Глаза тьмы

— Думаю, теперь вы и без меня обойдётесь, — сказала она Эрлину. — Я больше не могу здесь находиться и очень хочу спать.

В покоях её ждал завтрак. Ничего удивительного — в это время она обычно вставала. Гинта вспомнила младенца и поняла, что сейчас она не сможет проглотить ни кусочка. Она заставила себя принять ванну и, едва добравшись до постели, забылась тяжёлым, тревожным сном.

Проснулась она почему-то в огненном святилище Сагарана. И очень испугалась, увидев на алтаре новорожденного младенца, вокруг которого разгорался огонь. Казалось, ещё немного — и пламя поглотит ребёнка. Гинта подбежала к алтарю, схватила младенца и сильно обожгла руки.

«Ну вот, — сказал ей знакомый тихий голос. — Сколько раз я тебе говорил — когда работаешь с огнём, делай хороший наружный анхакар».

Сагаран! Гинта огляделась, но в святилище больше никого не было.

«Да, это я, — снова прозвучал голос. — Я же обещал, что вернусь. А огонь мне не страшен».

Гинта посмотрела на ребёнка, и ей стало не по себе. Это он говорил с ней голосом Сагарана.

Потом в святилище стали ломиться какие-то люди. Гинта должна была спасти ребёнка, но не знала, как. Она только знала, что святилище окружено и врагов очень много.

«Сагган, помоги!» — взмолилась Гинта, обращаясь к изваянию бога, и тут увидела, что перед ней стоит Айнагур.

«Давай его сюда, не бойся, — сказал он, протягивая к ребёнку руки. — Ты же знаешь, как я его люблю».

«Нет, нет! — закричала Гинта. — Он мой! Не смей его трогать!»

«Чего ты боишься? — улыбнулся Айнагур. — Он же всё равно мёртвый».

Гинта посмотрела на ребёнка и похолодела от ужаса. Его живот был распорот, и в тёмном разрезе виднелись внутренности.

«Гинта!» — окликнул её издалека другой знакомый голос.

Амнита… Где она? Около святилища? Она пришла, чтобы спасти их и наверняка привела подмогу…

— Гинта, проснись!

На этот раз голос прозвучал совсем близко. Гинта открыла глаза и увидела Амниту, сидящую рядом с ней на краю постели.

— Тебя мучил какой-то кошмар, и я решила помочь тебе от него избавиться. Обед уже кончился. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли сюда…

— Я не буду ничего, кроме фруктов, — вяло отозвалась Гинта. — И не беспокойся, пожалуйста. Не надо никаких распоряжений. Я просто схожу в сад.

Она встала, подошла к зеркалу и молча занялась своими волосами. Амнита не уходила.

— Эрлин снова отправился в Белый замок, — заговорила она после довольно долгой паузы. — Проверяет там все лаборатории. Абеллурги встревожены. По-моему, они не ожидали такого… Раньше они как-то не замечали, что почти вся гвардия Эриндорна на его стороне. Большинство гвардейцев только его и признают. Один Айнагур спокоен. Как будто ничего на случилось… Послушай, Гинта, Эрлин больше не позволит им такое вытворять. Теперь, когда он всё знает…

— Он слишком долго не хотел ничего знать, — с горечью оказала Гинта. — Выходит, для изготовления хармина нужно…

— Нужна вытяжка из тканей новорожденного не старше десяти дней. Главным образом, из спинного мозга. Вообще-то у хармина много составляющих, но это основной компонент, хотя требуется его совсем немного. Я сегодня битых два часа слушала объяснения Дамерона и Айнагура. Эрлин заставил их все рассказать. Раньше люди абеллургов просто ходили по домам и лечебницам, искали уродливых и нежизнеспособных младенцев, от которых отказывались родители. И этого вполне хватало. Но количество желающих принимать хармин всё росло и росло. Во-первых, стало больше абеллургов. Во-вторых, абельмин… Одни оставались на второй срок, и их надо было омолаживать. Те, которых не оставляли, тоже требовали хармин. А ведь они же все из самых знатных семей и почти все — родственники абеллургов. Одно время даже было организовано похищение младенцев, но это вызвало такое волнение в народе, что абеллурги испугались. Волнений и без того хватало. Всегда. Абеллурги боятся этой страны. По-моему, сейчас они уже всех боятся — и ваших, и наших. Они пытались обвинить в похищении детей сантарийских колдунов, да люди не больно-то в это верили. Сантарийцы и валлоны уже достаточно хорошо узнали друг друга. Попробовали покупать детей у бедняков, но ведь бедняков тут по сути нет. Сантара — слишком щедрая земля. Чтобы тут голодать, надо быть последним лодырем. К тому же такие вещи, как купля-продажа детей… Рано или поздно об этом всё равно бы заговорили — и снова недоверие к властям. Опять бы пошли разговоры — дескать до бледномордых такого не было. Вот тут-то Айнагур и нашёл выход. Если приходится тратить хармин на бывших абельмин, пусть они и помогают восполнять его запасы. Жизнь у них долгая, развлечений хоть отбавляй. За удовольствия надо платить, тем более что физически это нетрудно. Парочка, которая сделала ребёнка, обеспечена хармином на ближайшие пятьдесят лет. Два ребёнка — сто лет. Разумеется, этот хармин идёт не только им. Одного младенца достаточно…

— Довольно, — поморщилась Гинта. — Мне тоже достаточно одного младенца. Того, что я сегодня увидела. До сих пор в голове не укладывается… В Белом замке я подслушала разговор двух абельмин. Одна была беременна, но вовсе не горела желанием стать матерью. Я поняла так, что она собирается отдать ребёнка в какую-нибудь богатую бездетную семью, может быть, даже кому-нибудь из абеллургов, а в качестве платы получить хармин… Или деньги на его приобретение. А оказывается… Они молодели, пожирая собственных детей. Амнита, а ты правда не знала, из чего делается хармин? Скажи честно.

— Я как-то не задумывалась… Во дворце было не принято об этом говорить. Оказывается, секрет изготовления хармина был известен только абеллургам и обитателям Белого замка. Айнагур считал: чем меньше людей об этом знает, тем меньше вероятности, что информация просочится за пределы Эриндорна. Абеллурги боятся лишний раз баламутить народ. Я не думала, что всё это именно так.

— Да, ты не думала, — усмехнулась Гинта. — Ты просто не задумывалась над этим. А зачем? Так удобнее — не думать о некоторых вещах, не замечать. Не вдаваться…

— Я перестала принимать хармин, — Амнита словно оправдывалась.

— Перестала, чтобы не вредить своему здоровью.

— Я действительно не знала, из чего его делают…

— Ты не хотела этого знать, — безжалостно уточнила Гинта.

— Я тебе говорила, что я далеко не совершенство, — помолчав, сказала Амнита.

Она сидела, опустив глаза и сложив на коленях своя точёные руки. Длинные серебристые ресницы подчёркивали нежную белизну её лица.

— Ну почему? Внешне ты само совершенство.

— Это не моя вина, — тихо отозвалась Амнита. — И это не приносит мне счастья.

— Возможно, ты и не достойна его.

— Возможно, — спокойно согласилась валлонка и встала. — Эрлин просил передать, что сегодня не сможет поехать с тобой в Средний город. Представление тоже откладывается. Актёров разместили в восточном крыле, на третьем этаже… Это если захочешь пообщаться. Труппа из Лаутамы, среди них много сантарийцев.

Амнита вышла, а Гинта долго стояла перед зеркалом с расчёской в руке, смотрела на своё окаменевшее лицо и не могла понять, на кого она больше злится — на подругу или на себя.

— Попробуй взглянуть на всё это с другой стороны, — сказал ей вечером Диннар. — Валлоны воспитаны совершенно иначе. Им неведомо то трепетное отношение к жизни, которое свойственно тебе, да и вообще всем детям земли. Для вас имеет ценность даже только что зародившаяся в лоне матери жизнь…

— Конечно, ведь там уже есть душа. Пусть она ещё спит, но надо беречь её и до пробуждения. А эти люди умудряются верить в бога, не признавая души. Придумали, чтобы оправдать свою бездушие…