Гибель титанов. Часть 2
Шрифт:
2 Версий избраний Усмана халифом несколько. Эта лишь одна из них. Согласно другой распространенной версии на вопрос, будет ли Али следовать пути, который проложили его предшественники, тот ответил, что будет полагаться на собственное мнение. А Усман ответил утвердительно. Важным является то, что гибкий и хитрый Усман больше отвечал интересам торговой аристократии, чем жесткий и прямолинейный Али.
Глава 44
В то же самое время. Константинополь.
Миха складывал полотенца в аккуратную стопку. Он служил в Большом дворце уже несколько месяцев, устроившись туда по протекции влиятельного человека за небольшую взятку. Это случилось в марте, сразу после того, как убили Валентина. Поначалу Миха трудился истопником, безропотно кормя огромные прожорливые печи, а потом, опять же за взятку, перешел из подвала наверх, на чистую
Ойкономейон — так называли это чудо света. И это были римские термы в высшем их проявлении. Миха, который начал учиться в Университете, в прошлом году читал у Сенеки:
«Любой сочтет себя убогим бедняком, если стены вокруг не блистают большими драгоценными кругами, если александрийский мрамор не оттеняет нумидийские наборные плиты, если их не покрывает сплошь тщательно положенный и пестрый, как роспись, воск, если кровля не из стекла, если фасийский камень (прежде — редкое украшение в каком-нибудь храме) не обрамляет бассейнов, в которые мы погружаем похудевшее от обильного пота тело, если вода льется не из серебряных кранов. Но до сих пор я говорил о трубах для плебеев, — а что, если я возьму бани вольноотпущенников? Сколько там изваяний, сколько колонн, ничего не поддерживающих и поставленных для украшения, чтобы дороже стоило! Сколько ступеней, по которым с шумом сбегает вода! Мы до того дошли в расточительстве, что не желаем ступать иначе как по самоцветам. Теперь называют тараканьей дырою ту баню, которая устроена не так, чтобы солнце целый день проникало в широченные окна, не так, чтобы в ней можно было мыться и загорать сразу, чтобы из ванны открывался вид на поля и море».
И если это были описаны бани обычного, пусть и богатого римлянина, то какова роскошь императорских терм, Миха узнал только здесь. И да, он видел стеклянные окна у Братиславе, где это считалось неимоверной роскошью. Но здесь из цветного стекла делали потолки, чтобы солнце ласкало изнеженные тела богачей и придворных, допущенных в это средоточие неги.
Так он и трудился здесь, с каждым месяцем подбираясь все ближе и ближе к своей цели. Поначалу он трудился в аподитерии, месте, где посетители оставляли свою одежду, а потом, подсовывая начальству серебро, переходил все дальше и дальше. Римские бани устроены сложно. Сначала идет фригидарий, где находился бассейн с прохладной водой, за ним — тепидарий с водой теплой. И только потом — парная, кальдарий, где посетители исправно потели. После кальдария вновь возвращались в тепидарий, где расслабленное тело массировали, скоблили скребками и умащивали ароматами. Затем посетитель переходил в сухой и теплый лаконий, где мог выпить вина и насладиться беседой.
Там же, в банях, и лечились. Например, принимали ванны с травами или растирались. Люди тучные после парной натирали тело смесью из люпина, сухой кожуры цитрусовых и измельченных листьев розмарина. Худые же для этой цели использовали мякоть дыни, тыквы, муку бобовых и сухие измельченные цветки роз.
Миха постигал эту нелегкую науку быстро, поскольку был умен и сметлив. А поскольку он безбожно лизал задницу начальству и дарил подарки к каждому церковному празднику, это самое начальство в нем души не чаяло. Система прогнила даже здесь. И если продавался высочайший чин протоспафария, то почему бы не продать место там, где принимает ванну сам василевс. В конце концов, должен же кто-то убираться вокруг купален, подносить простыни и содержать в порядке наборы масел и трав. И выполнял Миха свою работу настолько образцово, что начальство, привыкшее к тому, что все служители — это ленивый вороватый сброд, даже слезу пускало от умиления. А потому если поначалу на новичка посматривали с недоверием, то вскоре оно исчезло без следа. Миха не украл ни одного полотенца, не шарил по чужим вещам и исправно стучал на других слуг, отчего те его люто ненавидели.
Миха ждал… Ждал с того самого момента, когда войско василевса Само обложило город. Он, чистокровный ромей, поначалу сомневался в своей цели, но чем дальше, тем больше убеждался в правоте того, что должен был совершить.
— Понимаешь, Михаил, — испытующе смотрел на него старый боярин из-под кустистых бровей. — Государь наш, хоть и крещен, но ведун настоящий. Ему древними богами большая сила дана.
— Господи, помоги! — побледнел Миха. — Грех-то какой!
— Нет в том греха, если на пользу людям та сила пошла, — засмеялся Горан. — Али сам не видишь? Тут же совсем недавно степь была, и люди под аварским ярмом жили. А сейчас здесь мир. Я в твои года желуди за счастье почитал, особливо по весне. А сейчас на серебре
ем, словно патрикий какой.— А если я тот великий грех сотворю, и он во зло пойдет? — несмело произнес Миха.
— А как в той книге написано, которую ты почитаешь? — спросил старый боярин. — «Познается дерево по плодам его». Тебе там пожить придется, вблизи власти, и осмотреться как следует. У тебя, парень, сомнения остаются, я это вижу. Только когда наш государь Константинополь в осаду возьмет, подумай, почему он позволит судам с зерном в город проходить и акведук не перебьет. Ты что, думаешь, мы не знаем, где он проходит? Да в нем полных триста миль! Его перекопать — просто раз плюнуть. Сколько град Константинов без воды проживет, а?
— Как это надо сделать? — спросил он несмело.
— Так, чтобы никто и подумать не мог на нашего государя! — ответил Горан. — И если ты сделаешь это, то взлетишь на самый верх. Цена для тебя — собственный дом в Братиславе, моя внучка с богатейшим приданым и боярская шапка через десять лет. Твое место будет на самом верху, парень. Там, куда больше с улицы не пускают.
— Я согласен! — решительно ответил Миха.
Раз за разом Миха вспоминал тот разговор, он давно уже убедился в правоте старого боярина. Полумиллионный город жил хоть и впроголодь, но все же жил. Сюда не пускали корабли с товарами, и вывозить не позволяли ничего, но зерно из Египта приходило, и просили за него честную цену. Вот такая вот осада. Никогда ничего подобного не было, и люди на перекрестках поминали василевса Само добрым словом. Ведь он не гневался на народ Константинополя, а всего лишь требовал справедливости. Все уже знали: открой ворота, впусти законного владыку и выдай тех, кто поднял руку на священную особу Ираклия-младшего и его братьев, и тогда наступит полнейшая благодать. При этом императрицу Мартину говоруны в харчевнях и на форумах не вспоминали вовсе, как будто и не было ее никогда. И чем дальше, тем все больше люди винили в своих несчастьях не осаждающих, а собственную власть. Ведь почтенный димарх «зеленых» Симеон и патриарх Павел добились приема у василевса Само, и зерно бедноте стали отпускать и вовсе бесплатно. Горожане лезли на стены и дивились, как в Софийской гавани выдавали по модию (1) в руки, а жуткие огненосные дромоны цезаря Святослава стояли рядом, покачиваясь на ленивой волне. Со стен порта не стреляли, потому что тогда в ответ полетят огненные шары, и люди выстраивались в длиннейшую очередь, терпеливо ожидая, когда настанет их черед.
Ромеи на набережной начинали перебрасываться словами с матросами и узнавали внезапно, что те парни тоже ромеи, только из Александрии, Бейрута, Сидона, Триполи или Кесарии Палестинской. Или Салоны, Тергестума, Полы, Равенны и Газы. Матросы крутили пальцем у виска и над ромеями Константинопольскими смеялись в голос, не понимая, почему эти люди страдают за тех, кто самого василевса убил.
Вот так город раскачивался изнутри, а власти, которые не догадались пресечь раздачу зерна, теперь кусали локти. Сделай это сейчас, и восстание Ника покажется им детской шалостью. Большой дворец возьмет штурмом озверевший охлос, а потом откроет ворота императору Запада. Патрикии, сенаторы и евнухи поняли замысел проклятого варвара, когда все уже зашло слишком далеко. Василевс Само хотел получить город в целости и сохранности. А это значит, что он хочет получить его для самого себя.
А где же тут мы? — спросили друг у друга нобили, когда осознали эту несложную истину. И ответ на этот вопрос им категорически не нравился. Они не успели вовремя предать, а потому большая часть из них горой встала за императора Константа, а часть меньшая начала искать выходы и контакты за стеной. На улицах полилась кровь. Тех, кто хвалил императора Само, хватали, секли кнутом и резали языки. А Миха, который слышал разговоры в купальнях и комнатах отдыха, с каждым днем все больше убеждался в правоте старого боярина. Это оказалось совсем несложно. Разве он человек для патрикиев? Да он же просто мебель! Зачем его стесняться? Миха больше не сомневался: то, что он сделает — абсолютное добро.
В тот день все складывалось как нельзя лучше. Миха жалел, что здесь нет закадычного товарища Косты, но того уже знали во дворце. Слишком многие видели его разговаривающим с государыней Мартиной в кафизме, императорской ложе. Он же сам неприметен, а унижаться и плутовать научился на улице. С Костой они встречались в церкви, и там оттачивали план до мельчайших деталей. Но, как бы ни был хорош план, всего не предусмотришь. Отсюда непросто будет уйти, очень непросто… И народу много, и схоларии везде. Хоть и дерьмо, а не вояки, но кое-что они все же умели. И безоружному против них не продержаться. Только хитростью он сможет спастись. Ну да ладно! Цена велика, а поступок — добродетелен, ибо направлен на победу добра. Этим Миха себя и успокоил.