Глиссандо

Да, теперь у меня есть своя семья. Муж. Мы поженились в небольшой часовни через два года после переезда, и на свадьбе были все братья и сестры Матвея, даже Макс. Мне больше не было странно находиться с ним рядом, потому что я окончательно и давно признала — «мы» давно в прошлом. Любовь к Матвею меня излечила полностью, и, как сказала Ирис, я стала совершенно другой. Точнее собой, просто более счастливой. Она тоже прилетала на мою свадьбу, и с ней мы поддерживаем отношения, правда она не вдается в подробности их жизни. Я по началу обижалась, но потом она сказала одну вещь, и все прошло: если ты узнаешь, Лили, тебе придется врать мужу до конца своих дней. Тебе оно надо? Нет, тетя, не надо. Ты права была, и за такой совет я всегда буду тебе благодарна. Может, не получи я его, не получила бы и свои главные сокровища? Двух маленьких девочек-близняшек. Они черненькие, как Матвей, но напоминают мне давно ушедшие годы и Розу. Я назвала их ее честь: Роза и Изабелла. Теперь она всегда будет со мной, и иногда я даже вижу ее в них.

Телефон нарушает мои утренние «лежебочества», и я тихо цыкаю, тянусь за трубкой, на экране которой высвечивается незнакомый номер. Честно? Думала, что Матвей. Он с девочками ушел, и я подумала было, что он что-то забыл, но нет.

— Да? Кто это?

— Он знает? — тихо спрашивает давно забытый, но так хорошо знакомый голос.

Я резко сажусь, сердце начинает колотиться, а сама я прижимаю к груди руку. Выдыхаю имя, которое жжет…

— Аме…лия? — слезы тут же скатываются с глаз, а на том конце трубки слышу такое же тяжелое дыхание.

— Ответь всего на один вопрос, Лили. Ты что-то слышала обо мне от него?

— Амелия…это правда ты?

— Ответь, твою мать, это очень важно! Он что-то обо мне говорил?! С Матвеем обсуждал?!

— Кто?

— Макс! Он что-то говорил?!

— Не…нет. Насколько я знаю, нет…а…

— Ничего не говори маме. Слышишь? Мама не должна знать, что я звонила. Ни при каких обстоятельствах.

— Амелия…

— Мне надо идти.

— Стой, но…

— Знаешь? — тихо усмехается, а потом добавляет, — Я по тебе скучала.

Звонок прерывается, а я так и сижу на постели в лучах солнца. Не знаю, сколько это длится, и прихожу в себя лишь от тихого голоса мужа.

— Лили? Ты плачешь?

— Что тебе известно об Амелии? — также тихо спрашиваю, поднимая на него глаза, — Точнее о планах Макса. Что тебе известно, Матвей?

Эпилог II. Through the Valley

I walk through the valley of the shadow of death And I fear no evil because I'm blind to it all And my mind and my gun they comfort me Because I know I'll kill my enemies when they come Shawn James — Through the Valley [17]

17

Я иду долиною смертной тени.

Не страшусь я зла, ибо уже слеп к нему.

Здравый смысл и пистолет успокаивают меня,

Ведь я знаю, что убью врагов, пришедших за мной.

В большой гостиной стояла тишина. Двое сидели в креслах, напротив камин. Не настоящий, электрический, модный. Он давал лишь видимость огня, хотя отблески на стенах были почти, как от настоящего. «Почти» здесь главное слово, его бы выделить красным — механические, искусственные языки создавали не плавный, красивый танец, а какие-то цикличные, рваные движения, от чего всполохи казались куда как более устрашающими.

Пахло пластмассой. Нет, конечно в таком шикарном доме не может пахнуть пластмассой, скорее дорогими духами и пионами, стоящими в вазе. Огромный букет нежно-розовых, ярко-розовых, белых — красиво, но даже они не могли обмануть мозг. На каком-то интуитивном уровне, здесь пахло пластмассой, потому что настоящего ничего не было.

— …Так он ее все-таки нашел? — раздается первый голос, а второй на это тихо усмехается.

— Нашел.

— И? Привезет в Москву, насколько я понимаю?

— Скорее всего.

— Долго же он.

— Он не его отец.

— Его отец лишь хорошо распиаренная утка. Обман. Фикция.

— У всех есть слабые места.

— Петр сам был одним сплошным больным местом. Куда не ударь — сразу посыпется.

Второму участнику разговора не хотелось спорить. Усталость навалилась, голова раскалывалась и что-то внутри не давало продохнуть. Да и зачем спорить? Второму человеку нужна не агрессия, которую он вызовет колкими шпильками, ему нужно содействие.

— На этот раз, я очень надеюсь, что все пройдет нормально?

— Ты у меня спрашиваешь? Напомнить, кто облажался? — грубо рычит первый, и второй досадливо тупит взгляд.

Да, второй знает, кто облажался, и это бесит. Так бесит. Так сильно! Как будто победу у него буквально вырвали за миллиметр от ее получения, хотя так, наверно, и было.

— Все пройдет ровно.

— На этот раз я за этим прослежу.

— Я хочу…

— Мне плевать, что ты хочешь. Все это твоя вина, но ничего…Я восстановлю равновесие, и у меня не дрогнет рука. Максимилиан еще не понял, но скоро я отниму у него все.

Двое замолкают. Эмоции утихают. За окном льет дождь, разбиваясь о холодные стекла тысячами маленьких капель, и первый ухмыляется. Он знает, как получить, что он хочет, а он хочет отомстить. Для его мести все готово, как будто звезды сложились сами собой. Время пришло.

Он делает небольшой глоток холодного чая, потом отставляет его на столик и поднимается, кидая взгляд на своего собеседника.

— Тебе бы тоже напомнить себе об этом. Я не даю вторых шансов, а для тебя сделаю исключение всего раз. Не разочаруй меня больше, или ты жестоко об этом пожалеешь.

Второй смотрит в спину первому. Тот отдаляется медленно, но даже в шаркающих шагах чувствуется твердость.

За окном все также идет дождь, который обещает большие перемены, очищение, возобновление и возрождение. Надеюсь, так и будет. Он же действительно не дает вторых шансов…

Конец третьей части