Главный наследник НЕ скрывает свою силу. Том 6

— Ты не слышал? Инцидент с неудачным вселением в клона, он сменил тело.

Взгляды вновь вернулись ко мне.

— П-простите, господин Никс! — спешно закивал второй, самый сообразительный. — Он просто не узнал вас! Разумеется, вы правы, никакой обработки…

— Именно, — подтвердил я, вставая и поверженного тупицы. — А теперь лучше бы вам отвести меня в камеру и не доставать, пока я сам к вам не обращусь. И откачайте этого бедолагу, пока он не продезинфицировался изнутри насовсем.

…ряды камер, стальные решётки, нары на цепях.

В Галактике, разумеется, давным-давно изобретены силовые поля и антигравитационные подушки. Но решётки из металла — это что-то вроде традиции. Лишнего напоминания, мол, вы здесь мусор, и цивилизации нет до вас дела, даже камеры ваши — средневековые коробки.

Ну и контингент соответствующий. По большей части.

— О! — раздалось из одной камеры, когда я проходил мимо. — Аристократик заехал к нам, ещё один. Тоже в первый раз, красавица, ага?

Из соседних камер последовал взрыв смеха; кажется, приятели этого типа находили шутку уморительно смешной.

Охранники, следовавшие за мной на почтительном расстоянии с подушкой и одеялом в руках, переглянулись; я лишь поморщился. Эти тоже пока не узнали меня в новом теле.

— Жди ночи, детка! — расхохотался смешливый паренёк, просовывая руку сквозь прутья. — У нас тут развлечений мало, и ты будешь одним из них! Давай, иди сюда, я… АААААААА!!!

Сжав его руку, я глянул на него чуть удивлённо.

— Что ты так орёшь? Я же тебе пока только палец сломал, а не всю кисть.

…в тюремном коридоре повисла тишина. Только тип, чью руку я так и не выпускал, тихо подвывал, да из соседней камеры доносилась из небольшого приёмничка задушевная песня:

— Когда меня галакто-копы повязали,

В системе шли метеоритные дожди…

Зэки молчали, глядя на меня. Я молчал, глядя на них. Охранники застыли позади и усиленно делали вид, что они вообще не имеют отношения к этому месту, а просто так прогуливаются тут вместе с моим постельным бельём.

— О! — расцвёл я в улыбке, заглянув в камеру, за спину воющего парня. — А я как раз к обеду? Отлично, отлично. А то замотался, с утра в желудке только май-тай.

— Пусти!! — парень попытался вырваться. — Пусти, я… ААААААА!!!

Ещё два пальца в расход.

— Ну? — я поглядел на его сокамерников. — Ещё два пальца, кисть, локоть. Тут целый фронт работ, а я трудолюбивый малый! Пока не объявят перерыв на обед, конечно же.

Один из сокамерников моргнул — и, подхватив со стола тарелку с тюремным обедом, ринулся к решётке.

Взяв еду, я отпустил парня и похлопал его по макушке.

— Так-то, блин. Ладно, мне пока. Если кто ещё захочет принести мне перекусить, то я в пятьсот пятьдесят пятой камере.

— … поверь мне, мама, я ни в чём не виноватый,

И я не трогал этот их миелофон, — доказывал мне приёмник из соседней камеры. Хмыкнув, я махнул рукой своему «конвою»:

— Пошли. Я не собираюсь стоять тут весь день.

…наконец, спустя два коридора и пару поворотов, мы вышли к камере 555. Та находилась в самом конце коридора, чуть в отдалении от прочих. Ну и хорошо — меньше лишнего шума будет доносится, потому что я, блин, планирую хотя бы выспаться. Шагнув внутрь, я вгляделся в полумрак, ожидая увидеть здесь таких же качков с голографическими наколками…

Парень, сидящий в самом углу, мало чем напоминал обычных зэков. Скорее, он напоминал вытащенную из воды рыбу. В том смысле, что весь мокрый (похоже, его таки окатили из шланга, и совсем недавно — прямо передо мной), выпученные глаза под круглыми очками и молча открывающийся род. И в том смысле, что весь вид паренька говорил о том, что для него такая обстановка — в новинку.

— Какая приятная встреча, сосед, — заметил я, ставя тарелку с тюремной бурдой на столик и забирая у охраны подушку с одеялом.

— Н-нет! — вырвалось у парня.

— Нет? — удивился я. — Тебе так неприятно моё общество?

— Я не это хотел сказать! — он ещё плотнее зажался в угол, точно надеясь слиться со стеной. — П-простите! Я…

— Расслабься, — зевнул я, кидая подушку на нары. — Я здесь не по твою душу. Мне бы отдохнуть.

Конечно, когда тебя внезапно, посреди бела дня, телепортируют в суд, а потом определяют на сутки в КПЗ — это не очень приятно. Но, с другой стороны, я так давно не отдыхал от миллиона забот за Земле, что… может, мне это воспринимать как неожиданный, но приятный выходной?

Я бросил следом за подушкой и одеяло — и растянулся прямо поверх него.

Не то, чтобы я не переживал за оставшихся на Земле. Особенно после того, что случилось с Данко.

Но… именно потому, что с Данко это случилось — я немного перестраховался. Ещё до того, как попал сюда. А значит, можно выспаться. Как высплюсь — почитаю что-нибудь, просто подумаю о жизни без спешки и дёрганья. А завтра вернусь домой. Или пораньше, если захочу.

— О-отдохнуть? — еле слышно выдавил из себя очкарик. — Вы… ты… так спокойно об этом…

— Неожиданное место для отдыха? — я пожал плечами. — Ну, зато точно не нужно думать про управление планетой. Как говорил мой папаша, для аристократа тюрьма — это место, где можно в кои-то веки пожить немного для себя.

Очкарик нервно усмехнулся.

— За… забавно. Мой тоже что-то такое говорил. Про то, что только тут можно на время забыть про любую ответственность…

— Во-во-во! — закивал я, привставая. — Возможно, наши отцы бы подружились. А может, и нет, всё-таки мой был изрядным мудаком.

— Мой… не сильно лучше, — вздохнул очкарик. — Может, потому я тут и оказался…

Робкая усмешка, едва успев родиться, погасла вновь.

— Но какая теперь разница… мы оба тут, и это конец. Для меня так точно.

— Не загадывай заранее, — посоветовал я. — Может, всё ещё…

Пронзительный гул, и дверь-решётка отъехала в сторону. Я с досадой поглядел на неё.

— Блин, даже полежать не дадут, — я встал с одеяла. — Пошли, приятель. Это перекличка.

…отсюда, из конца коридора, было видно много камер. Парни, стоящие перед ними, как правило, выглядели более вызывающе, чем мой сосед. Сцену со сломанными пальцами они не видели, а потому многие поглядывали на нас с кривыми усмешками, проводили ладонью по горлу и всё такое.