Гитл и камень Андромеды

— Давай одеваться! Я спрятал твою одежду. Вот так. И вот так.

Стоять на ногах я не могла. Кружилась голова, и ноги были как ватные.

— Надо, — сказал Шука. — Идем в обнимку, обопрись на меня всей тяжестью.

Мы пошли пустым больничным коридором. Ни одной души, ни больных, ни персонала.

— Почему так пусто?

— Ночь, слава богу, ночь, — пробормотал Шука.

В машине я заснула, а проснулась в кровати. Но не в собственном доме, а в квартире Шуки, в которой он не жил. Родители купили для него эту квартиру давно, но он почему-то снимал две комнаты в другом конце города. Мебель была случайной и старой. Шторы в комнате спущены. Где тут выход? Нет, это ванная. А это — шкаф.

Шука сидел в единственном кресле посреди необорудованной гостиной, пил кофе и просматривал газету.

— Как дела? — спросил он, не вылезая из-за газетного листа.

— Вроде ничего. А что было? И почему мы здесь?

— Ты ничего не помнишь?

— Какие-то обрывки. Голова как корзина для мусора. Что-нибудь случилось?

— Нет. Да. В общем, случилось. Гитл умерла.

— Это я помню. Когда похороны?

— Уже похоронили. Но она все равно не хотела, чтобы ты шла на кладбище.

— Да. Гитл не хотела. Я проспала ее похороны. Все правильно.

— Что правильно?

— Гитл наслала на меня сон.

— Она наслала на тебя вещь похуже.

— Что?

— Ты немножко… это… сошла с ума.

— Как это? Что я делала?

— Выпрыгивала из машины на ходу. Орала. Дралась. Проклинала Илью-пророка. Спорила с Богом.

— Когда это случилось?

— Ночью. Мы были у Роз, потом поехали домой. И ты начала чудить. Пришлось связать тебя и отвезти в больницу. Они сделали тебе несколько уколов, но ты не приходила в себя. Была… там, — Шука ткнул пальцем в потолок, и я тут же вспомнила Роз и всю сцену у нее в мастерской.

— А потом?

— Ты пролежала в больнице два дня. Потом я тебя выкрал ночью. И историю болезни забрал. У них остались пустые железные корочки от нее и пустая кровать без тебя. А в приемном покое тебя не успели зарегистрировать. Я должен был прийти туда позже и все оформить, но не хотел оставлять тебя одну. Так что ты не была в этой больнице.

— Так надо?

— Да. Ты не была в психушке.

— Хорошо. А где я была?

— Лежала дома, вот в этой квартире, о существовании которой, по-моему, забыли даже мои родители, и не хотела никого видеть. Даже Чуму.

— Она уехала?

— Нет, Чума хочет пожить немного в Израиле. Я поселил ее в твоем доме.

— Шука! — сказала я возбужденно. — Надо ехать к Роз и с ней — в квартиру Гитл. Там картины Марека. Если их найдет Шлойме — ой, что будет! И надо забрать папку из моего шкафа. Гитл привезла мне эту папку вместе со свадебным платьем. Там мое приданое. Там есть рисунки Шагала.

— Хорошо, — спокойно ответил Шука, — позавтракай, и мы поедем в Ришон. А твой шкаф я закрыл и ключик положил в карман. Даже неудобно — разве нужно закрывать что-нибудь от Чумы? Но — ничего не поделаешь. Военная привычка.

Военная привычка закрывать шкафы на ключ? Ну да! Это же не шкафы, а шкафчики в раздевалках и еще ящики столов, небольшое пространство для личного и единичного. Вот и весь Шука. Я хорошо вышла замуж. У меня замечательный муж. Гитл постаралась. При чем тут Гитл? И зачем мы едем в Ришон?

— Мне кажется, надо навестить Роз, — твердо и спокойно произнес Шука.

Мы нашли Роз на ее рабочем месте, но она была нехороша. Отечная, тяжелая и дышала с присвистом и бульканьем. В больницу она ехать отказалась, а оставить ее одну мы не могли.

— Домой не поеду, в больницу не поеду, — прохрипела Роз. — Я хочу умереть тут.

Мы решили положиться на «скорую», они там лучше знают, как уговаривают сумасшедших лечь в больницу.

— Отек легких, — смертельно перепугалась молодая докторица и, не задерживая себя разговором с Роз, воткнула ей иголку в вену. Потом вторую. Потом поставила капельницу. И позвала санитаров. Роз пыталась что-то сказать, но ничего, кроме бульканья, у нее уже не получалось. «Скорая» понеслась с воем, мы еле поспевали за ней. Но за то время, что мы искали парковку и пробивались в приемный покой, Роз успела посинеть.

— Роз! — крикнула я. — Где мои картины? Где картины Шмерля? У Гитл дома?

Роз повела из стороны в сторону головой, напоминавшей в ту минуту кочан почерневшей капусты.

— А где они? Где?

Роз повторила движение головой и пошевелила руками, явно пытаясь их скрестить.

— Что? Роз, милая, попытайся объяснить.

— Ты их никогда не найдешь… — остатки голоса с шипением прошли через губы Роз. Так выходит воздух из проколотой покрышки.

И все. Роз не стало.

В ее квартирке картин Шмерля не оказалось. Не было их и в квартире Гитл. Обстановка в этой квартире была совсем нищенская: самодельные кровати, самодельный стол, накрытый клеенкой. Ни вазочки, ни цветочка.

Оказалось, что, пока я путешествовала в Париж, Гитл забрала из моего дома все до единой картины Малаха Шмерля и все его рисунки. Не осталось ни-че-го, кроме моего описания этих работ, заготовок к каталогу, который я собиралась выпустить.

— У меня нет даже фотографии Гитл, — пожаловалась я Шуке.

— Почему же? Я попросил снять на видеокассету хасидский оркестрик. И это было как раз перед тем, как Гитл пустилась в пляс. Пленка уже у меня. Только я не знаю… не знаю, можно ли тебе ее смотреть. Давай посоветуемся со знакомым психиатром.

Звали знакомого психиатра Гай, он обожал тушеную капусту с сардельками. А я была мастером этого деликатеса. Гай полностью одобрил поведение Шуки в больнице и долго гоготал, представляя себе, как утром его коллеги не нашли ни пациентки, ни ее документов.

— Так им и надо! — кричал он сквозь набитый капустой рот. — Мы не полицейское государство! Человек имеет право сойти с рельс, и нет никакой нужды сообщать всему свету, что с ним это случилось!

— Ну, если психи начнут разбегаться из больниц и шастать по улицам, из этого черт знает что может получиться, — возразила я.

— С ней все в порядке, — сказал Гай, взглянув на Шуку. — Она даже слишком нормальная. Включай свою кассету. Заодно и я посмотрю, что это там было за психоделическое явление. Может, вам кто-нибудь подсунул в свадебный торт колесико, порошочек или травку?

— Я этот торт не ела, — ответила я нетвердо и взглянула на Шуку. — Не ела?

— Никто его не ел, — подтвердил Шука. — Он до сих пор стоит у моих родителей на террасе. И наркоты на свадьбе не было. Приятели просили покурить травки. Я спросил у Кароля. Спросил у нескольких местных весельчаков. Не было.