Глаз Лобенгулы
Шрифт:
— Мда, занятная версия…
— Сообразил наконец? Сейчас наш немёц-удалец примчится к костру и завопит, что, например, при переправе на другой берег на нас внезапно напали вооруженные люди. Он, конечно, пробовал, мол, с помощью карабина отразить нападение, но, увы, силы были неравны, и ему пришлось отступить. В итоге мы с тобой якобы погибли на переправе… От идеи с плотом он теперь, разумеется, откажется и предложит девушке двигаться к границе. Бьюсь об заклад, они поедут на запад! Фриц ведь должен как можно быстрее вернуть дочь отцу, иначе их объявят в розыск. Да, да, Сашок, если он действительно лелеет мечту завоевать сердце красавицы, то будет действовать именно так.
До этого момента я и не подозревал, сколь быстро от беспросветного отчаяния
— Тогда не будем терять время! — резво вскочил я. — Пока есть силы, нужно смастерить хотя бы маленький плотик. Тогда, если повезет, через день-два наверняка сможем добраться до обжитых мест. Кое-какие деньги у меня есть, плюс часы неплохие, кольцо золотое, наконец! Найму носильщиков, и они доставят вас на какой-нибудь катер или паром. Доберемся до Бейры, а оттуда позвоню в Литлтаун, добрейшему господину Лау. Расскажу обо всем, что с нами по вине Вилли приключилось, заодно и на алмазы намекну. Может, Игги за эту информацию даже денег нам пришлет на обратную дорогу… А, каков план?
— Глупый план, никуда не годится, — досадливо поморщился дядя. — Ты, Сань, не учел, что реки в Мозамбике в конце сухого периода текут очень медленно! Поэтому даже на хорошем плоту мы доберемся до ближайшего селения недели через две, не раньше. Боюсь, к тому времени нас уже либо крокодилы, либо москиты сожрут… И, ко всему прочему, неужели тебе не хочется вернуть алмазы, чтобы оправдать все наши мучения? Нет, Сашок, мы поступим иначе.
Признав в душе правоту Владимира Васильевича, я решил в дальнейшем чаще прислушиваться к его советам.
— Первым делом перетащи меня поближе к мосту, — начал диктовать дядя, — появится больше шансов, что нас кто-нибудь обнаружит.
Сказано — сделано. Ухватившись за лямки носилок, я отволок их к реке, чувствуя при этом такой прилив сил, что, казалось, способен был и гору снести. А более всего подстегивала мысль, что Найтли, моя Найтли оказалась во власти коварного немца!
Для временной стоянки мы выбрали песчаную площадку вблизи впадения в реку небольшого ручейка. Во-первых, в нем всегда можно было позаимствовать свежей воды, во-вторых, открытое место на берегу давало возможность обзора большого пространства, а в-третьих, неподалеку росло высоченное, похожее на пальму дерево, которое (по уверению дяди) и призвано было нас выручить. Владимир Васильевич уверенно приказал мне подрезать его кору как можно выше и как можно ниже.
Из инструментов у меня остались только перочинный нож и походная пила. Топор Вилли наверняка выбросил в воду, чтобы не оставить нам даже малейшего шанса на спасение. Сбегав за ножовкой, я сделал по всему периметру толстого, чуть зеленоватого ствола два надреза: один — на уровне колена, второй — примерно на двухметровой высоте.
— Дальше что? — подбежал я к носилкам за новыми указаниями.
— Отдохни минут десять, — жалостливо посмотрел на меня дядя. — Работа тебе, дружок, предстоит адова, так что экономь силы. Присядь, подождем, пока из-под коры сок стечет.
— Так ведь погибнет дерево-то! — совершенно некстати проявил я экологическую сознательность.
— Погибнет, — согласно кивнул дядя. — Зато, может быть, мы выживем.
— А зачем, если не секрет, я пилил его?
— К вечеру мы должны сделать из него сигнальный барабан…
— Барабан?! — я истерический хохотнул. — Что, будем на досуге похоронный марш репетировать?
— Молчи, дуралей, — сурово нахмурился Владимир Васильевич, — и слушай африканского ветерана! Мы сейчас находимся в такой глуши, что без посторонней помощи выбраться отсюда не сможем. Но как дать о себе знать? У нас ведь ни телефона нет, ни радиостанции, ни даже свистка. Спичек — и тех нет, чтоб хоть дымом костра сигнал подать… Что же остается? Остается голова на плечах! — выразительно постучал он себя пальцем по лбу. — Будем поступать по примеру местных жителей. У них вон тоже ничего нет, а они приспособились — общаются при необходимости с помощью больших барабанов. Здесь за долгие
века даже своеобразная барабанная азбука, представь, сложилась. Каждый сигнал имеет особую мелодию, и многие из них я, к счастью, еще помню… А изготовить барабан несложно — главное, дерево для его корпуса нашлось подходящее! Сейчас аккуратно разрежешь кору по вертикали, затем осторожно снимешь получившийся цилиндр и выставишь его на солнце. Пока кора будет сохнуть, сбегаешь к той слоновьей туше, что мы видели по пути сюда…— Так она ж ведь тухлая, воняет! — заранее сморщился я.
— Тухлая не тухлая, а кожу содрать придется. Отрежь хоть уши, хоть с бока срежь кусок поприличнее, но слоновья кожа нужна нам для барабана как воздух!
— А что потом?
— Сделаешь подставку и колотушки, соберем конструкцию полностью, подтащишь ее к самому берегу, а потом будем по очереди стучать, пока сил хватит. А поближе к реке потому, — предупредил дядя мой вопрос, — что по воде звук распространяется лучше, особенно ночью.
План Владимира Васильевича казался мне эфемерным, но ничего более умного и действенного я, увы, предложить не мог. Поэтому оставалось только подчиниться. Сняв с дерева лубяной кругляш, я уложил его на самом солнцепеке, после чего направился к мосту. Живот жалобно стонал от голода, но лишь несколько леденцов да кусочек копченого мяса в рюкзаке — вот всё, чем два взрослых мужика располагали на непонятно какой срок.
К счастью, мост через реку оказался относительно цел: сволочь Вилли перерезал только один из несущих канатов, а резать второй, видимо, поленился. Или же слишком торопился к Найтли, гад! Так или иначе, но переправиться на другой берег мне удалось достаточно легко.
Поднявшаяся после нашего последнего прохождения трава мешала отыскать старые следы, но смрадный запах от дохлого слона разносился так далеко, что ошибиться было невозможно. Стараясь не обращать внимания на кишащих вокруг туши трупных мух и изо всех сил сдерживая рвотные позывы, я торопливо отпилил относительно целое слоновье ухо. Поскольку до второго уха, придавленного огромной головой животного, добраться было нереально, принялся подрезать кожу с раздувшегося живота. Из-за опасения случайно проколоть распертую газами брюшину возиться в непереносимом зловонии пришлось гораздо дольше. Но на какие жертвы ни пойдешь ради собственного спасения?
Потратив весь день на изготовление барабана, к вечеру мы уже были готовы оповестить весь мир о своем бедственном положении. Я поднял с земли выструганные Владимиром Васильевичем палочки, примерился и выдал по тошнотворно пахнущей громаде «чудо-инструмента» пробную серию ударов: бам, ба-бара-бам, ба-бара-бам, бам, бам. Звук оказался не таким громким, как я ожидал, поэтому, перехватив палки поудобнее, я ударил сильнее. Потом еще сильнее. Мелодичный африканский SOS гулко полетел в притихшие джунгли, попутно отпугивая и хищных зверей, которые — при отсутствии у нас огня и оружия — представляли собой реальную опасность.
Безмерно уставшему за день, мне удалось пробарабанить только до двух ночи. То, что поначалу казалось игрой, этакой детской забавой, уже через полчаса превратилось в ненавистную каторжную работу. (С тех пор, кстати, я очень уважаю барабанщиков.)
Утром я проснулся от холода — над рекой поднимался туман. Леденец, несколько пригоршней воды на завтрак, и, как только туман рассеялся, спасительный инструмент загудел вновь.
Теперь, поднабравшись некоторого опыта, я стал расходовать силы экономней. Исполнив мелодию десять раз подряд, устраивал «перерыв»: обрывал сочные молодые побеги, с помощью заостренной палки выкапывал из земли съедобные на вид корешки, сбивал с деревьев плоды. Добычу приносил к носилкам, и Владимир Васильевич принимался за сортировку. Многое он решительно отвергал, но кое-что оставлял. Пища, разумеется, была не ахти какая, однако ощущение некоторой сытости создавала, поэтому до следующей ночи я продержался довольно бодро. Во всяком случае, барабанную вахту нес исправно.