Гладиатор из будущего. Дилогия

— Выкладывайте, что с Фотидой? — потребовала самнитка, отступив от моего ложа. — Говорите же! Ну!

— Фотиды больше нет, — дрогнувшим голосом проговорил Рес. — Она скончалась, не приходя в сознание.

— Это случилось два часа тому назад, — тихо добавила Лоллия. — Сейчас тело Фотиды готовят к погребению.

Прах Фотиды был сожжен на костре по обычаю римлян и греков. В тот день на других кострах были сожжены воины Спартака, павшие в ночном бою при захвате римского лагеря.

* * *

После победы под Казином Спартак со своими главными силами преследовал разбитых римлян до города Аквина, дабы рассеять их окончательно. Кроме этого, воины Спартака искали повсюду, в селениях и на дорогах, претора Вариния, но поиски эти ни к чему не привели. Вариний как сквозь землю провалился!

Из адъютантов Спартака я возвысился до командира конной сотни. Моим непосредственным начальником стал Рес, возглавивший конных фракийцев и греков. Под началом у Реса находилось пятьсот всадников. Другой конный отряд, состоявший из галлов и италиков, возглавил гладиатор Пракс. В этом отряде тоже было пятьсот конников. Третий конный отряд, разросшийся до двухсот воинов, возглавляла Эмболария. Это были телохранители Спартака, тоже в основном фракийцы и иллирийцы.

В начале ноября войско восставших двинулось к Капуе по двум дорогам, чтобы выйти к городу сразу с севера и востока. Римских войск в Кампании больше не осталось, поэтому восставшие рабы стали теперь хозяевами положения.

Я со своей конной сотней находился в авангарде пеших колонн войска Спартака, двигавшихся на Капую через Приверн и Калес. Объятый жаждой мести я примчался в Приверн рано утром и сразу же отыскал дом стеклодува, гостеприимство которого обернулось бедой для меня и моих соратников, заночевавших здесь несколько дней тому назад.

С сильно бьющимся сердцем я загрохотал кулаком в дверь дома. Мысленно я молил богов, чтобы стеклодув никуда не скрылся, ибо мне нестерпимо хотелось насытить свою месть его кровью здесь и сейчас.

Дверь отворила служанка, та самая, что угощала моих воинов вином. Она не сразу узнала меня, поскольку на мне было облачение римского военачальника.

— Где твой хозяин? — спросил я, грубо оттолкнув служанку и войдя в дом. — Где он? Отвечай!

Служанка упала передо мной на колени, трясясь, как в лихорадке.

— О господин, я одна в доме, — испуганно лепетала она. — Мой хозяин три дня тому назад уехал в Нолу. Мне он велел стеречь дом.

— Как зовут твоего хозяина? — Я вынул меч из ножен и приставил его острие к горлу служанки. — Почему он уехал в Нолу, ведь его семья пребывает в Кумах? Или он солгал мне в ту ночь?

— Тит Лувений, так зовут моего хозяина, — ответила служанка, зажмурив глаза. — Отряд воинов, охранявший Кумы, ушел в Неаполь, поскольку там стены прочнее. По этой причине семья моего хозяина переехала из Кум в Нолу. Там у Лувения живет брат его жены. К тому же Нола сильно укреплена.

Поигрывая мечом, я несколько мгновений разглядывал коленопреклоненную грузную немолодую рабыню у своих ног. Ее голова, повязанная куском синей ткани, была низко опущена, руки были прижаты к груди. У нее был жалкий и испуганный вид. Однако в моем сердце отныне не было ни капли жалости. Перехватив меч поудобнее, я с коротким выдохом рубанул заученным движением служанку по шее. Голова рабыни, отделившись от тела, упала на пол и покатилась по коридору. Безголовое тело в длинном женском платье свалилось на бок, дернулось один раз и замерло. Из рассеченной шеи сильной струей била темная кровь, заливая мозаичный пол вестибула.

Я смотрел на свой блестящий короткий меч, на мертвое тело у своих ног, стараясь разобраться в своих ощущениях. Только что я своей рукой убил беззащитную женщину, но во мне не было угрызений совести. Во мне царила пустота, как в опорожненной винной бочке. Более того, я хотел и дальше убивать! Я хотел добраться до стеклодува Лувения, до его семьи, до претора Вариния, до декуриона Вибиния… Безжалостная месть за умершую Фотиду, принявшую муки и унижения перед смертью, стала смыслом моей жизни.

Под Капуей Спартак устроил общий смотр своему войску на равнине перед городом. Перед этим вожди восставших отправили в Капую своего посланца с требованием выпустить из города всех рабов-мужчин и всех гладиаторов. В обмен на это Спартак обещал капуанцам выдать их сограждан, угодивших в плен в ночной битве под Казином. Капуанский сенат после трехдневных споров и размышлений решил выполнить требование восставших ради спасения капуанцев, оказавшихся в неволе у мятежников.

Таким образом, граждане Капуи отпустили на свободу восемь тысяч рабов, в числе которых оказалось около тысячи гладиаторов.

Войско восставших теперь насчитывало тридцать тысяч бойцов. Перед Спартаком и его ближайшими сподвижниками вновь появилась забота о снабжении армии рабов оружием. Трофеев, взятых в римских лагерях и на полях сражений, хватило лишь на то, чтобы вооружить около пятнадцати тысяч человек. Вся остальная масса рабов и бедноты была вооружена заостренными кольями, обожженными на огне для большей прочности, дубинами, ножами, топорами и вилами. Остро не хватало настоящих боевых щитов. Им на замену восставшие мастерили щиты из гибких прутьев, обтянутых выделанной кожей. На военном совете Спартак заявил, что пришла пора брать штурмом большие города, где имеются умелые кузнецы и оружейники. Спартак полагал, что восставшим нужно самим наладить изготовление оружия и доспехов, а не полагаться только на военные трофеи. Спартак был уверен, что римский сенат в скором времени направит против бунтующих рабов новое войско, которое, вне всякого сомнения, будет гораздо сильнее разбитых легионов Вариния. Поэтому восставшим надо с наибольшей пользой употребить это временное затишье и приготовиться к грядущим сражениям со свежими римскими легионами. Самыми большими городами в Кампании были Капуя и Нола. В этих городах имелись целые кварталы, заселенные оружейниками. В маленьких городках оружейников, как правило, не было совсем. Там, в лучшем случае, имелся один или несколько кузнецов, способных подковать лошадь, изготовить гвозди, починить серп или лопату. Маленькие городки не имели стен, поэтому многие из них давно были опустошены воинами Спартака и шайками разбойников. Все захваченные в сельской глубинке кузнецы трудились не покладая рук в лагере восставших, выпрямляя погнутые мечи и наконечники пилумов, приводя в порядок помятые в бою шлемы, изготовляя наконечники для стрел и копий… Работы у наших лагерных кузнецов было очень много, и они с ней явно не справлялись в походных условиях. Спартак давно настаивал на том, что восставшим нужно обустроить где-нибудь в надежном месте постоянный лагерь или крепость. Там можно было бы хранить запасы провианта, изготовлять оружие и оставлять под присмотром лекарей изувеченных в битвах соратников. Там же можно было бы разместить и беглых невольниц, которые следуют в обозе за войском восставших, а ведь среди них немало беременных. Крикс и гладиаторы-галлы настаивали на том, что лучшей крепостью для восставших может стать Капуя. Это огромный город с мощными стенами, где запросто можно разместить не тридцать, а шестьдесят тысяч воинов. В Капуе восставшие могли бы не просто удобно разместиться, но жить в роскоши! Ведь в этом городе множество прекрасных домов, бань, амбаров, конюшен, постоялых дворов и всевозможных торговых лавок. В Капуе живут самые красивые проститутки и самые богатые торговцы благовониями. Римское войско, подступив к Капуе, не сможет взять ее с налету, ибо стены и башни кампанской столицы в отличном состоянии. Спартак резонно замечал галлам, что прежде, чем разместиться в Капуе со всеми удобствами, восставшим сначала придется взять эту твердыню приступом. Имеется ли у Крикса план взятия Капуи без долгой осады? Поскольку Крикс не мог сказать ничего дельного по этому поводу, возобладало мнение Спартака, предложившего отступить в Луканию, где местное население настроено менее дружелюбно к Риму. К тому же Лукания лежит дальше от Рима, нежели Кампания, значит римским легионам не удастся с прежней быстротой добраться до войска восставших, как это было раньше. Криксу и его галлам очень не хотелось уходить из Кампании, где было вдоволь вина, фруктов и оливкового масла, где они чувствовали себя как дома после всех побед над римскими полководцами. Крикс считал, что восставшим рабам следует копить силы, пребывая в Кампании, чтобы затем по Аппиевой дороге выступить прямиком на Рим. Тайком от Спартака Крикс вел разговоры об этом с начальниками сотен и когорт, убеждая их в том, что если Капуя восставшим не по зубам, то взять приступом Нолу им явно по силам. Нола лежит в труднодоступной местности неподалеку от Везувия и от горных проходов, ведущих в Луканию. Этот город мог бы стать неплохим убежищем для восставших. Главным же доводом Крикса было то, что именно в Кампании их войску будет обеспечено постоянное пополнение, ибо основная масса рабов сосредоточена здесь и в соседнем Лации. Встретился Крикс и со мной, зная, что Спартак благоволит ко мне и частенько прислушивается к моим словам. Крикс очень удивился, узнав, что я только и думаю о том, как бы ворваться в Нолу и вырезать все ее население поголовно. Я сказал Криксу, что сам обследую крепостные стены Нолы, постараюсь отыскать в них слабое место. Мой конный отряд постоянно совершал рейды по Кампании, отыскивая неубранные хлебные нивы и разбредшихся по лесам коров, поэтому мне не составило особого труда в один из таких рейдов очутиться поблизости от Нолы. Нарядившись пастухом, я целый день шнырял по лугам и холмам вокруг Нолы, взбирался на деревья и горные утесы, изучая с высоты все подходы к городу. Ни единого слабого места в укреплениях Нолы я так и не обнаружил. Мне было известно, что в Ноле стоит гарнизон из двух когорт пехоты и двух сотен всадников, что это небольшое войско возглавляет военный трибун Авл Тибуртин. Об этом рассказали рабы, бежавшие из Нолы в лагерь Спартака. Я уже утратил было надежду на то, чтобы проникнуть в Нолу вместе с отрядами восставших. Однако случай свел меня с человеком, которого снедала жажда мести, как и меня. Я столкнулся с этим человеком в городке Ацерры, лежавшем в трех милях от Нолы. Это был беглый раб, в полной мере испытавший на себе изуверскую жестокость своего господина. Лицо и тело этого человека было покрыто ужасными глубокими шрамами. Выяснилось, что разгневанный хозяин натравил на него собак, желая таким образом наказать его за какую-то провинность. Звали этого человека Марон. Он был старше меня года на четыре. Мои воины поили лошадей у колодца в Ацеррах, когда к ним подошел Марон и спросил, кто у них главный. Познакомившись со мной, Марон завел речь о том, что воевать с римлянами ему неохота, но одному римскому гражданину он просто обязан воздать по заслугам. «Зовут этого римлянина Марк Веллений, — сказал Марон в беседе со мной. — Однажды я засмотрелся на его жену, подметая двор его виллы, так этот благородный патриций чуть не затравил меня насмерть собаками. Не знаю, как я выжил тогда. Я сбежал от своего хозяина-деспота в горы, когда по всей Кампании заполыхало восстание рабов. Я примкнул к шайке таких же беглых рабов, которые нападали на виллы патрициев. Однажды мы совершили нападение на усадьбу Марка Велления, это неподалеку от Ацерр. К сожалению, негодяй вместе со своей семьей укрылся в Ноле, и я не смог с ним расквитаться». Затем Марон поведал мне, каким образом можно ночью незаметно пробраться в Нолу. Я сказал ему, что мало проникнуть за городскую стену Нолы, надо еще перебить стражу и открыть городские ворота. «Что ж, — промолвил на это Марон, — давай договоримся так, приятель. Я покажу тебе лазейку на стене, по которой ты со своими воинами проберешься в город. Потом твои люди перебьют ноланскую стражу и откроют ворота войску Спартака. А я со своими людьми отправлюсь на поиски мерзавца Велления и его домочадцев». Марон и я ударили по рукам, заключив эту необычную сделку. Крикс очень обрадовался, когда я по возвращении в наш лагерь под Капуей известил его о том, что Нола практически у нас в руках. На спешно созванном совете Крикс убедил Спартака без промедления выступить к Ноле, отправив в авангарде всю конницу и пешие галльские когорты. «Брат, я преподнесу тебе Нолу, как сорванное спелое яблоко!» — хвастливо заявил Крикс Спартаку. Через два дня головной отряд восставших под началом Крикса подошел к Ноле и до поры до времени укрылся в лесу возле дороги на Ацерры. В полночь Марон и я во главе двадцати человек, молодых и ловких, подкрались к крепостной стене Нолы. В том месте, куда мы подкрались, городская стена и четыре башни возвышались на широком горном выступе. При свете луны Марон указал мне на одну из башен, вернее, на нижнюю бойницу в ее стене, расположенную примерно на высоте четырех метров от скалистой поверхности.

— Вот она, лазейка! — прошептал мне Марон. — С этой стороны только в этой башне имеется такое оконце. Взрослый мужчина в него, конечно, не пролезет, зато мальчишка вполне сумеет там протиснуться.

Мне сразу стало понятно, зачем Марон взял с собой на это опасное дело худенького мальчика лет тринадцати, с густой вьющейся шевелюрой и дерзкими черными глазами. Мальчишку звали Агет.

Замысел Марона был прост. При помощи шеста мы помогли Агету забраться в бойницу. Затем Агет по ступенькам внутри башни выбрался на верхнюю площадку, дождавшись, когда часовой уйдет отсюда по проходу на стене к другой башне. Сбросив вниз веревку, Агет закрепил ее наверху посредством железного крюка. По этой веревке быстро и почти бесшумно на крепостную башню поднялись Марон, я и все наши люди. Мечи и кинжалы находились при нас, а дротики и щиты мы подняли наверх опять же с помощью веревки.

Дальнейшие наши действия разворачивались, как в крутом боевике. Марон раньше не раз бывал в Ноле, поэтому он знал расположение улиц и переулков. Марон убедил меня, спустившись с башни, вести наших людей не сразу к ближайшим городским воротам, но углубиться в спящие городские кварталы и дождаться в засаде сменного караула. Этот караул нам надлежало перебить без лишнего шума, потом облачиться в доспехи и шлемы убитых римлян, чтобы без опасения приблизиться к главным воротам. В этом деле особая роль отводилась Агету. Ему предстояло убрать с башни веревку и затаиться внизу у крепостной стены, чтобы при смене часовых на стене подслушать пароль. После этого Агет должен был передать этот пароль нам, готовым выступить к воротам. Замысел Марона показался мне слишком сложным и трудновыполнимым, но я не стал с ним спорить, уповая на удачу. Сменный отряд караульных вышел из ноланской цитадели точно по ночному расписанию, принятому в римском войске. В этом отряде было десять легионеров и один центурион. Мы напали на римлян на перекрестке двух главных улиц, распределившись таким образом, чтобы на каждого римлянина приходилось по двое наших воинов. Один затыкал рот легионеру, другой вонзал ему кинжал в горло. Это нападение на сменную стражу прошло быстро и гладко, лишь с силачом центурионом мне и Марону пришлось повозиться, нанеся ему вместо одного удара кинжалом пять или шесть. Облачившись в панцири и шлемы вышедших на смену караульных, мы смело прошагали до ноланского форума, где какое-то время ожидали появления Агета. Мальчишка вынырнул из одного из ближайших переулков и, подбежав к нам, назвал пароль. Я был занят тем, что смывал кровь с рук, стоя у небольшого фонтана, поэтому не сразу заметил в темноте появление Агета. Тем более, я не сразу понял смысл слова, которое произнес вполголоса Марон, жестом руки делая мне знак, мол, все идет отлично! Когда я переспросил у Марона, каков же пароль, то он таким же тихим голосом промолвил: «Силенциум!» «Тише!» — прозвучал у меня в мозгу русский перевод этого латинского слова. «Зачем Марон это сказал? Разве я громко разговариваю? — в недоумении подумал я. — Я же про пароль у него спросил!» Видя мои недоумевающие глаза, Марон с дружеской улыбкой пояснил мне, что это слово и есть пароль. Хитрость Марона удалась на славу. Римские стражи у главных городских ворот купились на обман, увидев нас в облачении легионеров и услышав пароль из моих уст. Римляне ничего не поняли, когда мы обнажили мечи и бросились на них. Так с растерянностью на лице часовые у ворот встретили свою смерть, даже не успев поднять тревогу. Открыв ворота и впустив в город отряд Крикса, мои люди поспешили к ноланской цитадели и с помощью того же обмана сумели расправиться с тамошним римским караулом у ворот. В короткой беспощадной схватке галлы перебили застигнутый врасплох ноланский гарнизон. Пал в этом неравном бою и военный трибун Авл Тибуртин.