Главная улица
Шрифт:
Конторский мальчик — мисс Миртл Кэсс
Горничная в доме Гримма — миссис Кэрол Кенникот
Постановка миссис Кенникот
Мод Дайер была недовольна своей ролью.
— Может быть, конечно, я и выгляжу такой старой, что гожусь в матери Хуаните, хотя на самом деле она на восемь месяцев старше меня, но мне вовсе не так уж хочется, чтобы все это видели и замечали…
Кэрол упрашивала ее:
— Что вы, милая! Да вы обе выглядите точно одних лет. Я выбрала вас, потому что у вас такой чудный цвет лица. Под пудрой и в парике все лица кажутся вдвое старше, а мне непременно нужно, чтобы мать была очаровательна.
Элла Стоубоди, эта почти профессиональная артистка, была уверена, что ей
Кэрол попробовала намекнуть на то, что пьеса много выиграла бы от кое-каких сокращений, но все участники возопили, и никто, кроме Вайды, Гая и ее самой, не захотел поступиться ни единой строчкой. Пришлось от этой мысли отказаться. Она утешала себя тем, что многого можно достигнуть хорошей режиссурой и декорациями.
Сэм Кларк похвастал Драматической ассоциацией в письме к своему школьному товарищу Перси Брэзнагану, председателю «Велвет мотор компани» в Бостоне. Брэзнаган прислал чек на сто долларов. Сэм добавил от себя еще двадцать пять и принес этот фонд Кэрол, радостно восклицая:
— Нате! При таком начале вы проведете все дело с блеском и треском!
Кэрол сняла на два месяца второй этаж ратуши. Всю весну члены Ассоциации восхищались в этом мрачном помещении собственными талантами. Они вынесли прочь флаги, баллотировочные урны, плакаты, безногие стулья. Затем принялись за сцену. Сцена была очень примитивно оборудована; правда, она возвышалась над полом, и на ней был раздвижной занавес с рекламой аптекаря, умершего десять лет назад, но этим все оборудование и ограничивалось. С обеих сторон сцены помещались артистические уборные — одна для мужчин, другая для женщин. Двери уборных служили также выходами за кулисы и открывались прямо в зрительный зал. Поэтому для многих граждан Гофер-Прери первым романтическим впечатлением в театре были мелькнувшие за дверьми голые плечи примадонны.
В запасе были три разные декорации: лес, бедная комната и пышная комната. Последняя служила также вокзалом, конторой, а один раз — просто фоном для приезжего шведского квартета из Чикаго. Существовали три степени освещения: полный свет, подсветка и темнота.
Это был единственный театр в Гофер-Прери. Его торжественно именовали «Оперным». Пока кино не вытеснило «кочевого» искусства, бродячие труппы показывали в нем «Двух сироток», «Прекрасную манекенщицу Нелли» и «Отелло» с дивертисментом в антрактах.
В устройстве декораций конторы, гостиной Гримма и «скромного жилища» близ Канкаки Кэрол собиралась воплотить все новейшие веяния. Первый раз в Гофер — Прери кто-то осмелился применить сплошные стены. До сих пор для изображения стен пользовались отдельными кулисами, что облегчало задачу режиссера, так как злодей всегда мог уклониться от встречи с героем, попросту пройдя сквозь стену.
Обитатели «скромного жилища» были, по замыслу, добросердечны и рассудительны. Кэрол проектировала для них простые декорации в теплых тонах. Она ясно видела начало пьесы: вся сцена в тени, кроме высоких скамей и тяжелого деревянного стола посередине, которые освещены лучом, падающим из зрительного зала. Контрастным ярким пятном должен был служить букет примул в медном полированном котелке. Гостиная Гримма рисовалась ей (правда, не очень ясно) в виде ряда высоких холодных белых арок.
О том, как достигнуть этого, Кэрол не имела ни малейшего представления. Она убедилась, что, несмотря на усилия и энтузиазм молодых авторов, театр далеко не так народен и близок к земле, как автомобили и телефоны. Убедилась, что простое искусство требует сложной и глубокой подготовки. Убедилась, что создать хорошую декорацию так же трудно, как превратить весь Гофер-Прери в цветущий сад.
Она читала все, что могла достать по теории сцены. Покупала краски и фанеру. Бесцеремонно брала взаймы мебель и драпировки. Превратила Кенникота в плотника. Она столкнулась с проблемой освещения. Невзирая на протесты Кенникота и Вайды, она разорила Ассоциацию, выписав из Миннеаполиса крошечный прожектор для подсветки, оборудование для
регулировки света и для затемнения, голубые и желтые лампочки. С упоением прирожденного художника, впервые очутившегося среди красок, она целыми вечерами составляла красочные группы, придумывала световые эффекты.Ей помогали только Кенникот, Гай и Вайда. Они обдумывали, как скреплять кулисы, образуя из них стены. Вешали желтые гардины на окна. Чернили жестяную печку. Надевали передники и подметали. Остальные члены Ассоциации каждый вечер являлись в театр и высказывали авторитетные суждения. Они брали у Кэрол почитать ее книги по режиссуре и изъяснялись только театральной терминологией.
Хуанита Хэйдок, Рита Саймонс и Рэйми Вузерспун сидели на козлах, наблюдая, как Кэрол прибивает к стене картину для декорации первого действия.
— Не хочу хвалиться, — говорила Хуанита, — но я уверена, что произведу в первом акте настоящий фурор. Хорошо бы только Кэрол поменьше командовала. Она мало понимает в туалетах. Я хочу надеть… о, у меня есть чудное платье, все алое! И я сказала ей: «Что, если я выйду и остановлюсь в дверях вся в ярко-алом, ведь у них у всех глаза на лоб выскочат!» Но она не соглашается.
Молоденькая Рита подхватила:
— Она так поглощена всякими мелочами и плотницкими работами, а целого себе не представляет. Я думала, хорошо было бы нам поставить сцену в конторе, как в пьесе «Мал, да удал». Я видела ее в Дулуте. Но она и слышать не хочет об этом.
Хуанита вздохнула:
— Я хотела провести один монолог, как его исполнила бы в этой роли Этель Барримор. (Мы с Гарри раз видели ее в Миннеаполисе, у нас были прекрасные места… Я уверена, что вполне сумела бы подражать ей.) Но Кэрол и внимания не обратила на мое предложение. Я не хочу придираться, но думаю, что Этель Барримор больше понимает в игре, чем Кэрол.
— А как, по-вашему, правильно ли, что во втором действии Кэрол устраивает подсветку за камином? Я говорил ей, что лучше было бы бросить туда сноп лучей, — высказался Рэйми. — И еще я предложил ей поместить в первом действии за окном панораму, и как вы думаете, что она мне ответила? «Да, — говорит, — неплохо также было бы на заглавную роль пригласить Элеонору Дузе. И если не считать того обстоятельства, что первое действие происходит вечером, вы большой знаток театральной техники». Мне кажется, это было сказано довольно саркастическим тоном. Я кое-что почитал и думаю, что мог бы устроить панораму, если бы Кэрол не хотела решать все сама.
— И еще вот что, — вставила Хуанита. — По-моему, актеры должны входить слева, через первую дверь, а не через вторую.
— А почему она взяла простые белые бленды?
— А что такое «бленды»? — спросила Рита Саймонс.
Знатоки удивились ее невежеству.
Кэрол не обижалась на их критику. Она ничего не имела против их скороспелых знаний, лишь бы они не мешали ей работать над мизансценами. Но во время репетиций начались ссоры. Никто не понимал, что репетиции так же обязательны, как бридж или вечера развлечений при епископальной церкви. Актеры, не смущаясь, опаздывали на полчаса или с шумом врывались на десять минут раньше срока и в ответ на протесты Кэрол сердито ворчали, что откажутся от участия в спектакле. Они сообщали по телефону: «Пожалуй, сегодня мне лучше не выходить: как бы от сырости у меня опять не разболелись зубы», или: «Боюсь, сегодня я не смогу быть: Дэйв просит меня остаться играть в покер».
Когда после месяца работы примерно девять одиннадцатых труппы стали часто являться на репетиции; когда большинство из них выучили свои роли и начали произносить их по-человечески, Кэрол пережила новый удар, обнаружив, что Гай Поллок и она сама очень плохие актеры, тогда как у Рэйми Вузерспуна неожиданно оказались большие способности. Никакими усилиями не могла она овладеть своим голосом, а бесконечное повторение ее куцей роли наводило на нее только тоску. Гай теребил шелковистые усики, был неловок и превращал мистера Гримма в безвольную куклу. Но Рэйми в роли злодея был неукротим. В том, как он вскидывал голову, было много характера, и он цедил слова, как несомненный негодяй.