Глубокий рейд

– Ты что тут делаешь?

– В лагере я, - буркнул мальчик.

– В каком лагере?

– В партизанском - не знаешь, в каком?

– А где же твои партизаны?

– Я сам.

– Са-ам?
– протянул Буслов, пряча добродушную улыбку.
– А где же командир отряда и кто он?

– Петр Иванович Кочетков, вот кто.

– Что это за Петр Иванович? Как бы его увидеть?

– Я - Петр Иванович Кочетков.

– Ага!
– Буслов подсел к костру, взял головешку и, раскуривая трубочку, спросил: - Войско-то у вас большое, Петр Иванович? Или это военная тайна?

– Пока я один!

– Петя вытер кончик носа ладонью и оставил на щеке заметный след золы и сажи. Потом он уверенно добавил: - Наберем! В армию просился, да кавалерийский полковник в партизаны поступить велел и подюжей немцев бить. "Ты, - говорит, - Петр Иванович, все тут знаешь, ты человек партийный, и с немцами тебе жить нельзя".

– А вы, Петр Иванович, партийный?
– спросил Буслов.

– Пионер, - гордо ответил Петя и вытащил из кармана кумачовый галстук.
– А вы из кавалеристов, да?
– Петя заблестевшими глазами смотрел на Буслова и, главное, на его наган, висевший у пояса.

– Ружье как?
– кивая на берданку, спросил Буслов.

– Отцовское ружье. Тетеревушек бьет с одного раза, - ответил Петя, не спуская глаз с бусловского нагана.

– Патронов много к ружью-то?

– Три штуки есть!

– Маловато.
– Буслов покачал головой.
– А где отец у тебя?

– В Красной Армии. Первый ушел!
– Петя тоненькой палочкой попробовал варившуюся в банке картошку, проткнул кожуру и вытащил одну картофелину. Убедившись, что она поспела, обжигая пальцы, разломил ее на две части и большую протянул Буслову: - Поешь, дядя.

Буслов взял картофелину и стал молча чистить ее...

Торба вместе с охапкой дров принес в лагерь два гриба.

– Это ж боровики, цари грибные! Фунт таких грибов заменяет полфунта мяса!
– обрадовался Яша.

– Павлюк, дерни его за ухо, щоб не брехав, - проговорил Торба.

– Это я брешу?
– воскликнул Яша.
– Да из них можно такое варево состряпать - котелок наизнанку вывернешь!

– Верно, - поддержал его Павлюк.
– Ну, ладно, хлопчики! Сейчас такой обед закатим: печеная картошка - раз, вареная - два, тушеная с концентратами - три! Жрать так хочется, прямо хоть коню ухо грызи!

Он не видел, как сзади подошли Доватор и Карпенков.

– Вы что, товарищи, костер готовитесь разжигать?
– спросил Доватор.

– Так точно, товарищ полковник!
– вытянувшись, ответил Торба. Картошки хотим сварить и подсушиться малость.

– Ведь запрещено жечь костры, вы разве не знаете?

– Да это ж ночью, товарищ полковник, а мы зараз...

– И сейчас опасно разжигать костры, - ответил Доватор и, заметив в ельнике дымок, сердито спросил: - А там кто? Бомбежки хочет?

Приказав еще раз строго предупредить людей, что костры жечь запрещается, Лев Михайлович прошел в ельник, где лениво курился синеватый дымок.

Буслов и Петя давно уже покончили с картошкой и теперь, сидя рядышком, занимались сборкой нагана.

– Это спусковой крючок называется, это барабан, - учил Буслов Петю.

Кобыленка мотала головой и рвала ветки. Увлеченный наганом, Петя с досадой покрикивал на свою лошадь:

– У, отчаянная! Не можешь смирно постоять!..

– Ее попасти надо или травы нарвать. Коня беречь надо, Кочеток, ласково говорил Буслов.

Доватор минуты две наблюдал за ними, наконец, не выдержав, шутливо сказал:

– Мы с партизанами связь не можем установить, а они, оказывается, под боком... Вот только костер надо потушить, а то немецкие разведчики летают.

Буслов смутился. Козырнув, он начал затаптывать костер.

– А вы откуда взялись, молодой человек?
– спросил Доватор, поглядывая на Петю.

– Командир партизанского отряда Петр Иванович Кочетков, - добродушно улыбаясь, ответил Буслов.

– Петр Иванович? Да ведь мы с ним знакомы!
– проговорил Лев Михайлович.
– Как вы здесь очутились, Петр Иванович?

Буслов коротко рассказал Доватору историю Пети. Оказалось, что совет полковника идти в партизаны Петя принял как боевой приказ. Поймал каким-то чудом уцелевшую в деревне лошадку, захватил необходимое "снаряжение" и отправился вслед за ушедшей конницей. Километров сорок он ехал позади всех, из боязни, что его вернут обратно. Так он и прибыл благополучно в леса Духовщины, расположился лагерем по соседству с кавалеристами с твердым намерением следовать за ними или разыскать какой-нибудь партизанский отряд. Буслов попросил у Доватора разрешения оставить Петю в эскадроне.

– Как же не взять командира бесстрашных партизан!
– улыбаясь, сказал Лев Михайлович.
– Вот только конь у него уж очень пузатый... Да и хвост надо от репьев очистить. Ты, Буслов, седло подбери и в общем возьми его на свое попечение. А ружье, Петя, ты не бросай, береги - мы его после войны в музей сдадим...

Оксана Гончарова была направлена в разведку для связи с партизанским отрядом.

...Лунная осенняя ночь. Под ногами шуршали опавшие листья, потрескивали в тишине сухие ветки. В лесу - полное безмолвие, если не считать постоянной ночной трескотни немецких пулеметов и отдаленного грохота пушек.

Лес кончился. Перед Оксаной лежала широкая, освещенная луной поляна. Оксана вышла из кустов. Неожиданно все осветилось ярким зеленоватым светом. Ракеты, шипя, взлетали в воздух и лопались с треском прямо над головой. "Хальт, рус!" Немцы набросились на Оксану, схватили ее. На опушке леса была устроена засада. При обыске у Оксаны нашли компас, а этого было больше чем достаточно, чтобы расстрелять девушку. Через час она была доставлена в немецкий штаб.

После двухчасового допроса Густав Штрумф устал, обессилел от злобы, но ничего не добился от девушки.

– Когда моя жена приехала занимать квартиру, вы сидели с Екатериной Авериной и пили молоко. Так?

– Не помню, - коротко отвечала Оксана и упрямо смотрела себе под ноги.

– Но я знаю!
– в бешенстве кричал полковник.

Даже часовой у двери вздрагивал от этого крика.

– Кто зажигал дом, говори?

– Не знаю.

– Ты куда шла?

– Домой.

– А где твой дом?

– Везде.

– Хорошо. Скажи мне одно слово, - с каким-то жутким спокойствием продолжал полковник, - и я отпущу тебя. Дом зажгла Екатерина Аверина, чтоб уничтожить мою жену. Так? Да или нет? Скажи - да. Забирай пропуск и уходи.
– Полковник впился в Оксану острым взглядом, ждал ответа.