Гималайский зигзаг. Святой остров. Оскал Анубиса

Собака внезапно с невероятной злобой ощетинилась, зарычав на Гурфинкеля и, если бы не успокаивающие поглаживания Бумбы, то пёсик наверняка грызанул бы Мишу за семитский нос, что в тесноте автомобиля было вполне реально.

«Мысли он, что ли читает?», – удивился Миша, но вслух ничего не сказал.

Проводник Абу Зеед сел на переднее сидение рядом с водителем.

Звонко клацнула дверца. Шофёр повернул ключ в зажигании, надавил на газ. Машина вздрогнула, дав оглушительный залп из выхлопной трубы. Бумба машинально полез под мышку, где у него обычно болтался в кобуре пистолет.

Шофёр снова надавил на газ, но колымага даже и не думала двигаться с места.

– Не поедет, – араб за рулём сокрушённо покачал головой, – слишком перегружена.

Всё поняв, Абу Зеед вылез из машины, и чудо местного автомобилестроения внезапно тронулось.

– А он что, следом побежит? – поинтересовался у шофёра Гурфинкель, но тот не ответил, сосредоточенно крутя обмотанную синей изолентой баранку.

Через пятнадцать минут беспорядочной езды по вечернему городу чудо автомобиль со стоном затормозил в каком-то переулке, где иностранцев поджидал улыбающийся Абу Зеед.

– Смотри, он даже не запыхался, – кивнул на проводника Покровский, грузно выбираясь из тесной машины, словно сумасшедшая черепаха из родного панциря.

Араб, действительно, вид имел довольно бодрый и совсем не запыленный, что противоречило любой логике, если учитывать то, что мужик на протяжении пятнадцати минут галопом носился по тёмным улицам Луксора за едущим под восемьдесят автомобилем.

Анубис на руках у Бумбы недовольно забурчал, и Покровский бережно опустил собачонку на землю.

– О! – радостно закричал он, обращаясь к потирающему ноющую поясницу Гурфинкелю. – Гляди, профессор, а мы, кажется, здесь уже были. Вот на угол этого дома Анубис лапу поднимал, след ещё не совсем высох.

Собака, словно в подтверждение сказанному громко рявкнула, после чего отметилась на углу дома вторично.

Грязно выругавшись, Миша грубо оттолкнул полезшего было с объяснениями Абу Зееда и они вместе с посмеивающимся Бумбой покинули тёмный квартал, сопровождаемые удивлёнными воплями арабов, явно слишком много читавших дешёвые детективы.

– Я с самого начала понял, что это всё лажа, – раздражённо бросил напарнику Гурфинкель. – Как только тачку их увидел, так всё и понял.

– А почему мы тогда сразу не ушли? – удивился Покровский, с улыбкой косясь на забавно семенящего рядом Анубиса.

– Да мне интересно стало, чем весь этот цирк закончится, – ответил Миша. – Но езда по кругу, это уже слишком…

Тем не менее, недовольство Гурфинкеля было по большей части показным, так как в душе Миша всё же радовался, что ему удалось сохранить отложенные на «настоящий» артефакт деньги, да и повеселились, так сказать, на шару.

– Всё, что ни делается, делается к лучшему, – усмехнулся Гурфинкель, когда невдалеке засияла вывеска их гостиницы.

На следующий день неудачливые охотники за древностями решили посетить знаменитый храм царицы Хатшепсут, выполняя культурное поручение профессора Енски: «ознакомиться с местными достопримечательностями».

– Я чувствую, да, я чувствую, – твердил всё утро какой-то перевозбуждённый Гурфинкель, – что сегодня нам непременно повезёт.

Что ж, на этот раз Миша действительно не ошибся, и знаменитое чутьё его не подвело.

Как только иностранные туристы оказались в величественном ступенчатом храме египетской царицы, к ним подошёл некий араб, представившийся торговцем из Абд-эль-Курны. Он весьма ненавязчиво шевелил густыми бровями и многозначительно подмигивал приглянувшимся ему англичанам.

– Мужик, тебе чё надо? – со свойственной ему прямотой грубо осведомился Бумба, страшно не любящий всякие заговорщицкие перемигивания.

Торговец отвёл туристов в сторону, подальше от осматривающих храм немецких студентов во главе с похожим на Отто Бисмарка, хмурым профессором.

– У меня кое-что для вас есть, – горячо прошептал араб, извлекая из складок своей галабеи маленький рельеф.

Глаза у Гурфинкеля азартно загорелись, но хитрый торговец показал товар лишь на несколько секунд, ловко спрятав его обратно под одежду.

– Me Kalabush! – просто ответил он, указывая глазами на гафиров, сторожащих у входа в храм.

– Чего? – не понял Покровский.

– Тюрьмы не миновать, – перевёл Миша, лихорадочно соображая, во сколько этот кусок камня может им обойтись.

Куда подевалась его привычная осторожность, было непонятно. Скорее всего, сказывались постоянные бессонные ночи и безуспешная борьба с утробным храпом напарника.

Увидев, что туристы колеблются, торговец подвёл их к одной из стен храма Хатшепсут, указывая на небольшое пустое отверстие, как будто бы на первый взгляд совпадающее с его товаром.

– Смотрите сами, – добавил араб. – Абдулло честный человек, его знают во всей Эль-Курне. Вот здесь на стене находился недавно рельеф, клянусь Аллахом.

Гурфинкель дозрел.

– Хорошо, – быстро кивнул он. – Сколько?

– Шестьсот египетских фунтов, – не моргнув глазом, выпалил торговец.

– Guba ne dura, – весело осклабился Бумба.

– Двести, – устало предложил Миша, немного приходя в себя в прохладном храме после испепеляющей полуденной жары.

– Пятьсот пятьдесят, – бескомпромиссно отрезал араб.

– Бумба, – Гурфинкель выжидающе посмотрел на приятеля.

Бумба сразу всё смекнул.

Оглянувшись по сторонам, он вдруг резко схватил торговца за шиворот галабеи и, приподняв его над полом храма почти на метр, хрипло прорычал:

– Ты слышал об убийствах в Луксоре?

Араб перепугано кивнул.

– Смотри, я твою рожу запомнил. Шейх Абд эр-Махмуд, кстати, наш старый приятель. Скажи, ты хочешь себе неприятностей?