Гладиатор

– Очевидцы...
– не вытерпел и попытался высказаться Коробов.
– Очевидцы...

– Коробов!
– с иронией посмотрел на него Герасимов.
– Ты уже отблистал, дай и мне посверкать немного. Хотя где уж мне до тебя сегодня...

– Ох, мудозвоны!..
– простонал Никитин.
– Геннадий, давай ближе к делу.

– ...Итак, подхожу вплотную к главному, дорогой ты наш товарищ генерал. То, что убийство Старшины и убийство Самсонова с любовницей совершены одним и тем же человеком, не вызывает сомнений. Это подтверждается косвенно показаниями очевидцев, которые описывают внешность стрелявшего в Самсонова очень близко к тем данным, что мы получили от свидетеля происшествия у въезда в Измайловский парк с шоссе Энтузиастов. Но только что я получил и прямое подтверждение...

– Герасимов сделал эффектную, как ему показалось, паузу. Эксперты подтвердили, что выстрелы в Старшину и в Самсонова с любовницей сделаны из одного пистолета.

Никитин, однако, никак не отреагировал. Это были скорее доказательства для суда, чем сведения для оперативной работы. В оперативке иной раз достаточно только интуиции, без всяких доказательств...

Герасимов прищурился и продолжил. У него, видно, были припасены еще кое-какие козыри, и он тоже хотел устроить себе небольшой бенефис.

– Далее. Как нам уже доложил наш доблестный командир и начальник над всеми индейскими стрелами (надо сказать, что присутствующие этой шутки Герасимова не оценили), сегодня днем был убит портье ресторанно-гостиничного комплекса "Савой", некто Прошкин. На теле убитого не обнаружено никаких повреждений, которые могли бы стать причиной смерти. Однако это было именно убийство. Свидетельницей его оказалась уборщица, спрятавшаяся за барьерчиком гардероба. Как только убийца скрылся, уборщица вызвала милицию. Во рту портье обнаружена записка, состоящая из трех слов: "Четверг. Казанский вокзал". Ни автор записки, ни ее адресат не установлены. Возможно, что автором записки был убийца. Возможно, но не достоверно. Уборщица хорошо рассмотрела убийцу и показала, как именно был убит портье. Опираясь на ее слова, можно утверждать с высокой степенью достоверности, что убийца применил один из специфических приемов, известный нашим спецназовцам под названием "поцелуй Матильды". Описание внешности, сделанное уборщицей, полностью соответствует данным на фигуранта из Измайловского парка и совпадает с описанием "стрелка" с Нижегородской улицы...

– Фоторобот сделал?
– спросил Никитин.

Герасимов молча показал ему фотопортрет, составленный по обобщенным показаниям очевидцев всех трех эпизодов дела.

Никитин целую минуту вглядывался в довольно схематичное изображение человека на рисунке и наконец задумчиво спросил:

– Где я мог видеть эту рожу?

– Во сне она тебе снилась, Никитин, - ответил Герасимов и развернул перед ним какую-то папочку.

– Бля-я...
– задохнулся Никитин.
– Марьев. Гладиатор. Блядь буду, если не он!

– Не будешь, - хмыкнул Герасимов.
– Он это, точно. Вот его фотография из дела. Правда, он здесь значительно моложе. Фотография времен лагеря спецподготовки. Но узнать можно.

– Ну, мужики, - Никитин даже поднялся со стула, не зная, как выразить им свою благодарность, - порадовали. Это дело так нельзя оставить...
– И полез в сейф.

Герасимов уже нюхал свой кулак, понимая, что Никитин сейчас достанет бутылку коньяка, и хочешь не хочешь, а грамм двести с ним придется выпить.

– Это же надо - сам в руки идет!..
– бормотал Никитин, разливая "Корвуазье" по граненым стаканам. Он терпеть не мог тонкое стекло. И вообще часто страдал ностальгией по давно прошедшим временам своей молодости. Поэтому, например, в сейфе у него всегда имелась пачка "Примы" для себя, тогда как на столе лежал "Кэмэл" для гостей.

Герасимов уже чувствовал себя именинником, но главный козырь все же приберег напоследок. Уже выпив свой коньяк, затянувшись сигаретой и слегка захмелев, он вальяжно развалился на стуле и сказал:

– Есть еще один сюрприз. Уж не знаю, Бог или черт дернул меня отдать эту записочку, найденную у портье во рту, на графологическую экспертизу. И знаешь, Никитин, что выдал их компьютер?

– Ну, что еще новенького скажешь?
– Захмелевший Никитин уже достал вторую бутылку коньяку и наливал себе еще стакан.

– Ее написал Гладиатор. Марьев. Это он назначил кому-то свидание на Казанском вокзале.

– Что?
– Никитин уронил бутылку, коньяк потек по полу.
– И ты мне уже час мозги канифолишь, зная все это?! Да я же тебя... Актер хренов!

Никитин разом протрезвел, как только окончательно стало ясно, что есть возможность завтра взять Марьева.

– Все, - заявил он.
– Оба пошли на хрен. Завтра в шесть - у меня.

Коробов с Герасимовым выскочили из кабинета.

Никитин подобрал с пола бутылку с остатками коньяка, допил ее из горлышка и направился в комнату отдыха, дверь в которую находилась рядом с его столом, но была замаскирована стенными панелями. Но сделав очередной шаг по направлению к ней, Никитин вдруг остановился, словно вспомнив что-то, вернулся к столу, на ощупь нашел стакан, наполненный коньяком, и выпил его...

До кровати в комнате отдыха он добрался с трудом. Упал, не раздеваясь, на постель и еще некоторое время невнятно бормотал.

– Иван... Гладиатор... Иван... Марьев...

Потом он заснул.

***

Утром Никитин проснулся в пять часов. Несмотря на жестокое похмелье, он тут же схватился за телефон и набрал домашний номер Герасимова. Ждать, когда тот возьмет трубку, пришлось довольно долго.

– Ну ты, умник, - буркнул Никитин в трубку, едва услышал хриплый герасимовский голос.
– Вы хоть додумались с Коробовым, что записку он не мне и не тебе оставлял? Кому она была адресована, до того и должна была дойти. Это не ясно, что ли?

– Ясно... Додумались...

– И до чего вы додумались? Это ж сразу делать надо было, на месте...

– Слушай, чего ты меня-то пытаешь, звони Коробову, - попытался возмущаться Герасимов.
– Он там рулил...

– Полковник Герасимов!
– заорал в трубку Никитин.
– Я задаю вам служебный вопрос. Извольте отвечать.

Герасимов запыхтел в трубку, но ответил по форме:

– Докладываю, товарищ генерал. Коробов объяснил уборщице, что содержание записки не составляет никакой тайны и вполне может быть передано подругам и сослуживцам. Через два часа оперативники Коробова выяснили, что содержание записки знают не только все работники "Савоя", но даже продавщицы "Детского мира". При такой плотности распространения информации не думаю, чтобы она могла пройти мимо адресата.

– Ну, смотри, умник, - сказал Никитин.
– Молись Богу, чтоб было так.
– И бросил трубку.

***

Герасимов не ошибся в своем предположении, что содержание записки дошло до адресата. Записка у трупа во рту! Всех посвященных так и распирало поделиться информацией с друзьями и знакомыми. Этот голливудский сюжет всколыхнул обыденную повседневность существования местного персонала. Уже через полчаса содержание записки стало известно официантам и горничным, а они сообщили его всем остальным, включая клиентов, находившихся в тот момент в зале.

...На постоянных клиентов, привычно расположившихся за большим, на десять персон, столом, новость произвела ошеломляющее впечатление. Высокий, длинноволосый Илья так сжал свой фужер с шампанским "Асти Мондоро", что раздавил его в руке и порезался. Пока он ходил в туалет обмывать руку, пока официант поливал ее йодом и забинтовывал, за столом царило молчание, все сидели с непроницаемыми лицами.

Каждый думал примерно об одном и том же: "Этот наглый "заяц" становится опасен... Он уже убил пятерых "охотников" и забрал два номерных пистолета..." Тут мысль спотыкалась - вспоминалось, что убит еще и портье, то есть всего ликвидировано шестеро "охотников" и отобрано три пистолета. Тридцать первый, конечно, сам виноват, ведь он был оставлен на своем месте как раз на тот случай, если на ресторан набредет ошалевший "заяц"... Вместо этого он стал жертвой да еще и отдал "зайцу" свой пистолет...