Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти

Потому Уна удалилась из сей комнаты с укрытой бархатом кроватью в следующую. Она шагала, посверкивая черным шелком, словно сверхъестественное существо – наполовину тень, наполовину серебряный пламень, – в скромную опочивальню собственной служанки, и вторглась без предупреждения, как то было в ее обычае, и нашла Элизабет Моффетт уже одетой в добрый чистый лен и расчесывающей волосы.

– Утро, ваша сиятельство. – Элизабет Моффетт ничуть не стеснялась присутствием своей госпожи. Ее лицо чуть раскраснелось от энергических движений гребнем. Квадратные, здоровые черты были типичны для ее северной родины. Все слуги Уны происходили с Севера, ибо она склонялась не доверять южанам ввиду их бестолковости и небрежного исполнения обязанностей; осознавая несправедливость сего наследственного предрассудка, она предпочитала руководствоваться им при наборе личного персонала. Уна любила Элизабет за ее прозаический вкус к заурядной жизни.

– Доброе утро, Элизабет. У меня посетитель. Приготовь, будь любезна, завтрак на двоих и проследи, чтоб нас не беспокоили.

– Хо, хо, хо. – Элизабет Моффетт подмигнула графине. Ее трактовки жизни Уны вечно были прямы и никогда – проницательны.

Уна улыбнулась и возвернулась, шурша, в собственную комнату, где, судя по звукам, просыпалась Глориана.

Полог разошелся, и меж занавесями объявилась взлохмаченная голова Мирового Идеала, пристыженно:

– О, Уна!

Графиня Скайская опять была у окна, наблюдая за ломовой лошадью, что тащила груз саженцев, втайне от садовника объедая недавно посаженную бирючину.

– Ваше Величество? – Уна скорчила кротко-сардоническую гримасу, коей рассмешила Глориану, чего и добивалась.

– Уна! Который час?

– Довольно рано. Есть время покормиться завтраками. Чем ты должна заняться сегодня?

– Сегодня? Но тебе сие ведомо лучше меня. Скажи мне.

– Никаких обязательство до полудня, когда мы ужинаем с послом Йонны и его же супругой.

– Ах ты! – Голова Глорианы исчезла. Приглушенный голос не умолкал. – Но до того мы свободны, нет?

– Свободны, – сказала Уна и, расхрабрившись, прибавила: – Для исследований. Только мы с тобой. Если Ваше Величество соизволит…

– Что? – Голова появилась снова, глаза вытаращены. – Что?

– Я сделала открытие и хочу им поделиться. Дворец древен, как ты знаешь.

– Древен как Альбион, считают некоторые. Построен при основании Новой Трои.

– Вестимо. Говорят, старые крыши ушли под землю.

– Ученые домыслы. Что такое, Уна? Ты обнаружила античный тайник?

– Более того. Тайные переходы…

– Вовсе не тайные. Я испробовала их все в детстве. Они ведут в никуда, большая часть, упираясь в глухие стены.

– Что за теми глухими стенами?

– А? Монфалькон знал бы, если б там что-то было. Его епархия.

– Если Монфалькон и знает, он отказывается говорить. Я его прощупала. Он туманен. Быть может, сознательно. Он принимает поверхность, допускает возможность определенных глубин, но не более.

– Таков его характер, я полагаю.

– Вестимо. Ну, значит, у нас имеется тайна, в кою Монфалькон посвящен не будет, – что бы он ни умышлял.

– О, такая тайна мне по нраву! – Глориана отшвырнула полог и, босая, в складчатой, затхлой белой ночнухе, почти целиком отняла подругу от пола, заключивши ту в мощные, энергичные объятия. – Уна! Побег!

– Своего рода. Никто не узнает, куда мы пойдем. Я наткнулась на вход вскоре после возвращения со Ская. Он ведет в подземелья, полные останков старины, изобилующие намеками на прошлое, о коем наша история едва упоминает.

– Мы посетим сии туннели? Ты меня проведешь?

– Если ты согласна. Следует замаскироваться какой-нибудь дрянной одеждой, думаю я. В ней поход станет куда волнительней.

– В самом деле. Пойдем как юноши. В сих наших костюмах.

– Я думала о том же. С мечами, стилетами и в оперенных тэм-о-шэнтерах.

– Сапоги и кожаные дублеты. Вестимо. Сейчас же?

– Момент настал.

– Так хватай его! – Глориана облобызала губы Уны. – А потом, наисследовавшись, расскажем все избранным товарищам. Джон Ди? Что скажешь? Уэлдрейк?

– Лучше всего было бы оставить сие между нами. Никакой дележки. Я покажу, почему.

– Наши одежды у тебя, Уна?

– Где и всегда. В сундуке.

– А светильники? Понадобятся ли нам светильники?

– Понадобятся.

Глориана омрачилась:

– Что, если там опасно? Сломанные ступени, скрытые ямы, шаткие крыши?

– Мы их избегнем. Я уже прошла всеми тропами. Я – твой проводник. – Уна знала, что Королева подразумевала не опасность для себя лично, но свою, краеугольного камня Державы, ответственность.

– Отыщем ли мы бесов, Уна?

Радуясь восторгу Глорианы, сгорая от желания поддержать его любыми средствами, Уна возопила:

– Лишь тех, кого одолеем глефой и доблестью, ибо сердца наши добродетельны!

– Где же вход? – Глориана отворила сундук и повытаскивала камуфляж, использованный ими ранее, когда они вздумали ухаживать за девицами на пару.

– Здесь. – Уна указала на дальнюю стену. – В соседней комнате. Глубокая каморка, куда я едва заглядывала. Она ведет в проход, о коем я знала. Всего ничего ступеней, потом вниз к замурованной двери, что некогда выводила наружу. Таких немало.

– Вестимо. Двор Герна породил такую моду. Но се еще не всё, разумеется. Продолжай.

– Я обнаружила, что стена за ступенями – полая. Кирпичи шатались. Я проделала дыру. Там-то все и началось! – Уна зашнуровала свободные галифе и застегнула пряжку. Надернула на обнаженный торс льняную рубашку и расправила ее, взбила кружево на воротнике и манжетах, затем обернулась дублетом и застегнула его от пупка до горла. Чулки и туфли, алая фетровая широкополая шляпа с голубым страусиным пером – и Уна была готова опоясать талию ремнем, к коему крепились меч и кортик. Глориана заколола волосы (куда длиннее, чем у Уны) на затылке и заправила их в более плотную шапочку, также снабженную перышком. Она набросила на плечо короткую накидку, бурый бархатный дублет ее был подбит ватой, но в общем Глориана напоминала Уну. Они стояли, правые руки на бедрах, левые на рукоятях, смеясь одна над другой, – два городских щеголя, бедные младшие сыновья, изготовившиеся к любой эскападе.

– Сперва завтрак, – заявила Уна, всегда главенствовавшая, когда они так наряжались. – И следует взять одни из переносных часов мастера Толчерда, чтобы знать, когда возвращаться. Карманные? – Она нашла их, завела их и поместила в кошель. В бедре тотчас отдалось громкое тиканье. Она профланировала к двери, приоткрыла ее на чуть-чуть. Элизабет Моффетт сделала все как было велено: овсянка, селедка и хлеб покоились на хрустальном столе, привезенном в качестве трофея из забытой западноиндийской кампании.

Когда с пищей было покончено, Уна увлекла Глориану к каморке, отодвинула пищащую панель, подняла светильник, дабы показать ступени и в стене непосредственно слева от Уны новопроделанную дыру.

– Здесь, – сказала она. – Я подумала о тайном ходе, едва заметив, что холодный воздух идет из отдушины одного из моих покоев внизу, – а я всегда считала, что там сплошной камень. Я открыла там целый коридор – слишком тесен для прямохождения, – что минует сей покой, позволяя, в свой черед, сюда заглядывать. Кабы мне захотелось, я бы следила за самой собою! Но сие не очень-то любопытно. Здесь. – Она помогла высокой Глориане втиснуться в проем. И вновь лестница, близняшка первой, ведущая вниз.