Глиссандо
Шрифт:
— Ты доела?
— Слушай…
— Либо ешь молча, либо я ухожу, и сама будешь покупать себе свое дебильное платье!
Ершусь сама, даже голос повышаю, поэтому Астре ничего не останется, как заткнуться и начать орудовать вилкой. Правда, это была бы не она, если бы не выдала напоследок:
— И кто еще из нас ежик…
Она права. а мне стыдно, но где-то в глубине души. На поверхности лишь злость, как защитный механизм.
После того разговора, все у меня пошло «не так». С Астрой мы расстались на «колючей» ноте, платье ей выбрали так себе. Она обиделась и хотела побыстрее от меня отделаться, а я не пыталась протянуть оливковую ветвь. Кажется, мысленно, я отхлестала ей ее по заднице — на этом функции были обрублены,
Черт, как же мне бывает одиноко. Лежа в постели, я долго не могла заснуть, наблюдая за отсветами фар на потолке. Хотелось рыдать. Когда сын был здесь, квартира оживала, а сейчас казалась серой и холодной, даже не смотря на красивые, яркие обои. Плевать на все это — лишь мишура, по факту мне очень одиноко. Вот и все.
Из-за своих душевных терзаний, я долго не могла заснуть, поэтому с утра, очевидно, проспала. Собиралась наспех, бегала по квартире в поисках сначала колготок, потом юбки, а потом и второй туфли. Два раза возвращалась. Сначала забыла телефон, потом ключи от машины. Какая-то дикая тревога так и ворочалась внутри меня, а волнение достигло каких-то катастрофический размеров. Я даже машину нормально не могла вести, пару раз чуть не врезалась, от чего злилась, тревожилась и волновалась только больше.
— Тебя убьют, — пропела Алла-секретарша с рецепа, удостоившись моим средним пальцем.
Отвечать то мне было некогда, я понеслась к залу переговоров. Здание у нас было небольшое, штат сотрудников тоже, но все вполне прилично. Бежевые тона, никаких излишек, даже картины на стенах нейтральные. Все, что нужно для успеха компании «по устранению рисков». Вообще, мы занимались скорее имиджем. Проблем бывает много, а у богатых людей еще больше. Им нужно заботиться о «лице», то есть о репутации, и как же это забавно — раньше я насмехалась над Петром Геннадьевичем, который просто болел этим словом, теперь занимаюсь исправлением ЧП разного рода. Например: в прошлом месяце надо было отмазать сына депутата, которого спалили на горячем с проститутками. Ничего такого, казалось бы, шлюхи были и будут всегда, но по репутации это бьет очень сильно, и в таких случаях приезжаем мы. «Люди способные решить все проблемы».
— Простите, — запыхавшись, врываюсь в кабинет и вру напропалую, глядя начальнику в глаза, — У меня у дома столкнулись две машины. Водители орались, потом пробки и…
— Сядь. На. Место.
Говорит тихо, разделяя каждое слово короткой паузой, сверкает глазами. Вообще, он мужик неплохой, мне он всегда нравился. Папин хороший знакомый, не на уровни Петра Геннадьевича или Гриши с Ханом, но тоже довольно близкий друг. Он — бывший военный, работник прокуратуры, теперь вот руководитель «юридической фирмы». Все чин по чину, и я не спорю. Вместо этого оббегаю глазами своих коллег.
Здесь все руководители отделов. Кроме меня, твою мать. Мое место занимает Эрик, который сейчас еле сдерживается, чтобы не заржать в голос. Если бы он мог краснеть — рак бы ему позавидовал точно. Сука, делает вид, что читает что-то в папке, а самого аж скрючило. Кирилла тоже. Он сын Степаныча, и мы с ним близко общаемся, что бесит Катю. Она сидит рядом с ним, ближе чем того допускают приличия, и рожа ее просто максимально ядовитая. Она смакует этот момент, пока я борюсь с желанием запустить в нее свою сумку. Обхожу стол и присаживаюсь рядом с Эриком, который тут же стреляет в меня глазами.
— У тебя на щеке помада.
Твою. Мать. Резко отворачиваюсь и начинаю тереть ее ладонью, вызывая в старом друге уже не безмолвный смешок. Круто. Просто круто. Нет. Потрясающе! Считай, что ты прошляпила жирный заказ. Точка. Нет. Восклицательный знак.
— И последний руководитель…Елена Анатольевна, — с нажимом продолжает начальник, и я жалобно на него смотрю, собираюсь было повернуться, но цепляюсь бусами за кресло.
Нет, серьезно, это
происходит со мной?! Эрик уже не сдерживается и ржет, как черт, да и другие не отстают. Кирилл весь жмурится, красный. Да, именно таким был бы Эрик, если бы не цвет его кожи. Я вот например такая. Смотрю на Степаныча с диким извинением, потом опускаю глаза и пытаюсь освободиться, а он устало вздыхает и продолжает.— Она обычно не занимается такими делами, это не ее профиль, но у нее острый ум и просто потрясающая проницательность. Вчера вы были свидетелями слаженной работы ее группы, и если она наконец повернется, сможет рассказать детально. И. Сама.
Последнее слово он буквально рычит, как будто ставя на паузу все мои злоключения — я рву свои бусы легким (неловким) движением руки. Все. Фиаско. Застываю, а через миг комнату разрывает от смеха двух придурков, на которых я кидаю взгляд, обещающий скорейшую расправу.
— Извините, сегодня явно не мой де…
В ту минуту, когда я поворачиваюсь — все уже неважно. Все настолько неважно, что я забываю себя. Переживания. Метания. Все на свете. Потому что вижу глаза, которые думала, больше никогда не увижу. Точнее надеялась не увидеть.
Он. Он сидит, подоткнув голову рукой, смотрит на меня с поднятыми бровями, слегка щурится. Рядом Арай. Он вторит другу. Но я не касаюсь его почти, я смотрю только на Макса, забывая как дышать.
Черт…черт…черт… — это все, что крутится в моем мозгу красной, бегущей строкой. Твою мать, — иногда добавляется, и как сквозь слой толстой ваты до меня доносится.
— Наш клиент — Максимилиан Александровский. Он приехал из Москвы по совету товарища, и его дело весьма деликатное…
Макс слегка усмехается, продолжая пробивать во мне дыры глазами. Клянусь, сколько бы раз я не представляла себе нашу встречу, но так — никогда.
Черт возьми твою мать…
Лили
— …Малыш, я в магазин сбегаю, — тихо шепчет мне на ухо муж, и я потягиваюсь, потом пару раз киваю.
— Хорошо…
Я так счастлива. Никогда не думала, что буду так бесконечно счастлива. Когда мы улетали из Москвы, мы с Матвеем улетали в неизвестность. По факту так и было. Подушка безопасности — это, конечно, хорошо, но когда у тебя есть столько денег, чтобы никогда о них не думать, ты начинаешь понимать — это не самое важное то по итогу. Раньше я думала, что самое. Мне было так страшно снова остаться ни с чем, но после подарка Петра, стало спокойней. Я вспоминаю его иногда, но с теплотой, не смотря на все плохое, что было между нами. Плохого было много. Нет, оно не стерлось, и благодаря этому плохому, теперь я могу сравнить.
Наверно так до конца и не поймешь, что тебе на самом деле нужно, если не побываешь на дне. Я вряд ли угомонилась бы, но рядом с Матвеем, после всего, через что мы оба прошли, я чувствую себя по-настоящему особенной. Он дарит мне цветы. Каждые три дня новый букет, и это так просто — цветы. Ни шмотки, тачки, дома и квартиры, а цветы. Я их не получала лет сто, а сейчас понимаю, как это на самом деле важно. Просто пойти и купить своей женщине чертовы цветы. Глупость такая…
Нет, это, конечно, не секрет наших отношений. Мы просто друг друга понимаем, много говорим, не скрываем и не таимся. Мы не играем. Друг перед другом мы абсолютно обнажены, и это со мной впервые. Раздеваясь перед ним, я снимаю не только одежду, но и все свои защитные маски. Он знает меня настоящую. Мне много времени понадобилось, чтобы понять: мне не нужно кем-то притворяться, чтобы меня любили. Я этого достойна просто за то, кто я есть. За мои мысли, даже страхи и переживания. Все это я, и все это ему нравится. Он не пытается меня переделать или прогнуть, Матвей единственный мужчина в моей жизни, который принял все и не отвернулся. Раньше я этого больше всего боялась, так как моя собственная мать от меня отвернулась. Больше на меня это не давит, я отпустила и простила ее. Мы даже созванивались пару раз, но все сошло на нет. Мама «утонула» в поисках «сокровищ», а я осталась на суши со своей семьей.