Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)
Шрифт:
В Пярте Тийвеле вспыхнул дух изобретателя. Он подался вперед, стараясь не пропустить ни единого слова. Луклоп тоже слушал с интересом, но подоплека этого интереса, как предполагали уумовцы, была иной. Начальника нередко видели с красным носом. Да и на торжественном открытии грязевого бассейна Тийна Арникас частенько останавливалась возле Луклопа со своей целебной настойкой.
Новоиспеченный лауреат Мадис Кээгель охотно делился своим опытом.
— Исходным веществом для псевдоконьяка является березовый сок, который надо брать от Betula verrucosa. Для завершенности вкуса и аромата я примешиваю сок Betula lenta. Но ничего не получится, если, приготовляя напиток, вы не
По-видимому, Мадису Кээгелю стало неловко, он съежился и извиняющимся тоном добавил:
— Я не могу сказать вам точного рецепта. Видите ли, я бы хотел запатентовать бетуляк.
— Валяйте! — весело воскликнул Луклоп.
— Но в патентном управлении не желают со мной разговаривать, — поморщился Мадис Кээгель. — Просто преступление, — ожесточился он. — У них отсутствует чувство ответственности за здоровье своего народа и всего человечества!
Мадис Кээгель перевел дыхание и вытер платком уголки рта.
— Я полностью разработал систему изготовления бетуляка. Я посвящал этому все свое свободное время. В первую очередь березовые посадки — вы только представьте, сколько надо учесть всяких факторов, чтобы обеспечить непрерывность производства. Гектары, количество берез на гектар, годы, которые потребуются на выращивание березы, среднее количество сока с одного дерева, бригады сборщиков сока, транспорт, количество фабрик, и не забывайте те тысячи дубовых рощ, которые пойдут на изготовление бочек! Хорошо, что у нас наконец-то открыли вычислительный центр, выполняющий заказы частных лиц. Иначе я бы не справился с этой гигантской работой!
Мадис Кээгель чуть не всхлипнул.
— Иногда я представляю себе — и это так воодушевляет меня, — как все человечество пьет один бетуляк. Мы упраздняем вытрезвители, противоалкогольное лечение, сколько семей нам удается уберечь от развала, насколько веселее становятся люди.
— Прекрасно, — сказал Луклоп, вставая. Он пожал руку Мадису Кээгелю. — Я надеюсь, — твердым голосом добавил начальник УУМ'а, — что как лауреат нашего конкурса вы найдете понимание и в патентном управлении.
Мадис Кээгель, взяв под мышку полученный приз — пластмассовую мельницу, — отступил к двери. Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но Луклоп уже листал какую-то толстую тетрадь с видом человека, настолько погруженного в свою работу, что мешать ему представлялось недопустимым.
Оскар вернулся в свой кабинет, и в ту же минуту зазвонил телефон.
— Я должна сейчас же встретиться с тобой, — повелительно сказала Керту.
Те же самые слова говорила ему в свое время Вийвика, когда звонила. Это было не так уж и давно.
— Я постараюсь уйти, — растягивая слова, ответил Оскар. Слушая выступление Кээгеля о блестящих перспективах, открывающихся перед бетуляком, Оскар почти забыл утренний инцидент. Теперь, предчувствуя продолжение неприятного разговора, он не испытывал ни малейшего желания встретиться с дочерью.
— Не постараешься, а придешь, — безапелляционным тоном заявила Керту и назначила место и время встречи. Такой решительности Оскар никогда раньше у дочери не замечал.
Подперев голову руками, Оскар вздохнул. Как ни мрачны были его предчувствия, он не смог сдержать улыбки при мысли о Мадисе Кээгеле. Такой же энтузиаст, как и Пярт Тийвель с его сахарным луком. Но по сравнению с Мадисом Кээгелем Пярту везло больше, его патент получил распространение во многих странах. Несмотря на это, Оскар не знал никого, кто бы отказался от прежнего лука в пользу сахарного. Сахарный
сорт Allium сера, по сравнению с которым обычный сладкий лук казался абсолютно горьким, не вызывал у потребителя восторга, ибо не выполнял функций лука, а был безвкусным, словно зеленый абрикос. И вообще, на сладкое можно было использовать иные, более подходящие для этой цели плоды.Оскар фыркнул про себя.
Этот козырь он использует.
Пярт Тийвель!
Хотя времени до встречи с Керту оставалось немного, Оскар поспешил в кабинет Луклопа.
Без всякого предисловия он начал:
— Пярт Тийвель недоволен результатами конкурса. Он заявил, что в УУМ'е покровительствуют полоумным, вместо того, чтобы поддержать толковых людей, которые в силах помочь решению проблем, имеющих значение для всего мира. Одно высказывание этого вольнодумца, — Оскар огляделся по сторонам и еще ближе наклонился к начальнику, — одно высказывание меня особенно возмутило. Он сказал: «Луклоп оказал на нас и на жюри давление, иначе никто не присудил бы первого места этому Мадису Кээгелю».
Луклоп схватил две сигареты, зажал их в уголках рта и одновременно зажег. Он редко делал так, но это было верным признаком того, что начальник УУМ'а разозлился.
— Вот и все, — закончил Оскар и на манер Мадиса Кээгеля отступил к двери. Пусть Луклоп переваривает. Оскар, кажется, попал в самую точку. Вероятно, Луклоп тоже считал новоиспеченного лауреата болваном, но теперь как-никак был задет его авторитет. Кроме того, Луклоп совершенно не выносил, если кто-либо сомневался в демократичности системы управления в УУМ'е.
Проходя мимо кабинета Тийвеля, Оскар через приоткрытую дверь заметил начальника первого отдела. Он неподвижно Сидел за столом, положив голову на руки и запустив пальцы в свои лиловатые волосы.
Оскар замедлил шаг, чтобы как можно дольше не выпускать Пярта Тийвеля из поля зрения. Он испытывал нечто похожее на сочувствие. До чего же странное существо человек, подумал Оскар, сердясь на самого себя.
И надо же было Ирис из тысячи и тысячи мужчин откопать именно Пярта Тийвеля! Что же связывало скромного научного работника с Ирис? Что-то непонятное и непреодолимое заставило робкого Пярта пойти в атаку — он сумел заручиться согласием Керту и составить коварный план. Оскару стало жутко перед тем непонятным, что скрывалось в Пярте, и о чем Оскар не имел ни малейшего представления.
Оскар остановился посреди тротуара, мешаясь под ногами у прохожих.
Загадочность натуры Пярта Тийвеля заставила Оскара сравнить себя со своим бывшим другом. Был бы он, Оскар, способен спустя десять лет преследовать Ирис, стремясь любой ценой сохранить ее для себя, если б возникла аналогичная ситуация между Ирис и каким-то мужчиной? Да, конечно.
Ты бы пополз за Ирис, пытаясь схватить ее за руки, воскликнул какой-то голос внутри Оскара. Нет, с издевкой произнес умудренный житейским опытом бесенок, годами сидевший в кармане жилета Оскара и хорошо знавший своего хозяина. Нет, издевался рогатый, едва ли — тем более, что через десять лет Ирис будет ровно на десять лет старше теперешней.
Через десять лет? Оскар что-то пробормотал про себя. Эти перекликающиеся голоса, словно наивные мальчишки, которые рассматривают годы, как статические единицы, нанизываемые, подобно бусинкам, на нить эпохи. Что будет через десять лет? Может быть, за это время мазерный или лазерный нож под ноль обреет земной шар, не оставив на нем ни одного живого существа. Меж корешков цивилизации будут ползать какие-то четвероногие существа, из которых в лучшем случае когда-нибудь снова разовьется питекантроп, а может, и не разовьется.