Глубокий рейд

– Дай, немец, хоть махану зварить!
– ворчал Шаповаленко.

Засучив рукава, он потрошил убитую снарядом лошадь. Ему помогали Яша Воробьев и Буслов. Салазкин и дед Рыгор разжигали костер. Петя, весь выпачкавшись в винтовочном масле, потел в сторонке над сборкой автомата.

Измученные непрерывным обстрелом, бомбежкой и голодом, казаки радостно приняли разрешение палить костры. У костров собирались люди, прилаживали котелки, жарили на шомполах шашлыки. Ночной костер в лесу всегда располагает к благодушию.

– А зараз стал бы ты исты борщок?
– спрашивал Филипп Афанасьевич Яшу.
– Ну, такий украинский борщок: с петрушечкой, с баклажанчиком, с укропчиком, огурчиком, лучком, перчиком?..

– Нет, - ответил Яша.
– Пельмешки сибирские, вот это да!

– А ежели уточку, испеченную в золе, на охоте?
– вставил Буслов.

– Тилько в борщок я покладу не свининку, а кусочек от цего сивого меринка, - продолжал Шаповаленко.
– Добрый был конек, помяни господь его душу!

– Пока ты колдуешь над костром, они тебе покажут. Смотри, опять!.. Салазкин не договорил. Неподалеку с грохотом разорвался снаряд.

– Тушите костры! Что, в самом деле?
– крикнул Салазкин.

Казаки притихли. Некоторые нерешительно подбрасывали в огонь мелкие веточки. Буслов подошел к Салазкину, тихо, но внятно проговорил:

– Костер велел разложить полковник и тушить не приказывал. Он тоже жгет - и бумагу пишет, умирать не собирается.

Отойдя в сторону, он взял охапку хвороста и бросил на костер. Огонь, подхватывая сухие ветки, буйно взмыл кверху. Послышался довольный смех. Распахнув полы бурки, положив руки на плечи деду Рыгору, у костра стоял Доватор.

– Хорошо у огонька!
– оглядывая вскочивших было казаков, проговорил Лев Михайлович.
– Ничего, хлопцы, сидайте!

– Ты, Лявон Михайлович, в этой одежине на медведя похож. Напугаешь! Дед Рыгор потрогал бурку и, повернув к Доватору голову, тихо спросил: Скоро?

– Скоро, - сказал Лев Михайлович. Наклонившись к деду, он стал его о чем-то тихонько расспрашивать.

– Нет... Не собьюсь, но путь поганый. Топь, мочаги - трудно будет, отрывисто отвечал дед Рыгор.

Казаки прислушивались.

– Сначала будет гарь, а потом тропка... Стало быть, проведу, раз надо! Про дочку слухов нет?

– Она выполняет важное задание, папаша!
– Доватор встряхнул головой. Обращаясь к казакам, сказал: - Споем, хлопцы, песню!

– А фашисты услышат - и бомбить будут, - раздался звонкий голосок Пети.

Казаки засмеялись. Доватор оглянулся. Петя, поджав под себя ноги, сидел под елкой и прилаживал за спиной автомат.

– Ты что ж, Петр Иванович, робеешь?
– спросил Доватор.

– Нет, не робею. Маскировка - вот что!
– ответил мальчик.

Лев Михайлович встал, посмотрел на часы, потом на Петю...

– Выходит, Петр Иванович, нам петь некогда!.. Приедем на Большую землю - споем!
– Взмахнув полой бурки, как черным крылом, Лев Михайлович закрыл Петю с головы до ног, коротко бросил: - По коням!
– Кивнув на костер, добавил: - Хворосту накидать больше - пусть ярче горит!

...Вот они, смоленские мочаги!.. На десятки километров разлилась гнилая, покрытая мхом, зеленоватая жижа. Кое-где на кочках чахлый кустарник да редкие хилые сосенки, покрытые серым лишайником. Люди ведут коней в поводу. Передовой отряд идет не цепью, а, скорее, плывет беспорядочной массой. Кони с трудом вырывают ноги из топи, храпят, вытягивают головы, отфыркивая горячими ноздрями вонючую болотную воду, и тяжело дышат. Люди, увязая по пояс в болоте, несут на носилках раненых. Некоторые из раненых лежат неподвижно, с головой укрывшись плащами, словно мертвые, другие, бледные, с истомленными лицами, тревожно посматривают на серую болотную муть. Для казака, раненного в ногу, приспособили особый вид транспорта: из срубленных клинками елочек санитары сделали волокушу, и на ней, завернутый в плащ-палатку, лежит раненый. Он привязан веревками. Волокуша то и дело попадает на кочки, валится то на один бок, то на другой. Какое же надо иметь терпение человеку с перебитой ногой, чтобы даже не застонать при таком способе передвижения! Тишина должна быть мертвая. Что стоит немцам повесить над болотом ракеты на парашютах и сыпать на голову конникам фугаски, расстреливать их из пулеметов?..

Судорожно бьется провалившийся в топь красавец дончак и грузнет по маклаки. Яша Воробьев ходит вокруг него, сам мокрый до пояса, и уговаривает:

– Ну, милый, еще маленечко, родной! Там посуше будет!
– Но конь только устало вытягивает голову и не шевелится.
– Говорят, Сибирь страна плохая... Эх, милай!..

Подходят Буслов, Шаповаленко и другие. Пытаются общими усилиями вытащить коня, но он все глубже и глубже уходит в болото. Яша дергает коня за повод, потом швыряет конец повода в грязь и устало опускается на кочку.

– Хана, ребята!
– говорит он, с ожесточением вытирая вспотевшее лицо.

– Погано, что и говорить!
– подтверждает Буслов.
– Это не поход, а горе!

– Ой, горе, мое горе, у меня був муж Егорий, а у ней муж Иван, не дай боже его вам!

Филипп Афанасьевич и тут не может не балагурить. Его Чалый чутьем выбирает какой-то свой, особенный путь. Если и ошибется и провалится, то сейчас же напрягается весь и выбирается из трясины.

– Молодец, Чалый! Ты у меня плаваешь, як гусь на воде!
– Чалый подхватывает с кочки клок серого мха и аппетитно жует.

Доватор стоит неподалеку по колено в воде, с расстегнутым воротом. Он все видит, слышит разговоры. К нему подходят Осипов и Гордиенков. Подполковник Карпенков и дед Рыгор присели под чахлой сосенкой. Доватор оглядывает едва заметную, с прогнившим настилом тропу, всматривается в зловещую болотную даль. Сзади лес полыхает заревом костров, небо освещается зелеными вспышками немецких ракет. Вверху кружатся и пронзительно ревут "юнкерсы".

– Ну как, Антон?
– спрашивает Доватор у Осипова.

– По-честному, Лев Михайлович?

– Только по-честному!

– Дело совсем дрянь...

– Не пройдем?

– Невозможно, - решительно отвечает Осипов.
– Колонна растянулась. Если нас застанет утро...
– Антон Петрович машет рукой.

– А ты как думаешь, Андрей Карпенков?
– Доватор, хлюпая сапогами, идет к нему.

– Тяжело, Лев Михайлович! Эх вы, кони, мои кони!..

Карпенков снимает сапог и выливает из него воду.

– Какое же вы посоветуете принять решение, товарищи командиры? порывисто спрашивает Доватор.
– Бросить живых коней в болоте? Оставить немцам?

Командиры молчат.

– По праву, принадлежащему мне, я должен приказать, - говорит Доватор сурово, - рубить коням головы. Первым будет пробовать свою шашку майор Осипов. Ну, простись с Легендой, Антон Петрович... Ну?

– Дальше что, Лев Михайлович?
– тихо спрашивает Осипов.

– Дальше?
– Доватор зло усмехается.
– Мы все равно можем не успеть. Фашисты перебьют десант, захватят груз. Ведь после болота нам необходимо совершить марш в двадцать километров. Это можно сделать только на конях, а если будем идти в пешем строю, то люди, как только выйдем на твердую землю, попадают от усталости... Я думаю, где человек прошел, там и конь должен пройти. Вот так, друг мой!..