Глазами любопытной кошки
Шрифт:
В Дубае коренные жители составляют всего четырнадцать процентов населения. Остальные восемьдесят шесть процентов – гастарбайтеры. Многие из них получают гроши, особенно приезжие из бедных стран, таких как Индия и Филиппины. Рабочая масса столь многонациональна, что главным языком является английский.
– Постояльцы отелей, где я танцую, узнают мой телефон у администратора (хотя разглашать такую информацию запрещено) и звонят мне в номер, – рассказывала Сабрия. – Они пытаются произвести впечатление, хвастаясь своим имуществом и тем, что могут предложить.
Меня особенно рассмешил ее рассказ о том, как один постоялец позвонил ей и напыщенно произнес:
–
– А я танцовщица, – ответила она.
– Я пилот! – не унимался он.
– Я танцовщица, – повторяла она в ответ.
Ему казалось, что его профессия должна произвести на нее впечатление. Мы поразмышляли о том, что исполнительницы танца живота, пожалуй, самые свободные женщины в мире. Во всем мире есть представители нашей субкультуры. Куда бы ни отправилась танцовщица – в Китай или Новую Зеландию, – там она встретится с такими же, как она, и везде ее примут с радостью. Люди, которые считают, будто мы танцуем, чтобы доставить удовольствие мужчинам, совершенно не осознают реального положения вещей.
Я планировала уехать утром, но мы пошли в гости к Ракии Хасан. Она прославленная на весь мир преподавательница танца живота, и хорошо выглядит, несмотря на преклонный возраст. Ее квартира заставлена позолоченной мебелью в стиле барокко и завалена безделушками. Она отвела нас в расположенную по соседству танцевальную студию, чтобы показать несколько движений.
Хотя на Ракии были мешковатые вязаные рейтузы, а в руках она держала мобильный телефон, в ее исполнении было столько огня, что я невольно подумала: красоту танца полностью раскрывают зрелость и опыт. Ракия резко вращала бедрами и делала волнообразные движения животом; она составляла из этих элементов танец, который, казалось, черпал энергию из самой земли и наполнялся волшебством.
Ракия не могла допустить, чтобы мы ушли голодными. Она отвела нас обратно в квартиру, где собрались лучшие танцоры Египта. Двоих мужчин из присутствующих я узнала: они оказались бывшими участниками «Реды», знаменитого египетского фольклорного балета. Теперь они преподавали танец живота. Трудно представить, что эти добренькие старички обучают танцу живота женщин со всего мира. Третьим мужчиной в комнате был доктор Мо Геддави, египетский врач, недавно вышедший на пенсию. Он жил в Берлине и тоже считался танцевальным инструктором высокого класса. Сабрия спросила, где он живет, и он ответил:
– В данный момент нигде.
– Я тоже, – ответила Сабрия.
– Моя кошка живет в Сиэтле, – сказала я.
Вот такая она, всемирная танцевальная тусовка!
Но я должна была вернуться в Сиву. Легко было уговорить себя остаться в Каире, избежав утомительного автобусного переезда, тем более, я не знала, как отреагируют в Сиве на мое возвращение. Возможно, местные просто не желали, чтобы я написала книгу о них, потому и послали Мо отвлечь меня и заставить прекратить. Ракия была со мной согласна. Кто-то из мужчин предположил: «Сиванцы думают, будто ты – подружка доктора Мунира, и потому хотят над тобой поиздеваться». В голову лезли всякие мысли: может, они посчитали, что я знаменита, как Дина, и решили снять порнофильм со мной в главной роли? Или та мерзкая комнатушка была подпольным борделем?
Путешествие на автобусе в Сиву прошло гладко. Рядом со мной сидела дружелюбная женщина из Палестины; она угостила меня печеньем, и мы вместе смотрели безумные египетские фильмы на телеэкране, подвешенном над головой. Чего в этих фильмах только не было: музыка, танцы, шутки, мужчины, переодетые женщинами, женщины,
переодетые мужчинами, и очень много переживаний. Исполнительниц танца живота в них изображали эдакими сексапильными кошечками, которые бросали на мужчин соблазнительные взгляды. Они обольщали их своими танцами, а мужчины делали глупые лица, падали навзничь и вели себя как беспомощные клоуны. На одной из остановок я познакомилась с блондинкой по имени Салли. Она была американкой, но уже более двадцати лет жила в Египте. Колоритный персонаж с луженой глоткой, Салли гоняла всех, выкрикивая хриплые приказания на арабском. Она называла себя «единственной американской заложницей, которую когда-либо держали в Ливии». Проведя пару часов в ее обществе, я поняла, почему они ее отпу стили.Мои приключения в Бахарии нагнали на меня страху, а Салли была способна сделать параноиком кого угодно.
– Мы сейчас находимся на самом большом неразмеченном минном поле в мире, – сказала она. – Мины в этой пустыне лежат со времен Первой и Второй мировых войн. Сойдешь с дороги, чтобы сходить в туалет, – и подорвешься.
Я вспомнила, как мы приезжали на отдых в Сиву с танцорами, и порадовалась, что никто тогда не отбился от группы. (На самом деле все минные поля, которые остались с тех времен, размечены и огорожены.)
– Ты камерой-то не размахивай: на них так сильно подняли налоги, что ни одному магазину они не по карману, поэтому для воров это лакомый кусочек.
Может, именно этим объясняется случившееся в Бахарии? Мо хотел продать мою камеру на черном рынке? Выслушав еще несколько страшных историй, я решила, что лучше вообще ничего не знать. Оставалось лишь надеяться, что мой ноутбук по-прежнему ждет меня в номере отеля «Палм Триз».
ВОКРУГ ДА ОКОЛО
Вернувшись в Сиву, я до четырех утра писала книгу, а затем забралась под одеяло и приготовилась уснуть надолго. Но ранним утром в дверь постучал управляющий и сообщил, что собирается подселить ко мне второго жильца на несколько дней. Я что-то пробурчала в ответ и снова уснула. В отелях города не было мест из-за массового наплыва египетских туристов. На Сиву обрушились целые автобусы, набитые студентами из колледжей, – точь-в-точь как во время весенних каникул во Флориде.
В дверь снова постучали. На пороге стояла Дина; в руках у нее были рюкзак и спальный мешок.
Но это была не танцовщица. Моя Дина оказалась преподавателем йоги и бывшей сотрудницей Корпуса мира из Сан-Франциско. У Дины пустовала квартира в Катманду; как и все мы, она была заражена духом бродяжничества. Я рассказала ей о поездке в пустыню и выходке Мо, все еще опасаясь того, что ждет меня теперь в Сиве. В ответ она поведала мне о жизни в малочисленных общинах, основываясь на своем опыте проживания в маленькой непальской деревне.
– Людям приходится видеться каждый день, поэтому никто ничего не говорит напрямую. Все ходят вокруг да около.
Если кто-то хочет задать тебе вопрос, он обращается к посреднику. Если возникает конфликт, его просто замалчивают. Люди не будут реагировать открыто, – сказала она. – Но все захотят узнать, что там у вас произошло.
Мы пришли к выводу, что, если бы действующие лица поменялись местами и в пустыне оказалась бы иностранка наедине с американцами, могло бы случиться все что угодно. Мне не удалось бы отпугнуть их, пригрозив, что сотрудники посольства вызовут полицию.
На улице ко мне подходили люди и спрашивали: «Ты не видела Мо?» или «Где ты была?».