Глоток зеленого шартреза

Дон Жуан

Но он лакей, всегда лакей,В сукне ливрейного кафтанаИ в гордой мантии своей,В пурпурной мантии декана,Страшась чего-нибудь не знать,Грызясь за почести с другими,Как пес, он должен защищатьГодами созданное имя.К природе глух и к жизни слеп,Моль библиотек позабытых,Он заключит вас в темный склепКрикливых слов и чувств изжитых.Нет, есть огонь у вас в крови,Вы перемените причуду…

Американка

Не говорите о любви!

Дон Жуан

Не говорить? Нет, буду, буду!Таких, как вы, на свете нет,Вы – ангел неги и печали…

Американка

Не говорите так, нет, нет.

Пауза.

Ну вот, уж вы и замолчали?

Дон Жуан

(схватывая ее за руку)

Я вас люблю!

Лепорелло

(Американцу, косясь на Дон Жуана)

Пройдем сюда.Я вам скажу про Дон Жуана;Мне кажется, на путь трудаОн вступит поздно или рано.Охотно водится с ним знать,Как свой он принят в высшем свете,Ну почему б ему не статьАдъюнктом в университете.Но он едва ль не слишком жив,Чтоб быть в святилище науки,Так, мысль о высшем отложив,Дадим ему мы дело в руки.Быть может, пригодится онКак управляющий в саваннах,Всегда верхом, вооружен,В разъездах, в стычках беспрестанных.Окажется полезен вамИ может сделать положенье,Ему я это передамИ как прямое предложенье.Американец бормочет что-то несвязное

Дон Жуан

(Американке)

Я вас люблю! Уйдем! Уйдем!Вы знаете ль, как пахнут розы,Когда их нюхают вдвоемИ в небесах звенят стрекозы.Вы знаете ль, как странен луг,Как призрачен туман молочный,Когда в него вас вводит другДля наслаждений, в час урочный.Победоносная любовьНас коронует без короныИ превращает в пламя кровьИ в песню – лепет исступленный.Мой конь – удача из удач,Он белоснежный, величавый,Когда пускается он вскачь,То гул копыт зовется славой.Я был в аду, я сатанеСмотрел в лицо, и вновь я в мире,И стало только слаще мне,Мои глаза открылись шире.И вот теперь я встретил вас,Единственную во вселенной,Чтоб стали вы – о, сладкий час! –Моей царицею и пленной.Я опьянен, я вас люблю,Как только боги были пьяны,Как будет сладко кораблюНас уносить в иные страны.Идем, идем!

Американка

Я не хочу!..Нет, я хочу! О милый, милый!

Дон Жуан

(обнимая ее)

Тебя я счастью научуИ над твоей умру могилой.

Уходят.

Лепорелло

(оглядываясь)

Но где мисс Покер, где Жуан?

Американец

Наверное, в соседней зале.

Лепорелло

(хватаясь за голову)

Ах я разиня, ах болван,Все прозевал, они бежали.

Американец

Куда?

Лепорелло

Да, верно, на лужокИль на тенистую опушку.Тю-тю! Теперь уж пастушокЛаскает милую пастушку.

Американец

Да вы с ума сошли!

Лепорелло

Ничуть!

Американец

Идем.

Лепорелло

А шпаги не хотите ль?Ведь Дон Жуан не кто-нибудь,Он сам севильский соблазнитель.

Американец

Но я их видел здесь минут,Ну, пять тому назад, не боле…

(закрывает лицо руками)

Когда настанет Страшный суд,Что я моей отвечу Полли?Идем, идем скорей.

Лепорелло

Ей-ей,Я твердо помню: Лепорелло,Желаешь – спи, желаешь – пей,А не в свое не суйся дело.И был я счастлив, сыт и пьян,И умирать казалось рано…О, как хотел бы я, декан,Опять служить у Дон Жуана!

КАРТЫ

Что селения наши убогие,

Все пространства и все времена!

У Отца есть обители многие.

Нам неведомы их имена.

Ф. Сологуб

Древние маги любили уходить из мира, погружаться в соседние сферы, говорить о тайнах с Люцифером и вступать в брак с ундинами и сильфидами. Современные – старательно подбирают крохи старого знания и полночью, в хмурой комнате, посреди каменного города вещими словами заклинаний призывают к своему магическому кругу духов бесформенных, страшных, но любимых за свою непостижимость.

Волшебный и обольстительный огонь зажег Бодлер в своем искусственном раю, и, как ослепленные бабочки, полетели к нему жадные искатели мировых приключений. Правда, вслед за ними поспешили и ученые, чтобы, как назойливые мухи, испачкать все, к чему прикоснутся их липкие лапки. Восторги они называли галлюцинацией извращенного воображения.

Никто не слушал их перед светом Высшей правды существования иных вселенных и возможности для человека войти в новые, нездешние сады.

Виденья магов принадлежат областям нашего подсознательного я, астрального существования, чей центр, по старым книгам, – грудь, материя – кровь и душа – нервная сила.

Искусственный рай рождается скрытыми законами нашего тела, более мистического, чем это думают физиологи. И нам хочется наслаждений более тонких, более интеллектуальных, радующих своей насмешливой улыбкой небытия. Таким наслаждением являются карты, не игра в них, часто пошлая, часто страшная, нет, они сами, мир их уединенных взаимоотношений и их жизнь, прозрачная, как звон хрустальной пластинки.

Чтобы понять все, что я скажу сейчас, вспомните рисунки Обри Бердслея, его удивительную Саломею, сидящую в бальном платье перед изящным туалетным столиком, и аббата Фанфрелюша в замке Прекрасной Елены, перелистывающего партитуру Вагнера.

Этими певучими гротесками, очаровательными несообразностями художник хотел рассказать людям то, что не может быть рассказано.

И всякий, знающий сложное искусство приближений, угадываний и намеков, радостно улыбнется этим смеющимся тайнам и взглянет нежным взором на портрет Обри Бердслея, как странник, который на чужбине случайно услышал родной язык.

Тот же способ подсказывания и намека я возьму для моей causerie [3] о картах.

Карты, их гармоничные линии и строго обдуманные цвета ничего не говорят нам о прошлом, не владеют чарой атавистических воспоминаний; к будущему человечества и нашего сознания они так же великолепно равнодушны. Они живут теперь же, когда о них думают, особой жизнью, по своим, свойственным только им, законам. И для того, чтобы рассказать эти законы, мне придется перевести их на язык человеческих чувств и представлений. Они много потеряют от этого, но, если кто-нибудь не поленится и в ненастный осенний день раскроет ломберный стол и, разбросав по нему в беспорядке карты, начнет вдумываться в определенную физиономию каждой, я надеюсь, что он поймет их странное несложное бытие.

3

Беседы (фр.).