, треск веток под копытом оленя и даже сладострастный шорох, с которым кабан трется о кору дуба, почесывая блохастую шкуру.

Он долго просил отца, и тот, наконец, уступил. Выпускной класс Кий проведет в роте княжеских егерей при условии, что за лето сдаст все экзамены на отлично. Он справился к апрелю. Большую часть предметов ему зачли автоматом, лишь до седьмого пота гоняли по логистике и по тактике. Но и там пятерка была заслуженной. Все в Сотне знали, что лучший способ привести в ярость государя — это дать поблажку его сыновьям. Все ротные помнят его слова, сказанные лишь однажды, давным-давно:

— Думаете, что, жалея моих детей, вы им услугу делаете, почтенные? Или, может быть, делаете ее мне? Да вы мне нож острый в спину втыкаете! Ведь я надеюсь на вас, а вы меня предаете. Тех, кому воевать и править придется, нерадивыми лентяями можете вырастить. Измена это…

С тех пор жизнь княжичей, если и не превратилась в ад, то уж точно в ней не было каких-то привилегий. Кроме одной, пожалуй: иногда по государственной надобности их отпускали во дворец, обставив это всеми мыслимыми и немыслимыми ухищрениями. А если кто по пьяному делу про княжичей и детей других знатных персон болтать лишнего начинал, того особисты в первый отдел вызывали и давали пять минут на сборы. Чтобы и духу того болтуна не было в Сотне. Поскольку Кия учить было уже нечему, то перевели его в княжеские егеря в тот же день. По слухам, ротный его с боярином Хотиславом тогда напились знатно. Он теперь не их забота.

Егерскую науку мальчишка постигал жадно, со всем своим нерастраченным пылом. Его отдали под началом к Рудому, второму человеку в роте, а тот, не желая возиться с непонятным юнцом, сбагрил его взводному Оде, который пошел на север, получив деликатное поручение в ляшских землях. Так Кий и оказался в лесу, имея из оружия лишь грубый нож простой ковки и копьецо с костяным наконечником. Из одежды на нем остались холщовые штаны чуть ниже колен и оберег на шее, данный матерью. Гривну пришлось снять, а на голову надеть валяный колпак, чтобы скрыть непривычную здесь прическу. Сбрить любовно выращенный на макушке айдар Кий отказывался наотрез. Голову он скоблил каждый день, купив для этого дела бритву из переливчатого булата. Так он стал почти похож на обычного словенского паренька, только уж слишком опасного на вид.Что мускулист и жилист на диво был этот парень — такое у лесовиков не редкость. Но вот глаза бывалого воина, которому ничего не стоит перехватить врагу глотку, встретить у юнца можно нечасто.Такой взгляд еще выстрадать надо.

Лес пел, свистел и шелестел листьями на все лады. Самый сильный из владык полян жил в месте, где когда-нибудь раскинется город Познань. А пока это всего лишь убогий острог в непроходимой Пуще, стоявший аккурат между землями бобрян, плативших императору дань, и землями пруссов, один из князей которых тоже признавал власть Братиславы. Там, за полянскими владениями, жила и вовсе ничтожная мелочь, вроде куявов и гоплян. Государю нужен коридор, который разрежет ляшские земли пополам. И нужен малой кровью. Гнать сюда легион, чтобы класть воинов в лесах — смешно. Ляхи тут каждый куст знают. Десяток походов сделаешь, пока смиришь их. Лучше бить в болевые точки. Так говорил отец. Два отделения егерей послать — совсем не то же самое, что послать легионную тагму. Это куда проще и тише.

— Смотри, Юрук, вон он, — шепнул взводный Ода, который лежал неподвижно уже который час.

Ода даже птиц, сидевших на высоте двух человеческих ростов, не вспугнул. Поднимется стая, и зоркие глаза лесовиков тут же ухватят этот верный знак. И закроются ворота, и встанет род на стены, ожидая нападения. Тяжела эта наука, ждать, и давалась она Кию сложно. Он живой был и непоседливый, словно ртуть. Но тут замер, прикрывшись травой, и наблюдал во все глаза. Владыку им надо скрасть и убить тихонечко. В потом пустить слух, что прогневал он Велеса, и что видели его в обличье лешего, заманивающего путников в непроходимую лесную глухомань, откуда не выбраться нипочем.

Думаете, глупость? Да ничего подобного. Здесь лешие, берегини и кикиморы — не сказка, а часть жизни. Верят в них истово и нерассуждающе. А уж в то, что непутевый владыка нечистью стал — поверят легко. Люди и не в такое верят, особенно когда-то один уважаемый человек об этом скажет, то другой. И богами поклянутся. И рассыплется едва собранное рыхлое княжество, потому что остальные владыки между собой рассорятся тут же. А потом в разобщенные земли приходит вера в Богиню. В ту самую, которая женой у римского императора. И замещает она старых богов понемногу, по крайней мере, среди баб. И являет вера в Богиню чудеса, протягивая незримые нити их глухих лесов до самой Братиславы.

Зачем это отцу было нужно, Кий так и не осознал, но подозревал, что есть в этом глубокий, непонятный ему смысл. А вот братец Берислав знает, в чем тут дело. Это Кий уловил четко. Не зря старший княжич с таким загадочным видом ходит. Отец его начал в серьезные дела посвящать, потому как тот в полный возраст вошел. Берислав его недалеким душегубом мнит, да только Кий не таков. Просто он себе на уме. А когда тебя глупым или слабым считают, то и боятся меньше. И узнать можно больше… В общем, трактат Сунь Цзы Кий выучил наизусть и принял его постулаты всей душой. Отвага воинская — вещь хорошая, но чего она стоит, если дело не сделано? Глупость это и преступление.

Вот так мальчишка, которого окружающие считали будущим берсерком, понемногу проникался идеями, рожденными давно умершим китайцем. Тот, кто упивался дракой, зверея от запаха крови, теперь начинал думать, прежде чем полезть в очередную свару. А такого за ним раньше не водилось. Впрочем, от запаха крови он зверел по-прежнему. Это никуда не делось. И собаки все так же боялись его, не смея смотреть в глаза. Душа зверя, что жила в этом парне, рвалась наружу, пугая псов своей свирепостью. Мама считала, что сам Яровит вселился в него при рождении. И Кий втайне гордился этим, хоть и принял крещение. Суровый характер старых богов пришелся ему по нраву куда больше, чем смирение христианских святых.