Главред: назад в СССР
Шрифт:
— Вот и отлично, — первый секретарь смотрел на меня одобрительно и дружелюбно.
— Я так понимаю, что зеленый свет концерту на таких условиях дан? — я сразу схватил быка за рога.
— Меня в худсовет возьмешь, — потребовал Краюхин.
— Договорились, — ответил я.
— Тогда свободен.
Мы попрощались, и я помчался вниз, к ожидающему меня водителю Севе, чтобы побыстрее вернуться в редакцию и подписать газету в печать.
[1]Песня «Путь наверх», входящая в совместный альбом «Смутное время» Валерия Кипелова и Сергея Маврина (запись 1997 года). Текст: Маргарита Пушкина, музыка: Валерий Кипелов.
[2]
Глава 31.
Когда я, запыхавшись, влетел в свой кабинет, Шабанова с Мирбах уже принесли свои материалы. Я поблагодарил их и отправил думать о следующих темах, потом слегка попридержал Зою.
— Материалы о Котикове и Леутине не ушли в мусорную корзину, — сказал я девушке, и на ее усталом лице появилось подобие вымученной улыбки. — Я только что был у Краюхина, он дал добро на сборный концерт самодеятельных ансамблей. Есть пара условий, но они выполнимы. Так что не отчаивайтесь.
Зоя расправила плечи, улыбнулась уже гораздо смелее и шире. Потом поблагодарила меня и ушла вслед за Мартой Рудольфовной. А я вернулся к осунувшемуся от непривычной для него нагрузки Бродову.
— Ну, что, Арсений Степанович? — нарочито бодро осведомился я. — Выходит у нас каменный цветок?
— Выходит, — улыбнулся толстяк, считав мою отсылку на книжку Бажова. — Осталось фотографии подобрать для обеих полос.
— А вот для этого, — я назидательно поднял указательный палец, — я и попросил наших фотокорреспондентов создать архив. Как раз для таких случаев.
Я уселся в свое кресло, связался с секретаршей и попросил ее передать мою просьбу Фельдману, которого я потом планировал сделать главой фотоотдела.
Когда взъерошенный Леонид принес мне целую кипу разнообразных снимков, я уже полностью вычитал обе полосы, внес свои правки и готов был нести материалы на верстку. Фотографии мы принялись выбирать втроем, и вскоре мы с Бродовым, получив «добро» Клары Викентьевны, помчались к метранпажу Правдину, который уже наверняка мысленно меня убил раз пятнадцать. Но что поделать — если хочешь качественного контента, порой приходится потерпеть.
Арсений Степанович пыхтел как паровоз, и мне в какой-то момент даже стало его действительно жаль. Надо бы записать его, что ли, к Ямпольской, чтобы здоровье проверить. А потом и в «качалку» к Вовке Загораеву отвести. Вместе с остальными желающими. И не только туда. Еще можно организовать совместные походы с коллективом. Взять напрокат рюкзаки, составить маршрут и пройтись по крутым берегам Любицы. В это время они еще не застроены коттеджами «новых русских», как в девяностые начнут называть нуворишей-бизнесменов. А потом, уже в двадцать первом веке, на берегах нашей любимой речки возникнут целые закрытые поселки, и природа отодвинет свои границы — до той самой стрелки, где я в прошлой жизни помогал волонтерам-спасателям искать пропавшего мальчика.
— Неужели готово, Евгений Семенович? — метранпаж говорил спокойно, но на лице его застыла язвительная улыбка.
— А вы сомневались, Павел Прокофьевич? — я вернул подначку и гордо вручил ему материалы с отличными фотоиллюстрациями.
Правдин кивнул, резонно решив не вступать в перепалку, и вместе мы стали готовить гранки, чтобы ускорить процесс. Дамы-корректоры быстро вычитали тексты, обрадовавшись, что дело идет к штатной сдаче газеты без проволочек, нам с Бродовым выдали полностью обновленный макет, и я лично, оставив Бродова отдыхать с Правдиным, направился к парторгше Громыхиной.
— Подпишите, пожалуйста, Клара Викентьевна, — войдя к ней в кабинет, я протянул
гранки, говоря максимально вежливо. — Сдаемся вовремя, по графику.— Это радует, — безучастно ответила она и сосредоточенно принялась читать новые полосы.
Я присел на стул для посетителей, терпеливо ожидая вердикта. На часах уже было четверть шестого, и сумасшедший рабочий день подходил к концу. Под тиканье ходиков я осматривал убранство, зацепился за корешки стоявших на полках книг. «Зори над Любгородом» Павлентьева, «Как закалялась сталь» Островского, «Железный поток» Серафимовича, «Конармия» Бабеля. И, конечно же, «Молодая гвардия» Фадеева. Книги, знакомые с самого детства.
— Что ж, — подала голос Громыхина, отвлекая меня от воспоминаний. — Газета готова к печати. Сдавайте, Евгений Семенович.
Внутри у меня все запело. Учитывая, что это мой первый собственный «принт», к тому же с относительной легкостью пробившийся через цензуру, наступил миг триумфа. Правда, это пока еще только первый шаг к победе — я выиграл битву, но не войну. И впереди у меня еще десятки таких номеров, прежде чем окончательно спадут ограничения, мешающие газете развиваться. Уже завтра с утра я буду выслушивать свой огромный коллектив, наперебой предлагающий мне идеи. А ведь еще остались в работе темы про милицейский патруль, что мне обещал Бульбаш, и о ликвидаторах чернобыльской катастрофы. Но последним я займусь сам, еще раз напомнив об этой теме Краюхину. Позвоню зятю Толика из кровельного цеха ЗКЗ, договорюсь о встрече. А потом… Черт, даже голова кружится от предвкушения всего того, что мне еще предстоит сделать!
— Спасибо, Клара Викентьевна! — я улыбнулся Громыхиной и побежал вниз, радовать Бродова и Правдина, которые ждали меня в цехе предпечатной подготовки.
Я пренебрег лифтом и спускался по лестнице с четвертого этажа пешком, на ходу встречая своих журналистов, мы улыбались друг другу, я всем и каждому сообщал об успешной сдаче. И меня поздравляли, а я поздравлял в ответ.
Наконец, я ворвался в цех, радостно возвещая присутствующим о готовности номер один. И наткнулся на прислонившегося к стене Бродова, возле которого суетились верстальщики во главе с Правдиным. Девочка-корректорша, которую, кажется, звали Машей, бежала, цокая каблуками, со стаканом воды на вытянутой руке.
— Евгений Семенович? — обернулся ко мне Правдин. — Бродову плохо!
— Быстро звоните в скорую! — моментально отреагировал я, не обращая внимание на липкий страх, поднимающийся из глубин души. — Маша, бегом, скорее!
Девушка, сунув стакан кому-то из верстальщиков, развернулась и пулей помчалась к телефонному аппарату. А я пробился к толстяку Бродову и схватил его за протянутую руку.
— Как же это так, Сеня? — это было единственным, что я смог сказать.
Газету мы, конечно же, сдали в типографию вовремя. Но радость была омрачена происшествием с Бродовым, которого увезли на «рафике» скорой помощи с подозрением на сердечный приступ. Особенно неприятно было то, что инцидент перекликался с его жалобами на плохое здоровье. Получалось, что я был косвенно виноват в случившемся.
Нет, я ни в коем случае не боялся быть привлеченным к ответственности. Если понадобится, я готов. Мне просто было искренне жаль Бродова, хоть он и пытался саботировать мне работу газеты. А еще, разумеется, я не хотел, чтобы он выходил из строя. Как же это все-таки случилось невовремя с моими обоими заместителями — сначала запил Бульбаш, потом уехал в больницу Бродов. Я ведь даже еще не успел с ним поговорить на тему спаивания Виталия Николаевича. Впрочем, теперь это уже неактуально. Не буду я обвинять захворавшего человека в проступке. Надеюсь, в нем и так проснулась совесть еще вчера.