Глазами любопытной кошки

Я думала, что губки растут в море, Фарид сорвал одну, похожую на огромный высохший огурец. Я объяснила, что в США такие мочалки продаются в супермаркете и их используют для мытья. Он вытряхнул семена и протянул губку мне.

Мы сидели в креслах из пальмового волокна, любовались закатом с крыши, пили чай и разговаривали часами. Фарид рассказал об исторических корнях разногласий между сиванцами и бедуинами:

– Когда кочевники-бедуины приходили в оазис, сиванцы запирались в Шали. Разумеется, бедуины брали себе сколько угодно фиников и оливок, но никто из сиванцев не решался выйти и им помешать.

Я приходила в «Домик Мо» в любое время, чтобы навестить Фарида. Когда я была там, Мо не появлялся. Он стал главным объектом насмешек у Шазли и Фарида. Эта странная парочка на удивление легко нашла общий язык – вплоть до того, что Фарид научился мычать точь-в-точь, как Шазли, и у них появились свои шуточки, которых никто больше не понимал. Однажды я видела, как они прогуливаются у лавки Мо с подозрительными ухмылками. У Шазли в руках была сахарница. Их последняя любимая претензия к Мо заключалась в том, что тот никогда не покупал сахар, но приглашал на чай полгорода, угощая их сахаром Фарида. Шазли спрятал мешок с сахаром в подвесной корзине, затем с хитрой улыбкой смешал оставшееся содержимое сахарницы с солью, отдал Фариду на пробу и получил в ответ одобрительный кивок.

– В следующий раз, когда Мо решит угостить чаем своих гостей, у напитка будет загадочно соленый вкус, – сказал Фарид.

Шазли поморщился, показывая отвращение, которое вскоре предстоит ощутить Мо и его дружкам.

Фарид пригласил меня поужинать у него дома. В Сиве это практически равноценно приглашению на свидание. Отношения между мужчиной и женщиной для местных являются табу, но Фарид оказался исключением. В нем жил бунтарский дух. Давным-давно он приехал в Сиву, чтобы уклониться от службы в армии: оазис находился в такой глуши, лучшего укрытия и не придумать. С тех пор прошло много лет, теперь он наконец смог спокойно вернуться домой и навестить родных. Прятаться было уже не нужно.

Вечер нашего «свидания» выдался на редкость холодным и ветреным. Костер, что обычно пылал у Фарида в саду, превратился в несколько пунцовых угольков, так что готовили мы в его недостроенном доме. Там почти не было мебели – вполне в духе хиппи-интеллектуала. Повсюду разбросаны книги и нижнее белье. Фарид суетился у кособокой газовой плиты, потом зажег свечи, воткнутые в наполненную песком глиняную чашу, и принес с улицы раскаленные красные угли. Он жарил кебабы над огнем, используя в качестве подставки для шампуров мусорную корзину и глиняный кувшин. Наш ужин при свечах состоял из этих кебабов, баба гануш [23] , йогурта, огуречного салата, «картофельного салата» (картофельное пюре с лимонным соком и оливковым маслом), листового салата и жареной картошки с лимоном. Ничего вкуснее мне в Египте пробовать не приходилось, и Фарид вел себя как настоящий джентльмен.

23

Баба гануш– блюдо восточной кухни, пюре из баклажанов, смешанных с приправами. – Примеч. пер.

Мы посмотрели на компьютере запись каирского фестиваля по танцу живота «Ахлан Ва Сахлан» 2002 года. Этот ежегодный фестиваль организует Ракия Хасан. Я показала Фариду кое-кого из своих знакомых в зрительном зале, не переставая удивляться тому, как он берет горящие угли голыми руками и пересыпает их под кипящим чайником. А Фарид продемонстрировал мне видеоролик, в котором один человек проглотил раскаленный уголь, другой зашивал себе лицо иглой, и у него даже кровь не шла, третий мужчина тащил автобус зубами, а четвертый засовывал себе в нос гвозди. Но я не верила, что люди действительно могли это делать, и заметила, что, возможно, такие трюки – просто монтаж.

Каждый день к Фариду толпами стекались местные мужчины и скупали аудиодиски и DVD. Меня охватило любопытство. Вряд ли они обивали его порог, чтобы послушать старые песни с Занзибара и из Банда-Ачех. Как-то раз Фарид не на шутку встревожился, когда Мо взял его «черный ящик» и ушел. Что за секретные записи лежат в том ящике, подумала я? Позднее я спросила Фарида из чистого любопытства, какими фильмами он торгует. Но он только подлил мне чаю и хитро улыбнулся, как тогда, когда насыпал соль в сахар.

СИВАНСКАЯ «МАФИЯ»

– Полицейские делают что им вздумается. Если они хотят что-нибудь взять, приходится отдавать им это бесплатно, – сказал мне один из продавцов.

Не раз я слышала об особой комнате в полицейском участке, где силой добывают у людей информацию и признания.

Ходили и слухи об избиениях сиванцев в участке. Согласно местной традиции за дисциплиной следит шейх или, в более серьезных ситуациях, трибунал шейхов. Наказанием обычно является штраф или порка. Но полицейские родом не из Сивы, они даже не бедуины; их присылают из других регионов Египта.

Как только я поняла, что за фасадом сказочного оазиса скрываются социальные проблемы и суровая реальность, я начала замечать, как много вокруг людей в форме – военной и полицейской.

Хамид был вторым по старшинству офицером полиции. Как-то вечером Лоррейн устроила ему эзотерическую очистительную процедуру, когда мы сидели у костра на территории отеля «Палм Триз». Хамид был одним из каирцев, приехавших строить гостиницу для любителей экологического туризма. Мне он не нравился: наверное, из-за того, что постоянно ходил с хмурым лицом. Но Лоррейн сказала, что в общем-то парень он неплохой.

На обратном пути в Сиву после инцидента с Мо я позвонила Лоррейн, и та связалась с Хамидом, убежденная в том, что он отнесется ко мне с пониманием и будет приглядывать за мной до конца моего пребывания в Сиве.

Я же испытывала такое чувство, будто ступаю по минному полю: мне пригодилась бы помощь, но такое знакомство могло отпугнуть местных. Поскольку со времени моего возвращения ни с чем опаснее сплетен мне сталкиваться не приходилось, я так и не позвонила Хамиду… до случая с банкоматом.

В Сиве был всего один банк, и при нем – банкомат. Я много раз снимала там деньги без проблем, но однажды, когда они были очень нужны, автомат провел операцию, но наличные не выдал. Я попробовала еще раз – то же самое.

Подошла Лина, которая снимала квартиру у Фарида. На невнятной смеси английского, испанского и арабского она произнесла:

– Est machine haram! – «Автомат плохой!»

– Что? – переспросила я, не отводя глаз от экрана.

Тут Лина рассердилась и закричала:

– Ladrones! – «Воры!»

Я заговорила с ней на испанском и наконец уловила суть дела. Несколько дней назад она воспользовалась банкоматом, который не выдал ей наличных, но деньги со счета сняли. В печатном устройстве кончились чернила, и чек, который она получила, был пустым. Служащие банка отказались выдать ей чек, а когда она устроила скандал, вручили выцветшую копию какой-то бумажки, исписанной по-арабски от руки. Лина перевела написанное и выяснила, что никакой нужной информации там нет.