Гладиатор умирает только один раз. (Сборник рассказов)

– Как тебя зовут? – задал вопрос Лукулл. – Да, да, я знаю, что спрашивал тебя раньше, но скажи мне еще раз.

– Мото, хозяин, – мужчина нервно вертел садовые ножницы в руке.

– Покажи свое лицо.

Мото приподнял подбородок. Он моргнул и прищурился, когда последний луч солнца упал на его единственный глаз; другой глаз отсутствовал. Травма давно зажила. Место, где должен был быть глаз, покрывала покрытая рубцами кожа.

– Как ты потерял свой глаз, Мото? – спросил Лукулл на удивление ровным голосом.

Мужчина вздохнул. Он уже рассказывал эту историю раньше.

– Это случилось очень давно, хозяин. Укололся шипом розы. Сначала казалось, что это небольшая ранка, но потом она загноилась. Несколько дней у меня была лихорадка, я чуть не умер. В конце концов, мне стало лучше – но я остался без глаза.

Лукулл кивнул.

– Возвращайся к работе… Мото.

С облегчением оттого, что его отпустили, раб поплелся обратно к розовому кусту.

Лукулл схватил меня за локоть сильнее, чем это было необходимо, и затащил в глубокую тень под вишневым деревом.

– Ты видел, Гордиан?

– Видел, что?

– У него только один глаз!

– Да, я заметил. Что из этого?

Лукулл понизил голос до шепота.

– Его лицо – оно какое-то не такое. Оно в чем-то другое – более худое, более морщинистое ... но человек может изменить свое лицо, если ему это будет нужно. И его голос другой, я должен это признать, но любой может сделать вид, что говорит с акцентом…

– Что вы хотите сказать, Лукулл?

– Этот раб, этот садовник, который называет себя Мото – я почти уверен, что этот человек на самом деле… Марк Варий.

– Что? Конечно, нет! Разве вы не можете сказать это наверняка, просто посмотрев на него?

– Глаза ненадежны; глаза обманывают человека. Есть еще одна способность, которую декларирует Антиох, - чувство знания…

– Едва ли можно поверить, что Варий вырвался из ваших лап только для того, чтобы появиться в вашем саду и ухаживать за цветами, Лукулл, – я чуть не рассмеялся, но выражение его лица остановило меня. Он был очень серьезен. – Несомненно, в Риме должны быть люди, которые знали его прежде, чем он стал предателем и присоединился к Серторию, люди, которые могли бы опознать его без всяких сомнений. Соберите несколько таких людей и попроси их взглянуть на этого Мото.

– Я уже сделал это, Гордиан.

– И каков результат?

– Все они отрицают, что этотчеловек - Марк Варий.

– Ну, тогда…

– Они врут!

Я покачал головой.

– Я не понимаю. Почему вы думаете, что он – Варий?

– Я так не думаю. Я наверняка знаю это. Знание пришло ко мне сразу же, как только я увидел этого человека. Должно быть, это так, как говорит Антиох: у нас есть способность отличать правду от лжи, которая не ограничивается пятью чувствами или тем, что мы называем разумом. Этот человек – Марк Варий. Я просто чувствую это!

Я посмотрел на садовника через дорогу. Он наклонился, все еще подрезая куст роз, несмотря на тусклый свет. Я почувствовал укол страха, представив конец, к которому может привести безумная идея Лукулла, если он решится последовать ей.

– Лукулл, поэтому вы пригласили меня сюда сегодня – чтобы спросить меня об этом человеке и о любом… сомнении… относительно его личности?

– Я понимаю, что обстоятельства странные, Гордиан, очень странные. Но я еще не сказал тебе самой странной вещи, которую даже я не могу объяснить.

Мое чувство страха усилилось. Я слышал, как стучало мое сердце, смех других гостей, которые теперь быстро двигались, чтобы присоединиться к нам; Я видел их как и тени, приближающиеся к нам в сумерках.

– Что случилось, Лукулл? – прошептал я.

– Этот человек, который называет себя Мото, ты помнишь, какой у него глаз отсутствует? Подумай внимательно!

– Мне не нужно думать, - сказал я. – Я только что видел его. У него отсутствует правый глаз.

– Ты уверен в этом, Гордиан?

Я сузил глаза. Я вспомнил лицо этого человека.

– Абсолютно уверен. У него нет правого глаза.

Выражение лица Лукулла выглядело ужасно.

– И все же, раньше, у Вария не было левого глаза. Теперь он здесь, притворяется этим рабом Мото, и, как ты сам видишь, у него не хватает правого глаза. Как такое может быть, Гордиан?

– Как бы мне хотелось оказаться там, Гордиан! Расскажи мне еще раз об этих вишенках. – мой хороший друг Луций Клавдий слабо улыбнулся и жестом показал рабу позади него, чтобы тот возобновил взмахи длинным шестом, увенчанным веером из павлиньих перьев, чтобы расшевелить вялый воздух. Мы откинулись на кушетках в тени фигового дерева в саду Луция Клавдия в его доме на Палатинском холме. Погода была намного теплее, чем накануне.

Мой дорогой друг, всегда дородный, стал тяжелее, чем я когда-либо е видел егораньш; его лицо, всегда румяное, стало угрожающе ярким. Его оранжевые кудри вяло свисали на лоб, а дыхание, даже в состоянии покоя, было слегка затрудненным. Прошло около четырнадцати лет с тех пор, как я впервые встретил его; время начало сказываться на нем. Меня поразило, что обильный обед, подобный тому, который накануне накрыл Лукулл, уже не так произвел впечатление на Луция Клавдия

– Ты не пробовал вишни Лукулла? – удивился я.

– Ни разу! Я слышал о них, конечно, и о том, насколько прекрасны его дом и сад; но меня туда еще не приглашали. Представь себе! Гордиан сыскарь превзошел меня в социальном статусе! На самом деле я весьма завистлив. Но с другой стороны, я никогда не чувствовал себя по-домашнему в разрозненном интеллектуальном кругу братьев Лукуллов; вся эта художественно-философская болтовня скорее отталкивала меня от блюд ивина. И все равно последние дни я редко покидаю дом. Носильщики жалуются, что я стал слишком тяжелым для них, чтобы носить меня вверх и вниз по Семи Холмам.

– Они так сказали!

– Возможно, не вслух, но я слышу их стоны и ворчание. А теперь, когда наступила теплая погода, уже слишком жарко, чтобы выходить на улицу. Я расположусь в тени этой смоковницы и останусь здесь до осени.

– А как насчет твоего этрусского поместья? Ты же любишь бывать там летом.

Он вздохнул.

– Я собираюсь отдать его тебе, Гордиан. Хочешь заняться фермерством?

– Не будь смешным! Что я знаю о сельском хозяйстве?