Глубокая лыжня

– Ты знаешь, - сказал мне, едва выговаривая замёрзшие слова, Володя Гордющенко.
– Мне кажется, нам надо срочно искать общежитие. Оно находится где-то недалеко: на углу Малого проспекта и 14-ой линии Васильевского острова. Если мы его не найдём в ближайшие пять минут, я превращусь в крупную ледяную сосульку. Точнее в ледяной столб, как Лот, бежавший из Содома и Гоморры, когда бог осерчал на жителей за грехи.

– Я удивляюсь, как ты мог запомнить такой сложный адрес и произнести столько исторических слов в один присест, - сказал я.

– Я же самбист, - гордо сказал Володя Гордющенко, хмыкнув, ещё не зная, что ждёт его в Хибинах.

– Мы оба самбисты, - возразил я, - но должен тебе как самбист самбисту вежливо заметить, что в столп превратился не Лот, а его жена. К тому же тот столп был не ледяной, а соляной. Понятно, нет?

– Понятно. Вечно эти женщины, будь они трижды неладны, - попытался засмеяться Володя Гордющенко, но это у него получилось нескладно из-за скованности побелевших губ морозом и ветром.

В Ленинграде нумерация домов находилась на высоком культурном уровне: под щитком в виде изломанного козырька хорошо читался номер, в тёмное время суток он освещался. На каждом доме была прикреплена таб-личка с указанием названия улицы, проспекта, линии, набережной или пере-улка. Так что мы без труда нашли нужное нам здание. Им оказался ещё один дворец. Не такой помпезный, как Горный институт, но всё же. Он имел много этажей, закруглённый угол фасада с окнами и балкончиками. Наверху - башенка. Внизу - вход. Довольно скромный.

Мы так торопились спрятаться от дикого мороза за стенами общежи-тия, что утратили ориентировку и решили, что вход с угла - чёрный и стали искать другой - парадный. Прошли немного вдоль Малого проспекта, потом вдоль 14-ой линии, никаких следов парадного входа мы не обнаружили. Пришлось возвращаться к угловому входу. Это стоило нам дополнительного обморожения. Пока ещё лёгкого.

Поднявшись по нескольким каменным стёртым ступеням вверх, мы очутились в зальчике, где сидела за стойкой дежурная общежития. В поме-щении было тепло, но дежурная сидела в тулупе и вязаном сером платке, она была похожа на деревенскую тётку. Она спросила:

– Вы к кому, молодые люди?

Мы уже успели немного отогреться, поэтому я ответил толково:

– Во-первых, здравствуйте. Во-вторых, мы приехали из Москвы для участия в лыжном походе на Кольский полуостров. И в-третьих, будьте лю-безны пригласить к нам сюда Ивана Земцова, студента третьего курса геоло-горазведочного факультета.

Тётка гостеприимно улыбнулась и, подышав на озябшие руки в перчатках без пальцев, позвонила по местной связи:

– Иван, спустись скорее вниз. К тебе два психа из Москвы.

Вскоре появился крупный парень, мы сразу догадались, что это руко-водитель похода Иван Земцов, потому что он сказал:

– Феничка, золотце моё, пропусти их, они ко мне.

Тётка, которую Иван Земцов назвал Феничкой, ловко сдвинула на тонкую шею вязанный деревенский платок. И перед нами неожиданно предстала молоденькая девица весьма привлекательной наружности с зелёно-карими глазками, острыми скулами и проваленными щеками, наподобие Марлен Дитрих, которая будто бы вырвала себе ряд зубов, чтобы понравится известным писателям и актёрам, желательно лауреатам "Нобеля" или "Оскара". Таким, например, как Эрих-Мария Ремарк, Эрнест Хемингуэй, Жан Габен и ряд других. Феничка игриво попросила нас предъявить ей наши документы, мы не могли отказать этому ангелу во плоти в её невинной просьбе и, после некоторого замешательства, вызванного скованностью озябших на морозе пальцев рук, отдали ей наши паспорта. Она занесла наши персональные данные в потрёпанный журнал и отворила блестевший хромом турникет.

Словом, нас поселяют в общежитии Ленинградского горного института на освободившиеся койки студентов, разъехавшихся на время каникул по домам. Нам выдают ватные спальные мешки с мятыми вкладышами и предупреждают, что мы можем спать в спальных мешках поверх неряшливо застланных постелей временно отсутствующих студентов. Прикроватными тумбочками пользоваться нельзя, а рюкзаки можно запихнуть под койки.

Сначала нам это не понравилось: всё же мы из Москвы, к тому же самбисты. Но когда мы узнали, что здание общежития было когда-то публичным домом, эта сногсшибательная новость нас так вдохновила, что мы смирились с неудобствами, тем более что они носили временный характер. По сравнению с унижением девиц лёгкого поведения, или, как их впоследствии назовёт, в припадке специфического юмора, Президент Российской Федерации некто В В П (не путать с внутренним валовым продуктом, определяющим благосостояние жителей страны) "девушкам с пониженным уровнем социальной ответственности", наши неудобства были чепухой на постном масле. В комнате, где мы поселилось, было восемь койко-мест.

В общежитии Горного института, помню, было много иностранных студентов. Особенно запомнились китайцы. Они все были в одинаковой си-ней форме и никогда не принимали участия в студенческих вечеринках. Их послали учиться, и они старательно выполняли порученное им правительст-вом Китая дело. Ещё запомнились венгры. Они жарили в кастрюльках сало и ели его с красным перцем и хлебом. Вместо водки пили "Токай самород-ный". Никогда не ели селёдку, считая, что это сырая рыба. В связи с красным перцем запомнился Славка Шестаков родом из Майкопа. В поход он с нами не ходил и в Майкоп на каникулы не уезжал, зато мог, не моргнув глазом, есть красный стручковый перец и разгрызать стеклянные стаканы. При первом моём с ним знакомстве он спросил у меня:

– Хочешь я тебе съем этот гранёный стакан?

– Нет уж, пожалуйста, этого не надо, - воспротивился я.

– Ну, как скажешь, - быстро согласился Славка.

В Ленинград я попал впервые, мне было интересно познакомиться с его достопримечательностями, но погода этому никак не способствовала, был дикий мороз и дул, не переставая, пронизывающий ветер. А одежонка на мне была сиротская, на ногах туфли, поэтому, едва выйдя наружу, я тут же замерзал и быстро возвращался обратно в общежитие, где было тепло. Там меня ждала вечеринка. Сидели на кроватях, пили водку из гранёных стаканов, закусывали селёдкой с хлебом и луком. И солёным огурцом. Тогда я познакомился с руководителем нашего похода Иваном Земцовым. Это был крупный человек, можно даже сказать, грузный. Он мало смеялся, в то время как остальные участники вечеринки острили и хохотали без удержу.

На следующий день всем участникам похода были выданы старенькие лыжи с ременными креплениями, толстые бамбуковые палки с широкими, тоже ременными, кольцами и грубые ботинки, смазанные то ли гусиным жиром, то ли дёгтем. Возможно, и тем и другим одновременно. По настоятельному совету Ивана Земцова, каждый старался выбрать себе ботинки на номер или даже два больше тех, которые носились в обычное время. Это делалось для того, чтобы в походе можно было надеть на ноги две-три пары грубых шерстяных носков. У Володи Гордющенко ступни ног были большие, обычно он носил обувь 45-го размера. Большего размера для него не нашлось, поэтому ему пришлось довольствоваться 45-ым. Эта, казалось бы, малозначимая деталь станет впоследствии катастрофической и приведёт к весьма печальным результатам, о которых, собственно, впереди и пойдёт речь.

Перед отправкой на Кольский полуостров Иван Земцов провёл собра-ние участников похода и рассказал о маршруте, его опасностях и длительности. Я, честно говоря, ничего не запомнил, потому что все названия населённых пунктов, ущелий, горных перевалов, через которые нам предстояло пройти, были мне внове. Затем Иван организовал закупку продовольствия. Я тоже принял участие в этом мероприятии, поскольку был самбист. Мой старенький рюкзак был плохо приспособлен для ношения банок с тушёнкой, но я не показывал вида, что банки больно давили мне на поясницу.