Гипно Некро Спам

Туда, к этим губам, к этим напомаженным волосам – в педовню – вёз сейчас на таксо Мирослав Мотузный Александра Гноя и Влaдимира А?

«В конкретную педовню», – с удовольствием думал он.

Он расплатился с водителем.

FWD

Вызывает лифт.

FWD

Тянет руку к кнопке звонка.

PAUSE

Дверь в квартиру Лёшика обита белой синтетической кожей. Номер его жилища – осыпанные стразами круглые цифры «6» и «9». Размером с компакт-диск каждая. Весь дверной косяк утопает в синтетическом длинном мехе цвета высокогорного снега.

Глазок – большой и круглый объектив, укрытый сапфировым стеклом.

Кнопка звонка – белая крупная пуговица в мехе. Палец Мотузного в сантиметре от неё. В последнюю секунду у него проскакивает желание передумать.

PLAY

Он жмёт звонок.

И дверь, спустя мгновение, распахивается.

– Привет! – жеманно улыбаясь, говорит Лёшик и тянет свою наманикюренную лапку. – Лёшик!..

– Саша.

– Лёшик, – лапка с розовыми ноготками пожала руку Влaдимира А?

– Вова.

Лёшик всплескивает руками.

– Миииииир!

Он целует Мотузного в щёку:

– Привееет!!!

У Лёшика действительно вечерина. Мир не ошибся. С другой стороны, ошибиться было трудно: у Лёшика вечерины были каждый день. Можно сказать, круглосуточно. В этот раз были пятеро малолетних педовок-шлюх. Генеральный Продюсер, которого Лёшик звал Олежеком. Какой-то похожий на грузчика кокетливый краснодарский пидор, два стриптизёра из «911», одетые морячками, и Любомир. Любомир был похож на киноактёра, носил красивую причёску из тронутых сединой волос и признался как-то, что больше всего его заводят при мастурбации видения, в которых несколько мальчиков в суворовской форме с алыми погонами ласкаются, сунув руки друг другу в ширинки. Они медленно раздеваются и, когда остаются совсем голенькими, начинают целовать, поглаживать, покусывать и полизывать всего Любомира большой шевелящейся кучей. Даже половины этого было бы достаточно, чтобы с первой минуты знакомства понять: Любомир – отпетейший махровый педераст.

Его присутствие радует Мотузного неимоверно. С ним – полный комплект.

Лучше и быть не могло: заряженная до упора обойма.

Педовня высшего качества, с большой буквы «П».

Мир направляется к Любомиру, зная, что Александр Гной и Влaдимир А? следуют за ним, поглядывая друг на друга. Только что в прихожей был комичный момент: Гной хотел снять кроссовки и даже начал расшнуровывать первый, когда Лёшик прыснул в ладошку и сказал:

– Сашка! Прекрати немедленно! Только ботва из села не асфальтированного носки друг у друга смотрит и нюхает!

Мир оскалился, как зверь. Он и чувствовал себя соответственно: зло и весело. Весь вечер он вливал в себя алкоголь слоновьими дозами. Весь вечер не пьянел дальше невидимой ограничительной отметки. Мир направляется к Любомиру. В левой руке Любомир держит длинный чёрный мундштук от [[[x]]] des! gn с дымящейся [[[x]]] папиросой, правую протягивает для рукопожатия.

– Привет, Мир, – говорит он, улыбаясь.

– Привет, – говорит Мирослав Мотузный, наливает себе стакан водки и залпом выпивает. Это он запомнил абсолютно точно.

Дальше всё как-то путается.

Потом как ни силился вспомнить, так и не смог понять, куда делся кусок минут примерно в двадцать пять. Этот временной промежуток не восстановился в его памяти никогда. Но, очевидно, что-то в то время произошло не очень важное. Потому что всё остальное – то, что запомнилось Мирославу, – явно было чем-то важным. Теми кусками, без которых паззл-мозаика не складывается.

Так помнит Мир.

Он помнит, что видит растерянные улыбки на лицах этих стахановских ублюдков. Возомнивших о себе, не Бог весть что, ничтожеств. Мир, злорадно ухмыляясь, вливает в себя очередной стакан водки.

Гной и А (?) тоже видят это?

Целующихся Лёшика и Олежека?

«Потом» или «сначала» они подходят к нему?

Так.

Или сначала они подошли, а потом Лёшик и Олежек стали целоваться? Или нет?

Или сначала Влaдимир А? спросил:

– Где продюсер?

Мир кивнул на Олежека:

– Вон. Генеральный…

– Понятно, – медленно сказал А (?), смотря куда-то в сторону.

Да. Кажется, потом эти педы начали целоваться. Или до?

Он отчётливо, внятно и вполне связно помнит, как Гной спрашивает, озираясь:

– А где Ади? Он обещал, что ты, если чё, всё расскажешь… Если его не будет…

– Расскажу? – Мир наливает себе водку в мартини.

– Ну объяснишь всё, чё тут, как…

– Объясню? – Мир опрокидывает стакан в себя. Потом улыбается. Кивает:

– Объясню…

Так. Правильно. Это по-любому было до того, как Мир стоит среди притихших Лёшика, морячков и малолетних педовок. И громко, очень недобро говорит в изменившиеся так, как ему хотелось, лица Александра Гноя и Влaдимира (А?):

– А как вы думали? Да! ДА!!! Именно так! И ваш грёбаный любимый Ади тоже делал именно так! А как вы думали? Как он мог стать Тем, Кем стал? Именно так! Он, выбирая этот путь, знал, что придётся сосать и долбиться в жопу. Он позволял вставлять себе в анал и брал в рот с заглотом. Поэтому он первый сейчас придёт и будет тебя вафлить! Ясно? А потом Любик. Потом Лёшик. Здесь все через это прошли! И все добились, чего хотели! А вы себе чего напридумывали? Что вы талантливые? Нет, бл*дь! Нет никаких талантливых Александра Гноя и Влaдимира (А?). Есть люди, у которых кредитка с пятью нулями в безнале. И эти люди могут позволить себе такую прихоть, как услуги лучших литагентов, креативной группы, выпуск книги или фильм с тупой красивой женой в главной роли. Или альбом песен этой же тупой красивой жены с её фото и именем на обложке. Потому что жена сосёт и подмахивает. Есть люди, которые могут себе позволить такие траты. Остальные, как красивые жёны, сосут. Ясно?

Да. Точно. Это, по-любому, было до того, КАК.

А значит, ещё раньше он говорил:

– Есть те, кто может платить и может сосать. Денег, как я понимаю, у вас нет…

Да. Он говорит, что нужно сосать и долбиться в жопу. Они оторопело смотрят на него. Он чувствует, что они очень расстроены. Он доводит ситуацию до точки: берёт и медленно расстегивает ширинку.

Улыбки на их лицах погасли давно. Они смотрят в Глаза Мирославу Мотузному долгие, почти пустые и беззвучные десять секунд.

«Почти», потому что саундтрэком к этой паузе служил стоящий в соседней комнате заевший на английском слове «форэва» виниловый проигрыватель Лёшика.

– Эва…/ Эва…/ Эва… – каждые полсекунды. Двадцать в общей сложности раз.

На последнем «Эва» Александр Гной и Влaдимир (А?) развернулись и вышли из квартиры. Он смотрит им в след и вдруг с ужасом понимает, что не испытывает никакого удовольствия. Что ещё минуту назад оно зрело где-то внизу живота. А сейчас ему так Плохо, что его неожиданно тошнит прямо на Лёшика. Лёшик визжит и начинает возмущаться, но вдруг как-то резко, словно его выключили, замолкает. И потом как-то неописуемо истерически молчит. Не издаёт ни звука. Причина – смех Мирослава Мотузного. Мирослав Мотузный словно не смеётся – рычит. И слюна пополам с желудочным соком капает с его подбородка на ковёр. Этот смех заставляет замолчать хихикающих педовок-тинейджеров. Морячки тоже как-то перестали улыбаться. Только Любомир, сидящий прямой как палка на диване в углу, держит уголки своих губ приподнятыми. [[[x]]] папироса в [[[x]]] мундштуке исходит к потолку запатентованным [[[x]]] дымом.