Гидеон. В плену у времени
Шрифт:
– Возможно, Гидеон знает.
– Нет! Если бы Гидеон знал, будь уверен, он пытался бы заставить меня свернуть с моего грешного пути… – Дегтярник засмеялся. – Или держался бы подальше от негодяя с черной душой, каким я ему кажусь! Меня бы он не захотел видеть своим братом – и это обоюдное желание…
– Я видел, как он выкрал бриллиантовое ожерелье у банды Каррика, прямо изпод носа, – сказал Том. – Никогда в жизни не видел большего искусника в воровстве.
– Эх, если бы не его совестливость, я бы нашел ему хорошее применение.
– Когда вы возвращаетесь в наше время, вы можете говорить? Могли бы вы впрямую спросить лорда Льюксона, есть
Дегтярник в сильнейшем изумлении уставился на мальчика.
– Том, парнишка! Кажется, я не ошибся, выбрав тебя своим учеником! У меня появилось внезапное желание немедленно попасть в БердКейджУолк.
Дегтярник рассмеялся, и это поощрило Тома высказать все, что у него на уме:
– Я не так уж удивился, узнав, что вы и мастер Гидеон можете быть братьями. Хотя лица ваши разнятся, как день и ночь, вы оба сильные и проворные и… и в вас обоих есть чтото… что заставляет людей обращать на вас внимание. Можно сказать, прошу меня извинить, что вы и Гидеон Сеймур – две стороны одной монеты.
Дегтярник сидел в кресле у открытого окна спальни лорда Льюксона. Была глубокая ночь, и в БердКейджУолк стояла тишина, нарушаемая лишь изредка уханьем совы, которое эхом откликалось в СентДжеймсПарке. Тусклый свет луны не мог разогнать чернильную темноту комнаты. Глаза Дегтярника постепенно привыкли к темноте, и он разглядел спящего лорда Льюксона. Дегтярник прислушался к спокойному посапыванию.
– Лорд Льюксон, – прошептал он.
Лорд Льюксон простонал во сне и скинул с себя льняные простыни. На нем была белая ночная рубаха, и лежал он на высокой кровати с балдахином, на такой, как известно, спал Луи XIV. Кровать была задрапирована тяжелой, узорчатой тканью, украшенной в нескольких местах пыльными страусиными перьями.
– Лорд Льюксон!
Лорд Льюксон сел и выпрямился, по плечам рассыпались длинные светлые волосы. Он нахмурился, задержал дыхание, прислушался и тут увидел – или ему показалось, что увидел – фигуру в кресле около окна. Лорд засунул руку под подушку и чтото оттуда вытащил.
– Добрый вечер, милорд. Или, скорее, доброе утро.
– Кто здесь? – Голос лорда дрогнул в испуге.
Лорд Льюксон соскользнул с кровати и, подслеповато вглядываясь в темноту, направился к Дегтярнику.
– Кто посмел войти в мою спальню?
Но Дегтярник не успел ответить на вопрос, он почувствовал, как длинное холодное лезвие вонзается в его сердце, и, схватившись за грудь, протяжно закричал:
– Ааааааааа!
Шатаясь, он двинулся к кровати и рухнул на матрас, ощущая, как лезвие проникает все глубже в его грудь.
Лорд Льюксон бросился к двери, вставил ключ в замок и повернул медную ручку, которую всегда заедало. В конце концов он выскочил из комнаты и побежал по коридору. На маленьком столике, стоящем под портретом его матери в юном возрасте, горел ночник. Лорд Льюксон, тяжело дыша, качнулся и вцепился в него руками, как моряк, потерпевший кораблекрушение, цепляется за обломки судна. Постепенно пробираясь сквозь суматоху смешавшихся в голове мыслей, он сообразил, что обладатель того противного голоса ему знаком. Внезапно его будто чтото ударило.
– Синекожий! Во имя всех святых, я убил Синекожего!
Лорд Льюксон зажег свечу от ночника и, покачиваясь, вернулся на место преступления. Собравшись с духом, он вошел в спальню, запер за собой дверь и дрожащей рукой поднял выше свечу. Пламя заколебалось в воздухе, проникшем в душную комнату из парка. Когда он наклонился,
чтобы повернуть тело и рассмотреть лицо, труп пошевелился и перевернулся на спину. У лорда Льюксона волосы встали дыбом. Дегтярник застонал, лицо искривилось от боли. Руки его безжизненно лежали по бокам, голова поворачивалась из стороны в сторону. Что это? Синекожий и вправду кажется прозрачным? И тут лорд Льюксон заметил, что вокруг нет крови. Ни капельки! Может, это бред? Или сон? Или он созерцает привидение? Его взгляд отметил движения грудной клетки Дегтярника. Лорд Льюксон придвинул свечу ближе. Кинжал, совершенно чистый, без помощи человеческих рук, дюйм за дюймом выдавливался из прозрачной плоти Дегтярника. Лорд Льюксон в ужасе попятился от страшного привидения.– Я сплю? – закричал он.
Внезапно ктото повернул ручку двери и, обнаружив, что дверь заперта, стал с силой стучать.
– Милорд, я слышал крик, вам нужна помощь? – громко сказал слуга.
Лорд Льюксон с трудом выдавил в ответ:
– Нет, нет… Все в порядке. Просто приснился плохой сон… Отправляйтесь спать.
– Спокойной ночи, милорд.
Кинжал со стуком упал на пол, а остолбеневший лорд Льюксон смотрел, как Дегтярник поднялся и сел на край кровати. На его рубашке, как раз над сердцем был виден небольшой разрез. Дегтярник вцепился руками в живот, похлопал себя по лицу, рукам и ногам, будто желая убедиться, что все на месте.
– Я все еще жив? Меня будто вывернули наизнанку и стали взбивать, как масло в маслобойке, – застонал Дегтярник. – Честное слово, меня тошнит.
Его тело сводила судорога. Наконец он пришел в себя и посмотрел прямо в глаза лорду Льюксону. Заметив выражение ужаса на лице своего старого хозяина, Дегтярник усмехнулся и решил исчезнуть в воздухе, но очень медленно, как исчезает пятнышко от теплого дыхания на холодном зеркале. Он не сводил глаз с лорда Льюксона до самого конца. Лорд Льюксон покачнулся и рухнул в кресло, где до рассвета размышлял об ужасном и загадочном происшествии.
* * *
Оправившись после физического потрясения, нанесенного его телу после нападения существа из другого времени, Дегтярник порадовался открывшимся возможностям. Его кинжалом ударили в сердце, а он нисколько не пострадал! Выходит, попадая в свое собственное время, он совершенно непобедим? Нет, решил он, не стоит торопиться и повторять подобный эксперимент. Впрочем, больше всего Дегтярнику принесло удовлетворение то, что лорд Льюксон явно принял его за призрак. Чем, можно сказать, он и был. Призрак из будущего. Теперь лорд Льюксон дважды подумает, прежде чем решит скрыть правду от посетителя из потустороннего мира…
Опыт растворения Дегтярника отличался от опыта Кэйт. Растворившись первый раз в Золотой галерее Святого Павла случайно, Дегтярник стал упорно тренироваться и практиковаться.
Точно так же, как ныряльщики за жемчугом постепенно приучаются все дольше и дольше находиться под водой, Дегтярник в своих путешествиях в 1763 год всегда, сжав зубы, сопротивлялся притяжению будущего, сопротивлялся до тех пор, пока не появлялись блестящие спирали, от которых начинала болеть голова. Вскоре он смог без всякого ущерба для себя проводить в прошлом целых полчаса – то есть почти в три раза больше, чем это получалось у Кэйт. Но в отличие от Кэйт Дегтярник строил планы на всю свою будущую жизнь, опираясь лишь на эту способность растворяться по собственному желанию.