Гладиатор из будущего. Дилогия

Задетый за живое Брезовир выкрикнул мне в лицо, мол, если я такой умелый и отважный полководец, то он готов уступить мне начальство над пятитысячным авангардным отрядом.

– Бери моих воинов и покажи нам, горе-воителям, как надо преодолевать овраги и топи, как надо побеждать римлян не числом, а умением, – заявил мне Брезовир, гневно размахивая руками. – Ругать других легко, гораздо труднее самому найти выход из замкнутого круга!

– Отлично! – воскликнул я, вскинув подбородок. – Там, где бессильны военачальники, за дело берется провидец. Я немедленно поведу твоих воинов в наступление, Брезовир.

– Э, нет! Так дело не пойдет! – вмешался Крикс. – Андреас, тебе нельзя рисковать головой.

– Оставь его! – Брезовир схватил Крикса за руку. – Пусть Андреас покажет себя в деле. Пусть он почувствует, что предсказывать победу и вырвать эту победу у врага – не одно и то же.

Поколебавшись, Крикс все же уступил Брезовиру. Очень скоро я горько пожалел, что в запальчивости ввязался в это труднейшее дело. Проезжая верхом на коне вдоль боевой линии римского войска, отделенной от боевой линии восставших рабов в одном месте извилистой лощиной, в другом месте ручьем, в третьем – топким болотом, я убедился воочию, что ни скопом, ни яростным наскоком легионеров Геллия не одолеть. Обходной маневр был тоже невозможен из-за реки, надежно прикрывавшей тыл консулу Геллию. «Ну что, старичок, похоже, ты в полнейшей заднице! – мысленно обращался я к самому себе. – Назвался груздем – полезай в кузов!» Проехав на коне вдоль позиций римских легионов от одного фланга до другого, я двинулся обратно уже медленнее, внимательно вглядываясь в римские когорты, вытянутые в две линии шагах в трехстах от боевых шеренг галлов и германцев. Мне хорошо было видно, что в передовой линии у римлян стоят отборные войска, а союзники и легкая пехота собраны во второй линии. Внезапно мой взгляд различил среди длинной стены из прямоугольных римских щитов отряд с ромбовидными щитами, на обитой кожей поверхности которых сверкали на солнце металлические украшения в виде лент и лавровых венков. На шлемах воинов из этого отряда топорщились коротенькие гребни из черного конского волоса. А военный значок, видневшийся среди копий этого отряда, был увенчан серебряным кентавром. «Пренестийская когорта! – подумал я, остановив коня. – Что ж, пришло время поквитаться за Фотиду!» Смерть Фотиды, к которой я питал сильное чувство за ее поразительное сходство с Региной, камнем лежала на моем сердце. Я чувствовал себя виноватым в том, что допустил небрежность и позволил себе выпить лишнего во время одного из разведывательных рейдов, когда Спартак гнался за отступающим войском претора Вариния. Благодаря моей небрежности мы с Фотидой угодили в плен к римлянам. Претор Вариний приказал привязать меня ремнями к кресту, а Фотиду отдал на потеху легионерам из пренестийской когорты. Легионеры поочередно насиловали Фотиду у меня на глазах. Благодаря ночному нападению восставших на лагерь Вариния мне удалось избежать смерти на кресте, но Фотида после перенесенного жестокого насилия вскоре скончалась. С той поры прошел почти год, все это время я разыскивал негодяя Вариния и пренестийскую когорту среди римских войск и гарнизонов, разбитых восставшими рабами за последнее время. Вариния мне пока найти не удалось, зато судьба наконец-то вновь свела меня с пренестийской когортой. Я спешился и призвал к себе начальников когорт из вверенного мне авангардного отряда.

– Наступать будем здесь! – объявил я. – При переходе через лощину наши задние шеренги должны двигаться медленнее, забрасывая римлян дротиками. Наши передние шеренги, наоборот, должны преодолеть эту лощину как можно стремительнее. Наступать приказываю молча, без боевого клича, чтобы не сбивать дыхание при беге.

Военачальники, изумленные моей решимостью начать прорыв боевых римских порядков в самом неудобном для этого месте, не осмелились возражать мне, видя, что я намерен сам возглавить передовую сотню.

Галлы из отряда Брезовира давно знали меня, кто-то из них познакомился со мной еще в гладиаторской школе Лентула Батиата, кто-то на вершине Везувия, куда к Спартаку сбежалось немало рабов со всей Кампании. За все время восстания я постоянно находился то в окружении Спартака, то среди приближенных Крикса. Я всегда был на виду, многие из восставших знали, что Спартак и Крикс частенько прислушиваются к моим советам. Многие знали, что мне дано предвидеть будущее. Поэтому воины из авангардного отряда безропотно пошли за мной в лобовую атаку на римлян через колючие заросли и через глубокую лощину, веря, что со мной поражения быть не может. Глядя на мое спокойствие, галлы воспрянули духом, решив, что божественное провидение уже шепнуло мне на ухо, как и где следует сокрушить легионы консула Геллия.

Со своей стороны я не думал о том, что мне нужно обязательно победить римлян в этой битве. Я просто решил любой ценой добраться до легионеров из пренестийской когорты, чтобы отомстить им оружием галлов и своим мечом за смерть Фотиды. Я был настроен на то, чтобы убивать и убивать пренестийцев, не щадя ни себя, ни тех, кто идет за мной.

Стоял месяц май. День угасал, но было еще очень жарко. Исколов ноги и локти в зарослях колючего терновника и барбариса, я шел вперед, закрываясь щитом, по которому громыхали камни, летящие из пращей. Рядом со мной шли, держа строй, около сотни галлов, облаченные в римские кольчуги и шлемы, с римскими щитами и копьями в руках. Все шли молча, подняв щиты над головой. С этим же зловещим молчанием наша передовая сотня спустилась на дно лощины и под свист пролетающих над нашими головами дротиков со стороны наших задних шеренг вскарабкалась по глинистому склону наверх. Там, наверху, на краю откоса стояли стеной легионеры с ромбовидными щитами и с короткими гребнями на шлемах. Идущие впереди галлы и я вместе с ними лезли по откосу прямо на острия копий пренестийцев, направленные на нас сверху. Это безумие, затеянное мною, – иначе это никак нельзя было назвать! – сразу обернулось множеством убитых и раненых со стороны наступающих галлов, которые скатывались вниз по склону, сбитые щитами и пораженные копьями римлян. Я тоже был отброшен вражеским щитом назад, упав спиной на скопище взбирающихся следом галлов. Чьи-то сильные заботливые руки подхватили меня, не дав мне скатиться дальше на самое дно лощины. Я попытался снова прорваться наверх и опять наткнулся на стену из вражеских щитов. Вражеский меч обрушился на мой шлем, так что у меня зазвенело в голове. Я покатился вниз, кого-то придавив, с кем-то столкнувшись… Скрипя зубами от злости, я вновь карабкаюсь по склону бок о бок с кем-то из галлов. Мне наконец-то удалось ударить копьем во вражеский щит, но при этом я потерял равновесие и выпустил из руки древко копья. Меня опять сталкивают вниз вместе с другими галлами, раненными и убитыми. В этой мешанине из тел, щитов и копий, среди живых и мертвых стремительно угасал наступательный порыв храбрых галлов. Сверху неслись крики торжествующих римлян. Обуянный бешенством, я орал на толпившихся вокруг меня галлов, объясняя им, как вернее всего взять это препятствие. Образовав две живые цепочки, двадцать галлов ринулись наверх, упираясь друг другу в спину. Двух передних галлов римляне сразу же убили, едва те оказались наверху, толкаемые своими соратниками. Однако эти убитые галлы не скатились на дно лощины, их мертвые тела повисли на римских копьях. И вот сначала четверо галлов врезались в плотный римский строй, а через несколько мгновений уже десяток длинноволосых воинов вклинились в пренестийскую когорту. Вскоре целая волна галлов перемахнула через лощину, тесня пренестийцев и грозя рассечь центр римского боевого строя. В гуще этих свирепых, воспрянувших духом бойцов оказался и я. Применяя все навыки, полученные мною в гладиаторской школе, я разил пренестийцев одного за другим. Без лишних замахов, без ненужных движений я действовал мечом, как опытный мясник, отрубая головы и отсекая руки, вонзая клинок кому-то в горло, а кому-то в глаз. Раненых пренестийцев я не добивал, спеша разделаться с теми из них, кто еще был на ногах, кто еще сражался. Не чувствуя жалости, я убивал и калечил этих насильников Фотиды, устилая их телами примятые травы низменного луга. Мне хотелось верить, что душа Фотиды с высот верхнего эфира видит торжество моей мести и радуется этому.

Глава Восьмая Мелинда

Битва при Амитерие закончилась полным поражением консула Геллия, который с трудом спасся бегством. Римлян полегло больше шести тысяч, остальные бежали кто в Лациум, кто в Умбрию, кто в Этрурию. Эта победа прославила Крикса настолько, что к нему потянулись рабы и обездоленные селяне со всего Самния и даже из соседнего Пицена. Разбив лагерь возле Амитерна, Крикс занялся вооружением и обучением своего войска, в котором было уже сорок тысяч бойцов.

Всех своих раненых восставшие перевезли в Амитерн, обязав местные власти приставить к ним лекарей. Для поддержания порядка и предотвращения грабежей Крикс разместил в Амитерие гарнизон из шестисот самнитов и луканцев, назначив меня начальником над этим отрядом.

Я поселился в большом доме вместе с Эмболарией. Владелец этого дома бежал в Рим вместе с семьей, когда прошел слух о разгроме консула Геллия. В эти майские дни Амитерн выглядел довольно безлюдным, так как больше половины его жителей в страхе перед восставшими рабами разбежались кто куда. Оборонять Амитерн от мятежников местные власти и не пытались, поскольку городские стены были в ветхом состоянии. Врагов на этой земле всего в трех переходах от Рима не бывало со времен Союзнической войны, закончившейся шестнадцать лет тому назад.

На меня свалилось столько забот, что дни пролетали незаметно. Утром я уходил из дома на Френтанской улице, когда Эмболария еще нежилась в постели, а обратно возвращался уже под вечер, еле волоча ноги. Мне приходилось самому вникать во множество городских проблем, которых стало еще больше в связи с тем, что все местные рабы ушли в лагерь восставших, большая часть свободных граждан уехала в Рим и другие города, поэтому поддерживать городское хозяйство в надлежащем состоянии стало некому. Налоги больше не собирались, все судебные тяжбы были приостановлены до лучших времен, всякая торговля пришла в упадок.

Для начала я принял меры для пресечения мародерства и возобновил работу городских пекарен, чтобы местная беднота могла получать бесплатный хлеб. Я лично разбирал все возникающие тяжбы между жителями Амитерна и стоящими здесь на постое воинами Крикса. Улицы города днем и ночью патрулировались стражей из числа воинов гарнизона, а начальники караулов ежедневно отчитывались передо мной, сообщая о любых малейших происшествиях.

Однажды вечером я, как обычно, возвращался домой по длинной и узкой Френтанской улице, стесненной по обеим сторонам высокими каменными домами в два-три этажа. Из-за того, что дома вплотную лепились друг к другу, улица напоминала извилистое мрачное ущелье. Под каменными плитами у меня под ногами негромко журчали грязные помойные ручьи, из узких отверстий в мостовой, оставленных для стока дождевых вод, вырывался тяжелый запах человеческих испражнений. Канализация в эпоху античного Рима имела точно такие же зловонные миазмы, как и в двадцать первом веке.

Прохожих в этот вечерний час всегда было мало. Мне навстречу попались двое ремесленников, направлявшихся по домам из своих мастерских, старик-водонос и мальчик верхом на осле, который явно прибыл в город из сельской усадьбы, судя по корзине со свежей зеленью у него за спиной.

Я шел, погруженный в свои думы, когда меня окликнул молодой женский ГОЛОС:

– Как мне пройти на Френтанскую улицу, гражданин? – Это было сказано на латыни. Когда я остановился и взглянул на стройную незнакомку в длинном желтом одеянии до пят, с белым покрывалом на голове, стоявшую у стены дома, мой слух поразила другая фраза, произнесенная ею по-русски: – Я приехала издалека и совершенно заблудилась в этом городе.

Я невольно вздрогнул, как после удара плетью. Видя, что я остолбенел, незнакомка легким движением руки сбросила с головы покрывало. Это была Мелинда.

– Здравствуй, Андрей! – тихо произнесла она на русском языке, протянув мне руку. – Я уже давно выслеживаю тебя здесь.

Я молча пожал протянутую нежную ладонь, пребывая в некотором ошеломлении.

– Идем! – сказала Мелинда, уверенно взяв меня под руку. – К тебе домой нам нельзя, поэтому заглянем ко мне. Я обосновалась тут неподалеку. Меня приютила одна добрая зеленщица.