Глаз

— Клён, прошу не надо, — прошептала я, чувствуя, что он уже готов зайти дальше поцелуев.

— Тиса. Я тебе противен?

— Нет, Клён. Ты нравишься мне. Просто боюсь, ты сам будешь не рад, когда к тебе вернётся зрение.

— Если вернётся, — поправил он меня. — Да и не важно это… прости.

Внутри что-то болезненно дрогнуло.

Я молча взяла его за руку и потянула его к берегу.

Там я расстелила наши плащи на песке, чтобы нормально обсохнуть. Солнце уже взошло и приятно грело кожу. Обработав свои ожоги, я направилась к Клёну. Он уже натянул на себя рубашку и штаны, поэтому можно было не бояться прикосновений.

Мазь и в самом деле оказалась чудодейственной. Рана на голове почти затянулась, и гематома сошла на нет.

Когда я собиралась встать с колен, Клён перехватил меня за запястье и удержал.

— Ещё раз прошу простить меня, Тиса. Ты поступила со мной благородно, заботишься обо мне, а я…

Я прижала указательный палец к его губам.

— Тише, Клён. Ты не должен просить у меня прощения, — я провела пальцами по его небритой щеке. — Ты красивый и сильный мужчина, которого, я надеюсь, ждёт прекрасное будущее. А наши пути… они пересеклись только на время. Когда найдём нормального целителя, я отправлюсь дальше на север. И поверь, так будет лучше.

— А если я захочу идти вместе с тобой на север? — вдруг вскинулся он. — Ты мне запретишь?

Оставалось сокрушённо покачать головой, совершенно забывая, что он не видит моих жестов.

— Ты и сам не захочешь идти со мной, когда память к тебе вернётся, — подумав, добавила: — Или зрение…

— Да, что ты заладила с этим зрением? Так и скажи, что я для тебя обуза! — вспылил он.

Какой же он непрошибаемый.

— Я увечная уродина, Клён! Да никто не будет связываться со мной в здравом уме! — не выдержала я, и даже попыталась вырваться.

Но так бы мне и позволили…

Клён опрокинул меня на спину и навис сверху. Его невидящие глаза смотрелись жутко, но губы кривились в живой, пусть и язвительной усмешке.

— А кто же говорил о том, что это не самое плохое? Кто радовался тому, что есть руки и ноги?

— Ну почему же ты всё переворачиваешь с ног на голову, — вздохнула я, подумав меж тем о том, что не зря опасалась связываться с ним. Присутствует в этом мужчине что-то опасное и непримиримое.

Он склонился ниже, снова прикасаясь своими губами к моим. Только теперь это была нежная ласка. Клён словно пробовал мои губы на вкус.

— Губы у тебя тоже есть, — сказал он, прикрывая глаза. — И пахнешь ты мёдом и летом.

Я затаила дыхание, рассматривая его обманчиво безмятежное лицо. Острые скулы, прямой нос, длинные ресницы, под которыми прятался совершенно невообразимый взгляд. Идеальный излом тёмных бровей.

Интересно, кто он такой? Нисколько не удивлюсь, если окажется что он имеет отношение к аристократии. Правда, никаких колец не видать. Вообще ничего.

— Тиса. Я даю тебе слово сопроводить тебя домой. Даже если мне удастся всё вспомнить и вернуть зрение.

— Почему? — спросила я. — Ведь я и сама справлюсь.

— Потому что мне так хочется.

Я криво усмехнулась. Весомый аргумент. Даже не знаю, что ему ответить на это.

— Хорошо, — согласилась я и поднялась на ноги, когда Клён сел.

В своё время мне доводилось общаться со многими самоуверенными и заносчивыми мужчинами. Многие считали, что девушке в Ордене не место. А уж что началось, когда я стала младшим магистром и не вспоминать лучше.

Поэтому со временем у меня выработался своеобразный иммунитет. Я больше не боялась и не пасовала. Я просто делала то, что должно.

Вот и сейчас я взяла себя в руки и спокойно собрала сумку. Затем, сняла ещё немного сырые вещи и оделась, решив, что досохнут по дороге.

Когда я обернулась, Клён уже стоял собранный и готовый отправляться в путь. Если бы не его взгляд, я могла бы подумать, что зрение к нему вернулось. Слишком уверено он чувствовал себя.

========== 2. Путеводный свет ==========

Переправу удалось найти довольно своеобразную. Это была длинная песчаная коса, которая переходила в каменистое мелководье. Но выбирать не приходилось. На той стороне действительно виднелись дома.

Приблизившись к селению, я спрятала лицо в тень капюшона и уронила на глаза длинную чёлку. Неизвестно что подумают обо мне местные, если я им покажусь во всей красе.

С востока надвигались тучи, когда мы добрались до порога трактира. Вовремя.

Хозяевами трактира оказалась пожилая супружеская чета, которые поначалу встретили странных путников насторожено, но увидав, что деньги у нас имеются, проявили большую снисходительность.

Мы получили двухместную комнату, которую нам выделили как брату и сестре. Я специально настояла на этом, чтобы кровать была не двуспальная, а раздельная. Ночёвки под боком у Клёна хотелось избежать.

Также я распорядилась, чтобы обед нам принесли в комнату, сославшись на то, что мы сильно устали с дороги. Ладно бы вечером, а вот днём мне на людях появляться опасно.

— Больше ничего не требуется? — спросила молодая служанка, приносившая обед.

— Нет… а хотя. Зеркало есть? И небольшой отрез тёмной ткани, — я изобразила какого размера мне нужен материал.

— Хорошо, я принесу, — откликнулась девушка, стрельнув глазками в сторону Клёна, после чего скрылась за дверью.

Поставив поднос на небольшой столик перед кроватью, я подозвала мужчину. После того как он сел, я вручила ему в руки чашку и ложку, а затем села сама.

Некоторое время мы молчали, занимаясь самым восхитительным на этот момент процессом — поглощением пищи. Я почти ничего не ела эти сутки, а потому простая деревенская похлёбка с мясом и чересчур крупно нарезанной картошкой, казалось невиданным изыском без всяких приправ.

Через некоторое время в дверь снова постучали. Вернулась служанка с зеркалом и тканью. Я дала ей пару медных монет и закрыла дверь на задвижку. Потом подошла к окну и, поставив зеркало, сняла с головы капюшон.

Я впервые видела себя такую.

Мои несостоявшиеся палачи потрудились на славу. Поражена почти половина лица. Красная обезображенная кожа, местами стянувшаяся, почти не затронула нос и не касалась контура губ. Но страшный ожог продолжался на шее и плече. Я уже знала, что у меня такая кожа до локтя. Вместо глаза же остался тошнотворный тёмно-красный провал.

Встреться я со своим отражением без подготовки, отшатнулась бы в ужасе, а так…

Меня охватил какой-то неприятный холод. Будто омерзение к самой себе. Знал бы Клён, какую «красавицу» целовал.