Глермзойская пустошь
Шрифт:
– Пороть.
И мускулистые штурмкрысы со смешками раскладывали жилистых, и уже не таких самоуверенных крыс на серых камнях, полосуя их спины без всякой жалости.
– Поняли за что?
Когда один ответил, что не понял и его вновь разложили, сдирая лохмотья, чтобы ударами лучше достучаться до его мозгов, остальные тут же, поскуливая, признавали себя не правыми и просили пощадить.
Я решал десятки мелких вопросов, что позволяло отвлечься от мыслей о псах. Что это за твари и чего от них ожидать? Как воюют, способны ли договариваться? Разумны ли они вообще… В голове проворачивались десятки сценариев встречи с перекочёвывающим племенем. От всех вокруг я слышал что такие миграции - это вполне нормально. Помимо естественных миграций (многие кочевали с севера на юг и обратно из-за холодов), когда объявлялся новый враг, с которым невозможно было справиться, было немного выходов: покориться, убежать
Эти мысли меня наталкивали на следующие - а что будет со всем моим делом, которое я тут затеял в последние годы? Как удержать под своей властью разрозненные дикие племена Глермзойской пустоши? Сейчас у меня это выходило, потому как я был самым сильным, пожалуй самым живучим из всех. А ещё я пока не проигрывал. Я быстро взлетел, и та добыча, которую брал себе и часть которой доставалась клановым, заставляли их быть покорными. При этом многие, как видел, шептались за моей спиной о том, что не поклоняюсь Рогатой и другим запрещаю, не несу Скверну, не говорю всем о величии расы, а вместо этого приближаю людей. И чувствовал, что стоит только допустить оплошность, и меня могут смести. Что стоит один, даже очень хороший боец против сотен других, поддержанных шаманами и колдунами? Ничего. Поэтому надо ставить всюду своих надёжных сторонников, готовых за власть и добычу отринуть свою старую веру. Надо поговорить с крысолаком Тассе, со Шлицем, с другими и расспросить о том, как и почему люди держаться в единых больших государствах на протяжении долгих лет, как они вообще связывают все части своих государств.
Я думал, а в порывах ветра, внезапно налетающих среди вырастающих скал, мне слышался хохот демонов.
Останавливались на ночевку заранее, до темноты, стараясь найти удобное место, где-нибудь не слишком далеко от воды. Таких мест было немного и всем они были заранее известны. Разведчики прибегали, обнюхивали всё в округе на предмет свежих следов, а потом докладывали - есть ли поблизости опасность. Если опасности не было, то выставлялись посты, среди камней из собранного по пути растительного мусора раскладывались заготовки под быстро сгорающие костры, чтобы отпугивать зверьё и греться. Тут же доставались из сум сухой перекус, жадно пожираемый уставшими клановыми и они собирались в толпы, греясь боками. Сидели, прислонившись друг к другу, пока не засыпали сплошной массой. Когда я ходил по лагерю, проверяя посты, они казались мне ещё одними скалами. Но потом приходили будить смену и монолит “скалы” распадался на десятки злых крыс. Приходящие на отдых сдавали серебряные амулеты и монеты, которыми следовало отпугивать некоторых духов и лезли в самую середку, в самое тепло среди жарких тел. Находились и те, кому нагрузки оказалось недостаточно и они играли в какие-то игры вроде костей, а кто-то ради забавы вызывал местных мышей, полёвок, пищух командовал ими, а они под их команды делали всякие финты. Такое могли устроить многие из крыс, но не все. Я вот тоже не умел и не понимал мелких мохнатых собратьев моих клановых воинов.
В центре лагеря, у воткнутого в землю кланового значка устраивался и сам. Я клал сумы, с продуктами и оружием, что тащили рабы под голову, кидал на землю походное одеяло из овечьей шерсти, а трое крысят, пошатывающиеся от усталости, уже поджидали рядышком, чтобы пристроиться рядом, дрожа от холода наступающей зимы. Рядом были штурмкрысы, моя “гвардия”. Порой в таких походах отдельно устраивались командиры мелких отрядов, что я поощрял. Чем дальше будут отделены от своих бойцов и ближе ко мне, тем лучше. Отдельно устраивался Струх Шип, который так и не решался остаться в логове с Хрезкачом, опасаясь того, что с ним случится несчастный случай. Мне это тоже было на руку. Помимо того, что я получил верного молодого колдуна, так ещё это показало молодым ученикам Хрезкача, что от его гнева тоже можно спастись. Пусть Горбытый передаёт им знания, сколько успеет, пока не помер от старости, а дело для образованных инженеров-колдунов у меня найдётся.
В последний отдых перед бывшим гномьим форпостом, а теперь форпостом хобгоблинов, устроили горячий ужин. Раковины каменных моллюсков проверяли мечами, пытаясь вскрыть и если они поддавались (сдохли), то такие подтухшие внутренности отдавались желающим, у тех, что не открывались, раскладывали на стволах деревьев, чьи сухие стволы можно было порой встретить в предгорьях. Крысята завороженно смотрели, как раскаляются раковины и будто нехотя они
открывались и в щель бил пар от варящихся в собственном соку внутренностей. Потом их убирали с костра, снимали верхнюю створку и поддевая ножами, кинжалами, палками, а то и просто когтями, внутренности захватывались. Но лишь после того, как я выберу себе первый кусок. Я предпочитал больше человеческую еду - хлеб, лепешки, жареное и вареное мясо, каши, вино и пиво, но тут уже была традиция. Я отрезал себе кусок (обычно от упругой и не проваренной ножки, более приемлемой на мой вкус), потом уже приступали остальные, пища от удовольсвтвия. Пока все, чавкая, ели, крысята следили за мной и повторяли, стараясь есть аккуратнее. Ученики колдуна и другие, заметил, со временем перенимали некоторые мои привычки. Впрочем, это было понятно: повторяй за главным его действия, и может быть сам тоже когда-нибудь станешь главным. Повторяй, даже если ничего не понимаешь.Услышал тут разговор двух штурмовиков. Греясь у костра, они обсуждали доспехи друг друга, тыкая друг друга в металлические части. Суть спора велась о красоте.
– Гладко-гладко… Плохо!
– Чего так? А? У тебя ржавый-ржавый хлам!
– Они красивее!
– Чем же?
– Смотри-смотри, что есть у меня!
– тыкал тот в грубые шипы, приделанные к наплечникам.
– Давить! Толкать! Убивать!
– Да они только мешают!
– Ха! А это видел?
– второй указал на остро заточенный гребень на шлеме-маске, сделанный под форму черепа крысы, видно, что делал кто-то из местных кузнецов, явно не трофей с людей. Эта пластина была приварена между носовой и лобной костью и видимо нужна была для того, чтобы бодать врагов.
Все внимательно смотрели эту деталь, одобрительно или наоборот, ворча, будто у них у самих не было чёрте-как переделанных доспехов, с приделанными рёбрами жесткости, шипами и прочим, до чего они или кузнецы додумались. Являясь элитой войска и имея больший доход, чем остальные, они могли себе позволить себя менять своё железо по своему вкусу.
– Мешает! Смотри!
– его оппонент показывал свою металлическую маску, закрывающую почти всю голову, гладкую, с вырезами под глаза.
– Меч соскользнёт! А тебя ударят и шею свернут!
– Да кто меня ударит!
– Будешь много трепаться - я ударю!
– А ну, давай…
– Сейчас дам!
Чут, старший и самый сильный из штурмовиков, увидел как я недовольно хмурюсь и прекратил намечающуюся драку ударами древка своей алебарды.
Ещё порой крысы подбирали камни мягких пород и грызли, сплёвывая крошку. Они ругались, но продолжали ожесточенно грызть. Я порадовался, что у меня хоть такой потребности не замечено - нет задачи постоянно стачивать резцы.
Уже к середине следующего дня подошли к форпосту. И тут состоялась долгожданная встреча с псоглавцами. О них мне доложили разведчики, обнюхивающие окрестности. Сколько врагов собралось у крепости они затруднились ответить, но все четко говорили, что форпост они не взяли. Полез смотреть сам - у меня со зрением было получше, чем у моих клановых. Крысы отлично ориентируются по запаху, осязание тоже великолепно, и хоть зрение послабже, но всяко лучше, чем у их маленьких природных собратьев.
Я забрался на скалу и стал смотреть на форпост, и на лагерь врагов, расположившийся неподалёку, но вне досягаемости стрел со стен. Я ожидал увидеть новых монстров, безжалостных хищников-убийц, неутомимых охотников, решивших попробовать на прочность границы нового клана. А увидел…
Псоглавых было чуть более двух сотен, меньшая часть из которых была самцами. Их изможденные лица иссушил голод, глазницы запали, их спины сгорбились. Им не хватало энергии. Щенки были вялые, самки злые, самцы оборванные, с плохим оружием. Многие были изранены.
Они сооружали для своих погибших погребальные костры из остатков разгромленных повозок. Короткий ряд трупов псов лежал на камнях и через какое-то время в небо поднялся столб дыма. Погибшие от неудачных штурмов форпоста? По стенам непонятно,испытывали ли их на прочность незванные гости.
От разносящегося по округе запаха палёного мяса забивало нос, и заметил, как хобгоблины на стенах осажденного форпоста заволновались. Как бы не полезли на вылазку, а то спутают все планы. Какие у меня планы, я правда, ещё не решил.
Время от времени между самцами и самками вспыхивали короткие, но яростные ссоры. От чего они такие? От постоянного разочарования, от непосильного бремени жизни - это не охотники, это беглецы.
Крепость они блокировали, но взять её уже не могли. Хоть их и было числом поболее, чем засевших внутри хобгоблинов, но как известно у штурмующих превосходство должно быть три к одному. Можно и меньше, если будут поддерживать маги и шаманы. А сколько я не наблюдал за этими оборванцами, тем больше недоумевал - на что они вообще рассчитывали?