Гимназистка. Под тенью белой лисы

— София Данииловна сделала для этого всё возможное, — заметила я. — Конечно, ей удобно обвинять меня в случившемся, точнее, даже не в случившемся, а в подозреваемом. Ведь помолвку до сих пор не расторгли. Может, и не расторгнут. Попугают, да и оставят.

Тимофеев вздохнул. Тяжело так вздохнул, что я заподозрила: его вздоха хватит и на мои проблемы, которые со вчерашнего дня чуть-чуть подросли. Правда, всей глубины моих проблем заведующий лабораторией не знал, но ему хватило и видимой верхушки айсберга.

— Увы, Елизавета Дмитриевна, почти не приходится сомневаться, что расторгнут.

— В любом случае это меня не касается. Единственное, что касается в отношении императорской семьи — обещание Михаила Александровича похлопотать за меня и за поручика Хомякова.

— Вы его здесь видите? — скептически спросил Тимофеев.

— Его Императорскому Высочеству нет необходимости здесь находиться, чтобы хлопотать за нас.

— Я о поручике, — фыркнул Тимофеев, то ли насмешливо, то ли раздражённо. — Если бы всё было так, как хотелось бы вам представить, он уже был бы здесь. А вместо этого мы видим травлю нынешней невесты цесаревича и восхваление вас. И что из этого следует?

— Что? — нервно уточнила я.

— Что Львовы рассматривают именно вас в качестве замены Софии Данииловне.

— Глупость какая, Филипп Георгиевич! — возмутилась я. — Вы же понимаете, что моим согласием они не заручатся.

Усмешка Тимофеева мне не понравилась.

— Им достаточно согласия Фаины Алексеевны.

— Неужели Львовым нужен скандал на свадьбе? — удивилась я.

— А скандала не будет. Думаете, Фаина Алексеевна не найдёт убедительных доводов?

Поскольку Рысьина до сих пор в отношении меня убедительных доводов не находила, я ответила лишь скептической усмешкой. Того, что реально могло бы послужить рычагом давления, она не знает, а все эти: «Ты обязана», «Это твой долг перед кланом» и т. п. на меня не действуют. Впрочем, Тимофеев наверняка не в курсе этаких тонкостей наших с бабушкой взаимоотношений.

— Львовы же должны устраивать новые смотрины по правилам, так? И выбирать цесаревич будет из тех девиц, кого пришлют кланы, так?

— Так, — недовольно согласился Тимофеев. — Но что это для вас меняет?

— Ничего, ведь меня там не будет.

Я победно улыбнулась, но Тимофеев мою улыбку не поддержал.

— Будете, Елизавета Дмитриевна, как есть будете. А меня Соболевы съедят за то, что вы в моей лаборатории. Вот не хотелось бы мне это говорить и уж тем более так поступать, но боюсь, не получится у нас с вами дальнейшей совместной работы.

Чего-то такого я ждала, поэтому даже не расстроилась.

— Вы настолько от них зависите?

— Увы, Елизавета Дмитриевна, — с явным смущением сказал Тимофеев. — Пока князь, конечно, приказа такого не отдал, но я знаю Соболевых слишком давно, чтобы рассчитывать, что они посмотрят сквозь пальцы на ваше нахождение в моей лаборатории.

— Филипп Георгиевич, миленький, а вам-то какая выгода от того, что вы входите в клан Соболевых? — коварно спросила я. — Может, они Аню отправят на следующие смотрины?

— Экая вы лиса, Елизавета Дмитриевна, — покрутил головой Тимофеев. — Вы же понимаете, что не отправят. Скорее, опять Соболевых будет представлять София Данииловна.

Чувствовал он себя виноватым передо мной, возможно, поэтому не пресекал столь личные вопросы, как непременно сделал бы это в другой день. Но и я спрашивала не просто так.

— И которой второго шанса никто не даст, — безжалостно предположила я. — Не для того её хотят убрать из невест, чтобы опять взять на то же место. В то время как у вашей дочери этот шанс вполне мог бы появиться.

— Елизавета Дмитриевна, нас с вами всё равно никто не спросит, — чуть раздражённо ответил Тимофеев.

— Я вас сейчас как раз спрашиваю, хотите ли вы, чтобы у Ани появился этот шанс. Учтите, вопрос не праздный, я его действительно могу дать.

Тимофеев задумался. Подошёл и уставился так, словно собирался прочитать мысли прямо внутри моей головы.

— Положим, хочу, — наконец осторожно ответил он. — Но каким образом вы можете отправить вместо себя мою дочь? Артефактные обманки не пройдут, да и не пойдёт Аня на обман в таком деле.

Пожалуй, симпатия дочери к цесаревичу не осталась не замеченной отцом. Впрочем, это было понятно сразу. Я выруливала к цели разговора и начинала волноваться: если мои расчёты оказывались неверны, я ставлю под удар сам план.

— Бог с вами, Филипп Георгиевич, о каких обманках вы говорите? — оскорбилась я. — Неужели вы думаете, что ваша дочь не достойна быть невестой цесаревича? Красивая, хорошо воспитанная, образованная барышня с магией — да она идеальная принцесса.

Мои слова Тимофееву польстили, но настороженность из его глаз никуда не делась.

— Возможно, Елизавета Дмитриевна, вы правы. Но я пока не вижу возможности для Ани, ни единой.

— Я правильно понимаю, что одну невесту может предложить любой клан, даже самый маленький и слабый?

— Правильно понимаете, Елизавета Дмитриевна, но ни Соболевы, ни Рысьины слабыми кланами не считаются.

— Я хочу выйти из Рысьиных, — бухнула я сразу. — И единственная возможность для меня — основать собственный клан. Как вы знаете, для основания клана нужны трое, я предлагаю вам быть третьим и обещаю, что место на отборе от нашего клана будет за Аней.

— Боги мои, чтобы такое говорите, Елизавета Дмитриевна?

Тимофеев попятился и грузно осел на табуретку. Та лишь скрипнула, наверняка рассчитанная и не на такой вес.

— Разумеется, я не могу дать никаких гарантий, что Михаил Александрович выберет именно вашу дочь, но что она там будет — обещаю.

— Елизавета Дмитриевна, но вам же семнадцать? — как-то даже жалобно сказал Тимофеев. — И вы собираетесь стать главой клана?

— Я не собираюсь, меня вынуждают, — вздохнула я. — Это разные вещи. А что касается возраста, так я же непременно стану старше. Возраст, знаете ли, такая изменяемая категория…

Если разберусь с договором и проблемами с артефактами. Но для показа неуверенности в своих силах сейчас совершенно неподходящее время.

— Но вам же семнадцать? — повторил Тимофеев. — И я вам должен буду подчиняться?

— Вот ещё выдумали, Филипп Георгиевич, — фыркнула я. — Зачем мне нужны подчинённые? Скорее, я с вами буду советоваться. В конце концов, вы правы: я действительно слишком юна и многого не знаю.

— А кто третий? — неожиданно спросил Тимофеев.

— Извините, но пока вы не дали согласия, на этот вопрос я не отвечу.