Главный пульт управления

Но выпили немного, Ефим – только попробовал, Недорогин – отпил меньше половины.

Майор понял: похоже, разговор предстоит серьезный.

Взяли по бутерброду. Икра на самом деле таяла во рту, оставляя на языке приятный солоноватый вкус.

Ефим ждал. И не ошибся.

– Знаешь, Ефим Алексеевич, я ведь тебя не так просто искал… – сказал директор Машиностроительного.

– А, что случилось, Эдуард Петрович? – дожевывая бутерброд, спросил он.

Недорогин вытолкнул воздух из большой, как надувной матрас, груди.

– Да пока ничего, – сказал он. – Но может.

Ефим взял второй бутерброд. Но, посмотрев на серьезное кирпичное лицо Эдуарда Петровича, откусывать не стал, спросил:

– Что может случиться?

– Все! – исподлобья посмотрел на Ефима Недорогин. – Понимаешь, Ефим Алексеевич? Все!

– Не понимаю, Эдуард Петрович. Поясните! – насторожился майор. Насторожился не столько от странных слов директора завода, сколько от того, что в своем темном обиталище ворохнулась и беспокойно задвигалась патентованная Мимикьяновская интуиция.

Директор поерзал тяжелым телом по креслу, кашлянул, прочищая горло, и сказал:

– Ну, ты, Ефим Алексеевич, сам видишь, что на заводе и на поселке в последние дни что-то неладное происходит… Чапель пропал, визитеры непростые зачастили… Из «Спецприбора», например… Никогда раньше здесь их не было… Мы с ними никогда не сотрудничали… Чего, казалось бы, им здесь делать?

– А вы что думаете, Эдуард Петрович?

Директор завода помолчал, мощно, словно вакуумный насос, втянул носом воздух и сказал:

– Официально они вроде бы ищут площадку под развертывание здесь своего приборного производства… Пустующие производственные площади хотят арендовать или даже купить… Но, я им не верю. Я догадываюсь, за чем они сюда приехали.

Директор положил свою ладонь-плиту на тонкую рюмочку. Ефим представил, как нежный сосудик сжимается под этим прессом и превращается в плоскую стеклянную лепешку.

– Так, за чем, на самом деле, представители «Спецприбора» сюда приехали? – спросил майор, оторвав взгляд от несчастной рюмки.

– Понимаешь, Ефим Алексеевич, я ведь знаю, что делали в КБ «Экран»… – человек-гора будто уменьшился в размерах. – И я боюсь… – через силу произнес директор Машиностроительного.

19. Подслушивать, это – не хорошо, но необходимо

– Чего вы боитесь? – Ефим посмотрел на человека, которого нельзя было представить боящимся.

Недорогин медленно поднял массу своего тела с низкого кресла и сделал несколько шагов по ковровой дорожке.

Он остановился у смонтированного вдоль стены стеллажа и потрогал стоящую там зеленую модель «тридцать четверки». Она была размером с кошку. Но даже уменьшенный до размеров игрушки танк внушал чувство опасности. Казалось, сейчас он рыкнет двигателем, нетерпеливо дернет колючим траком, провернется на месте и поведет орудийным стволом, разыскивая цель, которую нужно уничтожить. Директор мягко провел ладонью по танковой башне, будто успокаивая маленького грозного хищника.

– Вы боитесь, что у кого-то в руках окажется ГПУ? – спросил Ефим, наблюдая за нависшем над танковой моделью живым холмом.

Недорогин убрал ладонь с танка и посмотрел на майора.

– Так, ты знаешь?.. – тихо произнес он.

Майор кое о чем догадывался, но в сущности ничего еще не знал. Но кивнул.

– Да, – тяжело проронил директор. – Я боюсь, что ГПУ окажется у кого-нибудь в руках.

Майор потер подбородок.

– Этот ГПУ так опасен? – спросил он.

Эдуард Петрович посопел носом, поджал твердые губы.

– Видишь карту, Ефим Алексеевич? – ткнул он пальцем в висящую над столом карту мира с двумя распластанными блинами полушарий. – Представь, что у тебя в руках ножницы. Что хочешь, то и вырезай! Хочешь, кусочек тундры на берегу Северного Ледовитого океана, а хочешь – Париж. Можешь, потом поместить Париж на Кольский полуостров, можешь – в Сахару, а можешь, и вообще выбросить в корзину. Чик-чик, и нет Парижа! Пусть карта без него висит. Так вот, ГПУ это и есть ножницы, только не для бумажной карты, а для настоящего мира. Понимаешь? А ты спрашиваешь – опасен ли ГПУ?… Да, все эти ракеты с ядерными боеголовками по сравнению с ним – дурацкая игрушка и все… Их по настоящему и применить-то нельзя. Шампанское за победу некому открывать будет – все погибнут. ГПУ – другое дело.

Майор повертел в руках рюмку. Ее грань поймала солнечный луч, падавший до этого на полировку столика, и отбросила его в сторону. На стену, где висела карта. В Сахару.

В его голове неожиданно всплыла другая географическая карта. Изданная в Париже в год безумного похода Бонапарта в Россию карта Европы, у берегов которой неизвестный картограф поместил большой остров с надписью Atlantida.

«А, если Платон и вправду ничего не придумал? И Атлантида, действительно, существовала? – подумал Ефим. – Реально существовала? А потом исчезла. Тысячи неутомимых энтузиастов напрасно ищут ее следы. В Атлантике у Геркулесовых столбов, где поместил ее сам Платон, или в других районах Земного шара. Найти ее руины невозможно. Нигде. Потому, что она не утонула. Ее просто не стало… Что, если мы не первые, кто додумался до принципа работы ГПУ? Кто может знать, какими знаниями о мире располагали неизвестные нам древние жрецы, маги, математики, алхимики или пророки?..».

– Эдуард Петрович, – Ефим тоже поднялся со стула, – а, каким образом ГПУ мог оказаться вне стен СКБ?

– Да никак не мог! Никак! – почти крикнул Недорогин.

Он поднял руку и сжал ладонь в кулак с такой силой, что казалось, не успевший выскользнуть воздух даже запищал от давления.

– Там был такой режим секретности, что, спичку горелую из здания без разрешения вымести нельзя было… Я ж на «Экране» два года главным инженером был, знаю… Никак ГПУ на улице не мог оказаться!

Эдуард Петрович помолчал и тихо закончил, разведя руки в стороны:

– Но вот, похоже, как-то все-таки оказался…

«Недорогин два года был в СКБ «Экран» – главным инженером? – мелькнуло в голове у Ефима. – А в личном деле об этом ничего. Предшествующие на пост назначения директором завода годы, согласно листу по учету кадров, он работал здесь же на заводе – сначала – начальником участка, а потом и цеха танковой сборки… Однако, кто-то так секретил это СКБ, что теперь попробуй разберись, кто там работал и что они там конструировали…»

Дверь в кабинет тихо скрипнула и приоткрылась.

Сначала из-за ее тяжелой плиты показалась женская нога в светлом чулке и белой туфле на высоком каблуке, а затем и сама хозяйка приемной.

– Извините, Эдуард Петрович, – с достоинством произнесла она, – к Вам представитель «Спецприбора», тот, что у вас вчера был. Вы просили: как только он появится, доложить. Очень просит принять. Говорит, по важному делу. Но я ему сказала, что вы заняты, что у вас люди.

Ефим понял, что кабинет, где он сидел, ко всем прочим достоинствам обладал волшебными свойствами множительного аппарата: один-единственный человек – майор Мимикьянов, каким-то образом незаметно размножился, и стал солидно именоваться: люди.